Михаил Салтыков-Щедрин - Том 7. Произведения 1863-1871

…ежели подрядчик притесняет рабочих <���…>, им говорят: «Подождите, любезные! потерпите!» — В статье Безобразова «Наши охранители и наши прогрессисты» ( РВ , 1869, № 10) рассматривался вопиющий случай притеснения рабочих на строительстве железной дороги и выражались надежды на постепенное улучшение их положения в будущем. С ней Салтыков незадолго до «письма» полемизировал в статье «Человек, который смеется» ( ОЗ , 1869, № 12; т. 9 наст. изд.).

…концентрировать эту энергию в одном вместилище. Безобразие разделения властей ныне вполне сознано … — Речь идет о проекте сосредоточить власть на местах в руках губернаторов и «упразднить состоящие при них коллегиальные учреждения — губернское правление и полицейские управления» ( МВ , 1871, № 12, 16 января). «Безобразие разделения властей» — очевидно, дореформенное разделение функций местного управления между администрацией и сословными органами дворянства. В ходе реформ 60-х годов у губернаторов сосредоточилась вся административная власть, включая контроль над местной полицией, — реформа уездной полиции 1862 г. передала в их руки право назначать исправников, прежде выбиравшихся дворянами. По закону 22 июля 1866 г. губернаторам было подчинено и большинство губернских учреждений министерств.

Широковещательность — эзоповская формула Салтыкова, включающая понятие бесконтрольности, произвола, всей полноты исполнительной и законодательной власти (в 1869–1871 гг. дебатировались проекты предоставления губернаторам права издавать «постановления и распоряжения» о «благочинии и благоустройстве», о «предупреждении и пресечении преступлений», которые обладали бы силой закона в пределах управляемых ими губерний — МВ , 1871, № 12, 16 января).

> …давая нашей деятельности направление исключительное (в смысле бесповоротной строгости), <���…> можем достигнуть результатов очень нешуточных. — В ОЗ далее следовало разъяснение: «Этим способом мы скорее, нежели всякими другими пальятивами, сумеем доказать несостоятельность принципа, во имя которого мы действуем — это бесспорно». Эта мысль очень существенна для сатирической поэтики Салтыкова 70-80-х годов. В его гротескных, фантастических образах и сюжетах доводились до логического предела, до «всех последствий» краеугольные принципы господствующего строя, что позволяло особенно наглядно демонстрировать его несостоятельность.

…Чингис-хан, Батый, Аттила <���…> сожгли, разрушили, разорили <���…> Если люди кричат известному явлению «довольно!», то это значит, что оно им не надобно … — Имена монгольских завоевателей Чингис-хана и Батыя (XII–XIII вв.) и предводителя гуннов Аттилы (V в.) служили в революционно-демократической публицистике общепринятым обозначением царского самодержавия. Салтыков эзоповски проводит здесь мысль о том, что оно изжило себя.

Картина просветительно-опустошительных подвигов <���…> своего рода «Последний день Помпеи» <���…> мысль немеет . — Салтыков уподобляет зрелище произвола, поборов и усмирений, составлявших «цивилизаторскую деятельность» пореформенных администраторов, картине К. Брюллова « Последний день Помпеи » (1830–1836), изображавшей неотвратимую стихийную катастрофу, массовую гибель жителей Помпеи под вулканической лавой. Герцен также считал это изображение всеобщей человеческой трагедии, вызванной слепой неостановимой силой, символическим воплощением общественной атмосферы самодержавия (см. «О развитии революционных идей в России». — Герцен , т. VII, стр. 330–331).

…человек, у которого нет ничего, кроме энергии … — Таков именно образ градоначальника Брудастого, созданный Салтыковым в «Истории одного города».

Впервые — ОЗ, 1870, № 4, отд. II, стр. 276–288 (вып. в свет 9 апр.).

При подготовке к изд. 1882 Салтыков переработал и сократил «письмо». Приводим три варианта текста ОЗ.

К стр. 316, после абзаца «Но этого еще недостаточно…»:

Ежели, по их мнению, даже перед громом нет надобности трепетать, то каким же образом следует себя вести, например, относительно станового пристава? И что всего ужаснее — никак их нельзя в этих революциях уличить! Чувствуешь, что в словах их есть что-то неладное, а что такое — сам черт не разберет!

— Позвольте, милостивый государь! вы сейчас изволили сказать, что инстинкты животных определяются условиями жизни… так, кажется, я расслышал?

— Точно так, ваше превосходительство.

— Однако ж, казалось бы, что и предусмотрительная архитектоника природы с своей стороны…

— Точно так, ваше превосходительство.

— Извольте, милостивый государь, продолжать!

И продолжает. Ни о ком из господ становых не упоминает, а между тем чувствуешь, что каждое его слово так и брызжет становыми…

Как уличить, что инстинкты животных определяются не условиями жизни, а чем-то другим… хоть бы, например, распорядительностью становых? Что такое инстинкты? какое это слово? что такое условия жизни? Становой пристав представляет ли собой условие жизни или нет? что такое самое животное? животное ли, например, человек, или животными называются… только животные? Как с этим быть неспециалисту? Пожалуй, начнешь уличать, да так застрянешь, что потом и не вылезешь! И какой иезуитский ответ… именно иезуитский! «Точно так, ваше превосходительство!» Что ни спроси — все «точно так!». Смеется он или серьезно говорит — сам В. П. Безобразов его не поймет! [256]Что же делать-то, спрашиваю я вас, что же делать-то? Ведь этак, пожалуй, придется смотреть, как они революции разводят, да помалкивать! Или…

За этим «или» следует совершенно естественный переход к соображениям о том, какие полагается возможным предпринять меры к освобождению русской жизни от одолевающих ее специалистов и кудесников.

К стр. 324, после абзаца «Как ни больно, но придется…»:

Как скоро состояние бессознательности прекращалось, несправедливость единоторжий выяснилась сама собою, но, к сожалению, не выяснились средства к выходу из него. А средство тут одно: освобождение знания и умения из-под гнетущего контроля энциклопедизма строгости.

К той же стр. Заканчивалось «письмо» в ОЗ следующим текстом после абзаца «Можно бы привести здесь множество примеров…»:

И не только живут, но даже имеют настолько силы, чтобы небезуспешно упорствовать в своих заблуждениях…

«Письмо одиннадцатое» непосредственно продолжает тему «Письма десятого». Салтыков подвергает здесь рассмотрению отношения дворянско- чиновничьего общества провинции к знанию, науке, страх перед ними как началами разрушительными, «посягающими» на привычный уклад жизни. Тема данного «письма»: представляют ли собой « творческую силу » невежество, обскурантизм — неразлучные спутники произвола, поднявшие голову в связи с усилением реакции.