Татьяна Кухта - Ратанга

Он замолк, глаза у него горели. Одержимый, подумала она,

- Что это?

- Женские побрякушки. Если их найдут при тебе, ничего не заподозрят.

- Я не боюсь. Как это послужит мести?

Он колебался.

- Я привыкла знать. Или владыки разуверились?..

- Их хозяйка - Серая Дева.

Ей не надо было переспрашивать. В этой шкатулке - смерть. Медленная и неотвратимая. Серое крыло накроет залитую огнями Ратангу. Да, это месть...

- Давай.

Шкатулка была тяжела. И что-то чуть слышно побрякивало внутри. У него тряслись руки, а когда она взяла шкатулку, на лице его отразилось облегчение, и она усмехнулась - впервые за весь вечер.

- Ты должен уйти сегодня?

- Нет, задержусь, - он облизал губы.

- Дай мне нож.

Он помялся, потом вытащил из рукава нож-икол с тонким длинным клинком. Оружие убийц.

- Есть у тебя еще?

- Да.

- Хорошо. Теперь иди. Стой! - на подняла руку. - Что там?

Он повернулся резко, и тогда она ударила ео ножом между лопаток. Повторять удар ей не пришлось.

При нем была еще одна шкатулка. Икол. Несколько монет. Кресало. Больше ничего. Она стащила мертвеца в погреб. Потом развела в очаге огонь. Положила на угли обе шкатулки. Старое дерево прогорело не сразу. Почти до утра сидела она на корточках перед очагом, подкладывая ветки.

Гамаюн. Бой.

Еще вчера пылала огнями Ратанга - горсть сияющих светлячков на ладони горы. Сегодня от праздничных огней остались лишь угли. Еще более черной громадой на черном небе возносился над валами город, и ни один огонь не мелькнул живой искрой из тьмы.

Темно было и на валах, даже сторожевые костры погашены - будто вымерло все. И только из стана кочевников доносились с порывами ветра шум и лязг оружия, и пылали алыми точками во мраке далекие костры...

Я спустилась с вала. Ветер отдувал с головы капюшон плаща. Внизу часовой, вынырнув из мрака, негромко оклинул меня и, услышав ответ, снова растворился в темноте. А я пошла дальше, и казалось мне, что никого больше не существует на свете...

Задумавшись, я шла вперед, пока не наткнулась на туго натянутую парусину это были палатки вождей. Следовало уйти отсюда, мне, простому воину, здесь не место. И кого мне искать? Кому дело до меня сегодня, перд последним боем? Я прибавила шаг, обошла палатку и отпрянула, различив неясную фигуру человека.

- Эй. кто здесь? - окликнул знакомый голос, и уменя отлегло от сердца, потому что этоыл Вентнор. И что-то сладко дрогнуло внутри, потому что я поняла, зачем бродила бесцельно полночи по уснувшему лагерю. Чтобы увидеть его.

- Кто? - повторил он резко, и я спохватилась.

- Это я, Вентнор.

- Эгле? - он подошел совсем близко, и можно было различить его лицо. Почему ты здесь?

- Не спится.

- Напрасно, - сказал он. - В бою рука должна быть твердой, если не хочешь погибнуть.

- А если хочу?.. - вырвалось у меня, и я тут же пожалела об этом.

- Не спеши умирать, - сурово сказал Вентнор. - Ты на это еще права не имеешь.

- Как так?

- Другие, достойные, умирают, а им бы жить да жить. А ты, девчонка еще, смерти ищешь? не выйдет.

- Спасибо за урок, - голос у меня дрогнул,и я шагнула было прочь, но Вентнор удержал меня.

- Не сердись, Эгле, - проговорил он мягче. - Но перед боем такие черные мысли...

- Тебе-то что? - перебила я. - Тебя беспокоят мои мысли, да? Не бойся, я и так буду сражаться, как все.

- Я знаю, - он вздохнул. - Что с тобой, Эгле? Ты... боишься?

