С Крылатова - Драматория

Как реликвию, я храню у себя партию чтеца, всю испещренную пометками Евгения Александровича. Для комплекта нот я заказала новую выписку этой партии взамен оставленного у себя редкого автографа на память о близком общении с выдающимся поэтом нашей эпохи.

Не знаю, как сейчас, а в 1979 году в Большом зале консерватории не было соответствующей аппаратуры - микрофона и динамиков, которые давали бы возможность голосу чтеца в моменты совместного звучания с хором и оркестром быть слышимым в зале. Из Симферополя на концерт приехала музыковед Майя Михайловна Гурджи, большая почитательница творчества Алемдара, и она договорилась с кем-то, выступавшим в Новоарбатском ресторане, о предоставлении высококачественного импортного микрофона для концерта в Большом зале. Еще один почитатель музыки Алемдара Караманова, тоже крымчанин, студент фортепианного факультета Института им. Гнесиных Сеня Сон раздобыл в своем студенческом общежитии динамики. Утром, в день концерта, на генеральной репетиции на сцене БЗК выяснилось, что мощности динамиков нехватает, и голос чтеца едва слышен.

И снова в экстремальную ситуацию вмешиваются высшие силы со своей, помощью в лице Альфреда Гарриевича Шнитке, бывшего однокурсника и большого друга Алемдара. Не представляю, чем мог бы закончиться весь этот переполох с непригодными динамиками, если бы Альфред Шнитке не пришел на репетицию, а присутствовал бы только концерте. Быстро уяснив ситуацию, Альфред Шнитке созвонился со своими друзьями и договорился с ними, что на концерт они дадут мощные импортные усилители. Помню, как я волновалась за сохранность этой дорогостоящей аппаратуры, когда мы с Сеней Сон бережно доставлляли её с квартиры композитора В. Мартынова в Большой зал, а потом отвозили обратно. Концерт был снова спасен.

Альфред Шнитке всегда очень внимательно относился к творчеству Алемдара. Помню, как в 1982 году после концерта в Колонном зале Дома союзов, где исполнялась двадцать третья симфония Алемдара "Аз Иисус" (тогда ей пришлось дать другое название - "Возрожденный из пепла"), Альфред подошел ко мне с поздравлениями и сказал:"Вот видишь, ты была неправа, когда говорила, что при жизни симфонии Алемдара не сыграют. Вот и сыграли". Чувствовалось, что музыка произвела на него сильное впечатление, и он был искренне рад огромному успеху этого концерта. Спустя три года в этом же зале был объединенный концерт, на котором среди других сочинении исполнялась "Весенняя увертюра" Алемдара. Альфред пришел, чтобы её послушать, и они с Алемдаром сели в одной из отдаленных боковых лож, а я устроилась позади них. В ожидании исполнения "Весенней увертюры" вынужденные слушать бездарную музыку, от которой у меня лично осталось впечатление неимоверного шума и грохота, они нашли себе развлечение в остроумнейшем комментировании по ходу звучания изысков чужой бесталанности, они резвились, как дети, соревнуясь в острословии и радуясь, как находкам, особенно удачным шуткам и остротам. Уже после случившегося с ним инсульта Альфред оказал неоценимую услугу Алемдару. В своем интервью с тогда исключительно популярным телеведущим Урмасом Оттом, передачи которого смотрел весь бывший Советский Союз, он назвал Алемдара гениально одаренным композитором, и на следующее утро в своем родном Симферополе Алемдар проснулся уже знаменитым. Еще не раз Альфред называл Алемдара гением в статьях и беседах, и именно его высказывания об Алемдаре цитируют сейчас в аннотациях к дискам Алемдара.

