Михаил Салтыков-Щедрин - Том 8. Помпадуры и помпадурши. История одного города

…уже успевшему погубить родственницу Райского. — Речь идет о Вере, героине романа Гончарова «Обрыв».

В Навозном… спасался Пустынник… Любил он в меру поесть и в меру же выпить, а еще более любил других угостить. — Хотя, как сказано выше, город Навозный связан в самом своем названии с впечатлениями Салтыкова от Пензы, образ Пустынника непосредственно восходит к Твери, а именно к епархиальному архиерею Филофею, епископу тверскому и кашинскому, с которым Салтыков был близко знаком в бытность тверским вице-губернатором (1860–1862). Рясофорный крепостник в политике, «преосвященный Филофей» был хлебосольным хозяином и вместе с тем светским бонвиваном и даже распутником в быту. О радушии, веселости, гастрономической тонкости приемов в Трехсвятском монастыре, загородной архиерейской резиденции, так же как и об артистическом монастырском пении, говорила «вся» Тверь. Салтыков не раз бывал на этих приемах. Впечатления сатирика от своеобразной личности тверского иерарха отразились, кроме комментируемого текста, в образе Пустынника же из очерка 1862 года «Наш губернский день» (см. т. 3 наст. изд.) и в не предназначавшейся для печати «детской сказке» 1880 года «Архиерейский насморк».

До зде — доселе, доныне (церковнослав.).

Свобода-с! несменяемость-с! — лозунги буржуазного демократизма (несменяемость судей и другого судебного персонала).

…песни пою — цензурное инословие: подразумеваются церковные песнопения.

…дух праздности, уныния и любоначалия… — слова из православной великопостной молитвы: «Господи и владыко живота моего!..»

«…из Пронска пишут: вчера наш помпадур, будучи на охоте, устроенной в честь его одним из подгородных землевладельцев, переломил пастуху ребро » … — Салтыков говорит здесь о преступлении, совершенном в августе 1873 года рязанским губернатором Болдаревым. Об этом факте рассказывает H. H. Кузнецов (« Салтыков-Щедрин в воспоминаниях… », стр. 521).

Впервые — ОЗ, 1874, № 4, стр. 429–451 (вып. в свет 17 апреля).

Рукописи и корректуры не сохранились.

В отдельном издании цикла 1879 года в текст рассказа был внесен ряд незначительных стилистических изменений и опущено имевшееся в первопечатной публикации рассуждение Быстрицына о нигилистах (см. стр. 208 после слов: «Это сословие нигилистов» до «— Итак, ты совершенно отвергаешь…»). Изъятие этого острого политического места из книги, издававшейся в крайне тяжелом, в цензурном отношении, 1879 году («страшном году», по определению Салтыкова) было, несомненно, предпринято не по творческим соображениям, а в качестве меры предосторожности против возможного преследования книги после ее выхода карательной цензурой. В настоящем издании рассуждение о нигилизме восстанавливается в основном тексте по первопечатной публикации «Отечественных записок».

«Зиждитель» написан вскоре после выхода в свет первого отдельного издания цикла, вероятно, в феврале — марте 1874 года. Салтыков высмеивает в рассказе «зиждительскую» деятельность губернских администраторов, осуществляемую чисто бюрократическим путем. Он показывает, что даже искренние намерения отдельных представителей власти улучшить народное благосостояние и поднять народную нравственность, если эти намерения проводятся методом административного своеволия, — по существу противонародны и означают на деле лишь произвол и насилие власти. Такая «зиждительская» деятельность — одна из форм правового беззакония, духом и делами которого проникнут весь режим самодержавной власти.

К сатире «Зиждитель» вдохновила Салтыкова фигура и деятельность пензенского губернатора А. А. Татищева, о котором писали в начале 70-х годов почти все газеты и журналы, в том числе и «Отеч. записки». В февральской книжке этого журнала за 1874 год «зиждительным» подвигам Татищева посвятил несколько страниц Н. К. Михайловский в своих «Литературных и журнальных заметках», а в апрельской, в той самой, в которой напечатан рассказ Салтыкова, к этой же теме еще раз обратился Н. Демерт в отделе «Наша общественная жизнь». Михайловский писал:

«В то время как Щедрин и кн. Мещерский [236]штудируют, каждый с своей точки зрения, деятельность помпадуров и градоначальников, нарождаются новые типы губернских администраторов, приводящие в восторг известную часть нашей печати. Такому восторгу предаются «Московские ведомости» в № 30-м, по поводу деятельности бывшего крестецкого предводителя дворянства, а ныне пензенского губернатора А. А. Татищева. Под самым непосредственным влиянием этого деятельного администратора, в Пензенской губернии составилось 1002 приговора о мерах против пьянства в кабаках, 94 — о совершенном уничтожении кабаков <���…> Далее, под тем же непосредственным влиянием г. Татищева, 1992 селения общества, состоящие из 448 144 душ, еще в 1872 году разделили свои земли между домохозяевами на продолжительные сроки, так что в настоящее время остается лишь 33 277 душ, не поделивших общинных земель <���…> Наконец, по мирским же приговорам и по увещанию того же губернатора, разными сельскими обществами приобретено для улучшения породы крестьянских лошадей около 500 жеребцов».

Все эти решения «мира» — и о приобретении жеребцов, и о разделе общинных земель — возникли, что особенно восторгало «Московские ведомости», с которыми полемизировал Михайловский, не вследствие распоряжений каких-то исправников, а потому, что губернатор «самолично объезжал около двух лет губернию, посещал волости, собирал сходки… Везде он беседовал с крестьянами, увещевал их составлять вышеупомянутые приговоры». «…Невольно возникает вопрос, — резюмировал свое отношение к «зиждительным» подвигам Татищева Михайловский, — что как каждый губернатор будет вводить свои principes во вверенной ему губернии этим способом? Один, не упуская, разумеется, из виду взыскания недоимок, побудит крестьян к коннозаводству, другой — к садоводству или разведению фруктовых деревьев. Один отдалит сроки переделов, а другой похерит общину совсем». «Во всяком случае, — заключал Михайловский, — радоваться такому своеобразному расширению губернаторской власти, кажется, нечего» ( ОЗ, 1874, № 2, «Современное обозрение», стр. 343–345).

Статья Михайловского и приведенные в ней материалы послужили фактической и публицистической основой для художественно-сатирической разработки Салтыковым темы об «административном творчестве» высших царских чиновников, о том их «зиждительстве», которое «разом коверкает целый жизненный строй» [237]. Следует заметить при этом, что ни Михайловский, ни Салтыков не касались существа своих взглядов на общину, которые не совпадали [238], что и оговорено в «Зиждителе» словами Глумова: «Хороша ли сельская община, или дурна, препятствует ли она развитию производительности, или не препятствует — это вопрос спорный…» Но оба они были солидарны в деле очередного протеста с демократических позиций против административно-бюрократических методов «благодетельствования» масс.