Виктор Клюшников - Марево

— Имѣю честь поручить себя вашему сіятельству, неизвѣстно для чего говорилъ дежурный, откланиваясь графу съ крыльца, безъ шляпы, съ заискивающею улыбкой.

Бронскій торопилъ кучера, развалясь на подушкахъ.

— Buona sera! Buona se-e-e-ra! напѣвалъ онъ, посмѣиваясь и покачиваясь въ экипажѣ. Прохожіе, останавливаясь, съ завистью любовались кровными сѣрыми рысаками.

Въ то же утро, едва Доминовъ увидалъ вошедшаго Русанова, взялъ его подъ руку, и отошелъ въ сторону.

— Я не могу нахвалиться вами, началъ онъ: такой распорядительности, такой дѣятельности, я право не ожидалъ; нынѣшніе студенты… охъ!

Русановъ поклонился.

— Это заслуживаетъ особеннаго поощренія; не останавливайтесь на полдорогѣ. Я не доволенъ секретаремъ, это мѣсто будетъ ваше. Не обращайте вниманія на толки здѣшнихъ служакъ; это люди съ толкучаго рынка: они дотягиваютъ свою лямку. Найдутся другіе, которые отдадутъ вамъ справедливость… Постойте, есть еще частное дѣльце, объясните мнѣ, что это значитъ?

Доминовъ показалъ ему какую-то бумагу. Русановъ взглянулъ и покраснѣлъ.

— Какъ это… я… такъ? могъ онъ только проговорить. Въ концѣ бумаги вмѣсто его подписи значилось: Инночка.

— Ничего, ничего. Выскоблить и сандаракомъ потереть, вотъ и все. Не въ томъ дѣло. Вы ужь не влюбились ли? говорилъ Доминовъ, слегка подтрунивая. — Смотрите Владиміръ Иванычъ, не дайте маху! Передъ вами прекрасная карьера, у васъ отличныя способности… Положимъ, женитьба дѣло тоже хорошее. если вы возьмете за женой тысячъ пятьдесятъ, шестьдесятъ, это не помѣшаетъ, даже выдвинетъ васъ. Но вотъ бѣда: въ ваши лѣта такъ не женятся.

Русановъ улыбался.

— Вы извините меня пожалуста; я говорю по дружбѣ и по опыту. Это имя напомнило мнѣ одну госпожу, извѣстную своею эксцентричностью, и я такъ только предостерегаю васъ. Мы, новые люди, должны крѣпко стоять другъ за друга, прибавилъ онъ, пожимая руку Русанову.

Въ началѣ августа уѣздный городокъ замѣтно оживился, открылась ярмарка. Вдоль по главной улицѣ и на всей площади потянулись ряды палатокъ съ краснымъ товаромъ, возы со всевозможными фруктами, рядна съ деревянною и глиняною посудой. За городомъ въ полѣ пасся табунъ лошадей въ дощатой загороди. Покупатель на свое счастье и на потѣху зрителей забрасывалъ арканъ; поднималась бѣготня, ржанье, и пойманнаго степняка выводили при одобрительныхъ крикахъ толпы. Два ремонтера ругались съ барышниками. На перекресткахъ сидѣли бабы съ мѣшками вареныхъ раковъ; ихъ тутъ же поглощали мѣстные гастрономы на мѣдныя деньги. Губернская и уѣздная аристократія каталась въ разнообразныхъ экипажахъ; помѣщики толкались на торгу. Тамъ и сямъ расхаживали продавцы пряниковъ и прочей мелочи. Въ толпѣ любопытныхъ проворный Жидокъ предлагалъ испытать фортуны на попорченной астролябіи; кто поставить сразу алидаду на извѣстную черту — тому карбованецъ; промахнется — давай гривну; и много гривенъ перешло въ карманъ хитреца. Хотѣли ужь побить его, но вмѣшалась полиція. Большой кружокъ народа собрался подлѣ фонарнаго столба съ длинною афишей; на ней было изображено крупными буквами:

"Съ дозволенія начальства, труппою путешествующихъ артистовъ представлено будетъ, съ участіемъ мѣстныхъ любителей, подъ дирекціей Шураховскаго…." Потомъ шло исчисленіе піесъ, изъ которыхъ одна была малороссійская и въ заключеніе обѣщался дивертисементъ съ танцами, пѣніемъ, чтеніемъ стиховъ и чуть не фейерверкомъ.