- Нет, - ответила я горько. - Мне нечего бояться, Вентнор. И разве ты защитишь меня от страхов?

- Я? От страхов? - переспросил он удивленно. - О чем ты?

- Ни о чем! - оттолкнув его, я бросилась прочь. Он окликнул: "Эгле!", но я не остановилась.

Горько мне было, горько и больно оттого, что я не смогла сказать Вентнору то, что хотела. "А он ничего не понял", - с той же горечью упрекнула я, хотя он ни в чем не был виноват. И я знала теперь, что никогда больше не заговорю с ним об этом. Это ни к чему, это никому не может принести радости.

Я бежала долго, не разбирая дорги, спотыкаясь, потом устала, пошла медленнее. Провела ладонью по щеке - мокрая, а я и не заметила, что плакала... Боль моя затихла, свернулась клубочком в груди, неопасная теперь, но я знала, что она скоро проснется... Я облизнула губы, горькие и сухие, как будто я по ошибке выпила отраву. Ну, пусть. Пусть все будет, как есть.

Во мне было сейчас два человека. Одна Эгле молча корчилась от боли и яда, другая шла по сонному лагерю, вглядываясь в темноту, разыскивая стоянку Лунных Всадников. Почти у самой коновязи, когда я уже видела свой стяг и около него неподвижную фигуру часового - невысокий, закутанный в плащ воин прошел мимо, задев меня плечом и не сказав ни слова. Бледный ночной свет на мгновение коснулся еголица - нет, не лица, а маски, скрывавшей лицо. Воин давно исчез, а я все не могла сдвинуться с места. До чего же он похож на Странницу! Но зачем ей сейчас маска?..

Бой похожна тяжелый труд. Я и раньше слышала такое, но чо это означает, поняла лишь сейчас. Пот заливал глаза. Болели изрезанные тетивой ладони. Сдавливал горло кожаный ворот куртки. Не глядя, я хватала стрелу из колчана она скользила в онемевших пальцах. Крики, топот, треск огня, исступленный вой кочевников лишь вначале обрушились на меня, а потом я слышала одно: назойливый, звенящий гул тетивы, и казалось, что лопается небо. Безоблачное, жаркой дымкой затянутое небо. И неотвязная жаждакашлем разрывала горло.

Все оборвалось внезапно. Еще мгновение назадкипел бой, и лязг оружия был невыносим, и вдруг наступла тишина, лишь шипело пламя - подожженная зачем-то кочевниками роща вдалеке...

- Идем, Эгле, - сказал мне кто-то, я не разлядела, кто. - Все.

- Кончилось?.. - переспросила я.

- Идем, - повторили сердито, и я узнала Тлели. - Боско требует тебя. Он ранен.

- Боско?..

- Его хотят унести, а он отказывается. Идем.

Я шла за ней, спешила, обгоняя утомленных, грязных, окровавленных воинов, возвращавшихся с поля боя. Под наветренную стену, в заранее поставленные палатки сносили раненых, и тут же хлопотали сиделки и лекарки из Дома Исцеления. Я увидела Танис,она громко распоряжалась, кого прежде класть на возы. Тлели окликнула ее, но она расслышала не сразу, а. расслышав, обернулась с самым свирепым видом:

- Ах, это ты?! Ну, здрава будь, воительница! Иди-ка, успокой нареченного!

- Кого? - подавилась я этим словом.

- Нареченного, ну! Ровно теленок, уперся. Иных забот у нас нет...

Она отвернулась, ворча, и сразу позабыла о нас, а Тлели подтолкнула меня, и только сейчас я увидела Боско. Он полулежал на самодельных носилках, покрытых плащом. Куртка на груди была разрезана, и в разрезе белела свежая повязка. И правый бок тоже был перевязан.

- Эгле, - позвал он необычно слабым голосом, и мне вдруг стало его ужасно жалко. Я присела у носилок, поправила его неловко лежавшую руку. Боско улыбнулся: