Леонид Андреев - Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913

Тревожно ходит по комнате.

Ты ужасный, ты невероятный человек, Сергей! Ты одним движением вот этого лба опустил меня в такую глубину, в такой преисподний мрак… Я удивляюсь, что ты еще не ударил меня.

Сергей.Это Саввич говорит, что я каторжник. Охота тебе повторять.

Сторицын.Это надо сделать. Ты человек запасливый, у тебя наверно есть водка, — принеси, Сергей.

Сергей.Пить будешь? Тебе вредно. И зачем это, папа? Ничего ведь не переделаешь, а только болен будешь. Лег бы лучше, ей-Богу.

Сторицын.Да что я с тобой — стесняться буду? Теперь?.. Живо, слышишь?..

Сергей.Слышу, мне все равно. Дверь заперта.

Сторицын.Возьми.

Сергей выходит. Сторицын быстро шагает по комнате, бросая отрывисто и громко:

А! Профессор Сторицын! Красота и нетленное! Мученик и страдалец! Чистота и незапятнанность, да? А низкий лоб не хочешь? А проборчик не хочешь? А духи не хочешь?

Елена Петровна (с порога) . Клянусь Богом, Валентин, если ты будешь пить, я в окно брошусь, я за Саввичем пошлю! Ты не имеешь права так издеваться над нами!

Сторицын.Уйди!

Елена Петровна (падая на колени) . Я на коленях прошу. Модест, брат!

Модест Петрович (плача) . Можно мне войти, Валентин?

Сторицын.Нет, нет. Уходите.

Елена Петровна (вставая покорно, дрожа) . Хорошо. Но только помни, Валентин, что я… я твоих детей хоронила.

Сергей.Ну иди, иди, мама!.. Теперь уже нечего. Дядя Модест, возьми же ее. Ну?

Сергей затворяет дверь и ключ кладет на стол.

Вот коньяк, только много не пей. Закусывать, наверно, не будешь, а то я достану.

Сторицын.Нет. Почему одна рюмка? Ты будешь пить со мною.

Сергей (угрюмо) . Нет.

Сторицын.Не станешь?

Сергей.Нет.

Сторицын (пытаясь засмеяться) . Что ж, пожалуй, ты и прав. Что это, рюмка? Нет, брат, оставь. Вот это будет (выплескивая из стакана остатки чая) моя, как это говорится, посудина. Видишь, немного ума никогда не мешает.

Сергей.Так скоро напьешься с непривычки.

Сторицын.За твой принцип! Я не шучу. (Пьет и кашляет.) Так. Я не шучу! Вообрази, что мне мой ум тоже стал… вдруг отвратителен, и я не хочу его. Почему этому не быть? За дураков и профессора Сторицына! Наливай!

Сергей (наливая) . Мне все равно.

Сторицын (пьет) . Нет, не все равно. Завтра всем расскажи в гимназии, что твой отец был пьян. Слабый коньяк! Расскажи.

Сергей (становясь все угрюмее) . Зачем же я буду рассказывать?

Сторицын.Эх, жаль, что твои балалайки ушли! (Садится и смеется.) Сережа, а коньяк-то действует?.. Странно. Налей-ка еще, Сережа, завтра я куплю тебе балалайку.

Сергей.Не надо мне балалайки. Спать бы ложился, папа.

Сторицын (наливает и пьет) . Надо! Милый ты мой Сережа, бедный ты мой мальчик… (Опускает голову и задумывается, Сергей молча смотрит на него.) Что?

Сергей.Ничего. Спать иди.

Сторицын.Оставь! Сережа, мальчик, скажи, ты, наверное, влюблен в кого-нибудь, а?

Сергей.Да, как водится.

Сторицын.Да?

Сергей.Да.

Сторицын.Но какой я!.. конечно, конечно. Я уже и забыл совсем, что ты мальчик…

Сергей.Ну, не совсем.

Сторицын.И что ты теперь как раз переживаешь ту пору, когда расцветают цветы. Налей. Я сегодня всю дорогу вез цветы, а их бросили в угол. Кому мешают цветы? Кто может ненавидеть цветы так, чтобы бросить их в темный угол? Мои цветы.