— Cousin! кричала Юленька, высовываясь изъ кареты:- venez donc!

Коля подбѣжалъ къ дверцамъ.

— Что это вы покупаете?..

— Конфедератку, важно отвѣтилъ онъ, показывая ей четырехугольную шапку, съ мерлушковымъ околышемъ.

— Возьмите намъ ложу, поближе къ сценѣ. Вы будете, конечно?

— Непремѣнно, устраивается демонстрація…

— Ну, то-то!

Карета покатилась.

На дворѣ предводительскаго дома, въ просторномъ манежѣ устроили сцену. Наскоро отгородили полукругомъ рядъ ложъ, поставили стулья, а позади ихъ горкой возвышались скамьи для галерки, какъ называли студенты раекъ. Въ семь часовъ театръ наполнился. Въ ложахъ рисовались дамы декольте. Изъ послѣдней къ сценѣ, драпированной красными занавѣсками, предводительша слѣдила за Бронскимъ. Онъ стоялъ въ первомъ ряду креселъ и фамиліарно разговаривалъ съ какимъ-то повидимому мѣщаниномъ, въ сѣрой поддевкѣ, въ очкахъ, съ длинною бородой. Тотъ явно важничалъ, поднималъ красивое лицо къ ложамъ, и отрывисто отвѣчалъ на вопросы. Цѣлая компанія молодежи въ бѣлыхъ свиткахъ окружала ихъ.

— Кто это? спросилъ Русановъ у пріѣхавшаго съ вамъ Доминова.

— Какъ! Вы не знакомы? Это извѣстный Лукошкинъ, всю Россію обошелъ…

— А, это онъ? Слыхалъ, сказалъ Русановъ и обернулся къ ложамъ, отыскивая Горобцевъ. Онъ увидалъ въ ихъ ложѣ Инну въ черномъ шелковомъ платьѣ съ высокимъ воротомъ. Она смотрѣла на галерку, откуда раздавались нетерпѣливыя рукоплесканія.

Плохой оркестръ мѣдныхъ инструментовъ проигралъ что-то. Занавѣсъ съ изображеніемъ жертвенника раздвинулся на обѣ стороны. Шураховскій въ казацкомъ костюмѣ расхаживалъ по сценѣ, представлявшей внутренность хаты, ломаясь и размахивая руками. Жена его въ красномъ казакинѣ съ корабликомъ {Головной уборъ.} на головѣ, очень смазливенькая, уперла руки въ боки, и притопывая подковами черевиковъ, запѣла довольно пріятнымъ голосомъ:

Графъ первый началъ хлопать, молодежь подхватила, за ней галерка, и вся зала затряслась отъ аплодисментовъ, Инна наклонилась черезъ барьеръ и бросила къ ногамъ артистки букетъ бѣлыхъ гарденій.

— Неужели это такъ хорошо? спрашивалъ озадаченный Русановъ. Онъ съ самаго начала пробрался въ ложу и стоялъ на стуломъ Инны.

— Это такъ нужно; это льститъ національности, сказала она, обертываясь къ нему.

— Странно что-то! Отчего жь эта жинка измѣняетъ мужу для москаля. Вотъ и москаль-чаривникъ, и тамъ тоже….

— Ну, вотъ вѣчно съ серіозными вопросами! говорила Инна, обмахиваясь вѣеромъ:- подите, не портите мнѣ bien-aise….

— Вы рѣшительно перемѣнились…

— Да, можетъ-быть оттого что частое удовольствіе не въ удовольствіе! Мнѣ хорошо въ толпѣ нынче… И какъ-то право весело… что-то такое во мнѣ…- И она такъ взглянула на Русанова, что у того все запрыгало въ глазахъ….

Шла нѣмая игра изумленнаго мужа при видѣ жены, преобразившейся въ солдата. Въ одной изъ ложъ шумно усаживались новоприбывшіе. Русановъ направилъ свой бинокль, и узналъ Ишимова съ разряженною молоденькою женщиной. Онъ бережно снималъ съ нея бархатную тальму, она кивнула ему хорошенькою головкой съ Васильковымъ вѣнкомъ на взбитыхъ волосахъ.

— Это онъ въ пику мнѣ! сказала Юленька сестрѣ, добродушно улыбаясь.