Моя благодарность Альфреду Шнитке совершенно особого свойства. С 1965 года Алемдар постоянно жил в Симферополе и в первый раз приехал к нам в Москву только спустя девять лет, в 1974 году. Он хотел показать свои новые сочинения нам, москвичам, и первым, кто пришел повидаться с ним и послушать его музыку, был Альфред. Две большие комнаты нашей квартиры - кабинет Евгения Павловича и гостиная - соединяются общей дверью. Алемдар сел за рояль, Альфред сел рядом, чтобы переворачивать страницы объемистого клавира, а я тихонько расположилась на диване в гостиной, и через открытую дверь мне все было отлично видно и слышно. Алемдар играл только что завершенную симфонию "In amorem at vivificantem", в переводе с латыни - "В любовь животворящую", слово "верую" в названии симфонии опущено. В первый раз в своей жизни я внимательно вслушивалась в звучащую музыку и всеми своими духовными силами старалась понять, постичь эти странные не привычные моему немузыкальному слуху кульминационные нарастания и всплески. И в один из моментов мощной кульминации я вдруг почувствовала, как неведомая сила стягивает меня с дивана, и мне хочется слушать эту музыку дальше, уже стоя на коленях. Впервые в жизни я испытала подобное экстатическое состояние, потом Алемдар объяснил мне, что возбуждение чувства экстаза и было задачей этой музыки. Вот с того памятного для мел дня, когда Алемдар играл симфонию "In amorem", а Альфред сидел рядом и переворачивал страницы клавира, началось мое постижение не только этой симфонии, но и понимание всей остальной музыки, уже написанной к этому времени Алемдаром. С присущей ему прозорливостью Алемдар инстинктивно осознавал мою тогдашнюю полную внутреннюю глухоту к его музыке, он не навязывал мне прослушивание своей симфонии, даже не звал в кабинет, и не для меня с таким вдохновение играл. Если бы не это потрясающее, проникновенное исполнение для одного Альфреда, возвозможно, для меня ещё долго оставался бы закрытым бесконечно прекрасный мир духовно содержательной музыки.

Альфреду Шнитке понравилась и услышанная им спустя несколько лет уже в оркестровом звучании девятнадцатая симфония "Кровию Агнчею", исполненная в 1977 году в Киеве. Оставаясь верным авангардизму, Альфред все-таки одобрил и поддержал новое направление в музыке Алемдара. Историческая аналогия - "и в гроб сходя, благословил". Так что моя глубокая душевная благодарность всемирно известному композитору Альфреду Шнитке, прах которого ныне покоится на Ново-девичьем кладбище в г. Москве, и за слова, сказанные об Алемдаре и по сей день помогающие ему в жизни, и за мое музыкальное прозрение.

Нелегко и непросто жить рядом с гениями. У них свое понимание окружающего мира и редкостное умение не обращать внимания на крайне важные жизненные обстоятельства и детали. Дней за десять до концерта я выделила деньги и послала Алемдара в кассы БЗК купить билеты на концерт для нас, наших знакомых и тех лиц, чьи фамилии и адреса продиктовал по телефону Евгений Евтушенко - им надлежало достави тьбилеты в конвертах. Алемдар вернулся домой с билетами в блаженном состоянии, растроганный, размягченный. Из его рассказов я поняла, что благостный восторг был вызван афишей предстоявшего концерта, перед которой он долгое время простоял в радостном изумлении, любуясь своей фамилией, выведенной на афише крупными буквами, - именно это обстоятельство его особенно восхищало. Послушав его восторги, я инстинктивно заподозрила что-то неладное, но недоброе предчувствие быстро развеялось, хлопот и забот было предостаточно, и я даже толком не успела осознать всю важность ниспосланного мне предвестия. В очередной раз высшие силы вмешались в дело спасения концерта в лице приятеля Евгения Павловича Арнольда Порка. Заехав проведать Евгения Павловича и услышав о концерте, он взял почти все ещё остававшиеся у меня билеты для того, чтобы раздать их слушателям той академии, где он читал лекции. Билетов нехватало, и утром во вторник, 16 января, я поехала в кассы БЗК. Афиша на стендах БЗК, перед которой в эйфории простаивал Алемдар, эйфории простительной, поскольку он видел подобную афишу в первый раз в своей жизни, - меня ужасно расстроила. Да, действительно, фамилии Алемдара Караманова и Константина Кримца были написаны достаточна крупными, издалека видными буквами, а вот фамилия Евгения Евтушенко, для художника, писавшего афиши БЗК, видимо, так мало значившая, была указана в перечне прочих исполнителей так незаметно, что разобрать её можно было, лишь подойдя к афише на очень близкое расстояние.