Сергей.Папа, кто эта княжна, которая бывает у нас? Гордая очень.

Сторицын (машет рукой) . Не надо. (Пьет.) Вздор! Почему у меня не завешены окна сегодня? Странно. Я их сам завесил. Теперь мне кажется, что вся улица смотрит на меня… Ну — смотри! Что? Хорош? Ага!

Сергей.Завесить, папа? Я завешу.

Сторицын.Вздор! (Наклоняясь к сыну.) Так кто же она, Сережа, говори. Гимназистка?

Сергей.В этом роде.

Сторицын.Цветы, цветы… Ну и как, Сережа, ты счастлив, скажи. Ах, брат, я так хочу, чтобы ты хоть немного был счастлив, бедный ты мой мальчик. Забудь ужасы этого дома, скажи мне как другу, что ты хоть немного узнал это… это… (Нежно и мечтательно улыбаясь.) Понимаешь? Фу, я пьян.

Сергей.Мы с нею живем, папа.

Сторицын.Что-о?

Сергей.Не беспокойся, мы принимаем меры. Не пей больше, это глупо. На тебя противно смотреть! Зачем ты мне делаешь такое лицо? Ты не смеешь делать такое лицо, я маму позову.

Сторицын перестает смотреть на сына и смеется, пьяно грозя пальцем.

Не умеешь пить, так не надо, никто не просит. Я маму позову.

Сторицын.Сережа? А что, если мы поедем с тобой туда? Понимаешь — куда все ездят? А? Вот будет штука капитана Кука. Откуда это: штука капитана Кука? Сергей! Я требую! Приобщи меня к твоему ничтожеству, к великой грязи мира сего… Унизь меня, Сергей, унизь.

Сергей.Оставь, пожалуйста, надоело. Ты пьян!

Сторицын.А я требую! Вези меня, куда сам знаешь. Свали меня на площадь, как падаль, грязный мусор… улыбка божества! Городовой, в участок профессора… как его… Сторицына!.. Ага! Давай руку, Сережка.

Сергей.Убирайся от меня. Ты пьян. У, как напился, противный!

Сторицын.К дьяволу на рога его, Сторицына!.. болтуна!.. красавца! На колени, Сторицын, перед низким лбом, а иначе… (Вдруг страшно бледнеет и хватается за грудь, прежним голосом.) Постой!.. Сердце! Воды!

Падает в кресло, хрипя.

Сергей (не смея подойти) . Папа! Ты пьян. Папа! Встань!

В двери отчаянный стук и голоса.

Занавес

У профессора Телемахова вечером следующего дня, то есть в понедельник. Часов около одиннадцати; на дворе дождь и сильный ветер. Кабинет-приемная Телемахова. Судя по крупным размерам комнаты, по тяжелым пропорциям дверей и окон — квартира находится в одном из казенных зданий. Потолок белый, почти без орнамента; обои светлые, мебель темная. Два дивана и кресла обтянуты дешевой кожей или клеенкой под кожу. Книг много, но обилие их не так заметно, как у Сторицына, благодаря строгому порядку. Несколько физических приборов, небольшая электрическая машина. Полное отсутствие чего-либо, предназначенного для украшения или хотя бы для смягчения прямых, тяжелых и четких линий. Окна, выходящие в сад или на пустырь, не завешены; в одном открыта большая форточка. Кроме лампы на столе, горят еще две лампочки, одна висячая, обе с белыми колпачками.

Телемахов что-то читает, но либо чтение дается с трудом, либо мешают мысли: часто подергивает себя за бородку, ворошит короткие с проседью военные волосы. Уже сильно нетрезв, но продолжает пить красное вино. Форменная серая тужурка полурасстегнута. На кожаном диване, лицом к Телемахову, лежит Володя, следит, как он читает, как пьет вино, как ворошит волосы. При сильных порывах ветра оба поворачиваются к окнам и прислушиваются. В крепости изредка стреляет пушка, предупреждая о наводнении.