Михаил Лайков - Успеть проститься

Одну девку подобрали быстро, другая что-то запозднилась. "Дура! сердился Адам, которому она мешала думать, отвлекала. - Попкой к ним надо поворачиваться, попкой! На передок не каждый может соблазниться, но перед попкой никто не устоит". Адам был ценитель женских попок и после лица считал эту часть тела прекраснейшей в женщине. Светила луна, Адам вполне мог оценить задок у девки. "Сколько у меня денег в кармане?" Денег было неизвестно сколько. Их наверняка хватило бы утолить обыкновенный голод, но сколько нужно было заплатить за утоление вот этого голода, терзающего подбрюшье, Адам не знал, он никогда еще не пользовался продажной любовью. Наконец-то девка уехала, и Адам смог вернуться к своим мыслям. "Что-то мне надо сделать, но что?"

Что ему надо сделать, чтобы встретиться с духом князя, Адам понял благодаря случаю. Как-то после обеда он увидел похоронную процессию: грузовик с гробом и крестом, возвышающимся над кабиной, толпу провожающих за грузовиком, и вереницу машин вслед, в которых ехали посторонние к похоронам. Никто из них не хотел обгонять покойника, все понимали, что добром этот обгон не кончится. Грузовик ехал изнурительно медленно, водители машин покорно ждали, когда он свернет на кладбище. Даже Пупейко, влетевший на Верхний Вал в "мерседесе" с мигалкой, потушил ее и медленно покатил в хвосте процессии.

"Крест - вот что должно остановить духа! Духи в какие ворота входят, в такие и выходят. Возвращаться князь будет через ту же виселицу, не иначе. Он еще в городе, ведь другой грозы после той не было. Крест - вот что связывает живых и мертвых! Знак креста явлен всем, и сила, которая движет духом князя, не сможет переступить через крест. Надо закрестить дорогу!"

Мысль, осенившая наконец-то Адама, была простая, верная своей простотой, ничего проще нельзя было придумать. "Как это я сразу не догадался! Вроде бы не дурак... Я встречусь с князем! Я закрещу дорогу и не выпущу его, пока он мне не укажет, где спрятал свое золото. Он будет в моей власти! Сегодня же ночью надо закрестить. Только бы грозы до вечера не случилось".

День прошел спокойно, без грозы. Вечером, перед тем как Адаму отправиться на дорогу, с ним случайно встретился Воробьев. Лицо Адама светилось, как у человека, поймавшего необыкновенную удачу.

- Что это ты какой-то... - спросил Воробьев. - Банк сорвал?

Адам молчал - сокровенно, властно, победительно. Воробьев засуетился:

- Не посидеть ли нам "У земляка"? У него вино натуральное крымское, без обмана. Я плачу, не беспокойся.

Адаму было удивительно услышать от Воробьева, что он платит. Еще удивительней было услышанное от него в кафе, куда они зашли. После двух стаканов вина Воробьева прорвало, понесло словами. Словно это он, а не Адам молчал много дней и ночей подряд. Он жаловался, оправдывался, искал сочувствия и понимания у немоты Адама.

- Вот говорят, Воробьев жопу лижет Пупейко. А кто сегодня не лижет, кто! Всем хочется кушать. Считают, сколько я на выборах мэра заработал. А никто же не знает, сколько мне приходится тратить!

Адам молчал. А Воробьев говорил-говорил, вверяя исповедническому молчанию Адама жалобы на жену-мотовку, на хроническую язву желудка, лечение которой тоже требовало денег, на новую машину, сжигающую бездну бензина.

- За все Воробьев платит, за все!

"Довольно, - положил на его плечо тяжелую руку Адам. - Я тебе помогу. Хоть ты подлец, Воробьев, но я и тебе помогу. Дайте только срок".

Идя в ночь к дороге, Адам взял с собой спички и обрезки досок, чтобы жечь костер на Старой Могиле, пугать огнем блудливых девок, которые могли бы помешать ему. О том, что огонь способен не только пугать, но и привлекать людей, он не подумал. Впрочем, человеку, который вышел из темноты к костру, Адам был рад. Это был Митя Дикарь, он не мог ему помешать. Адам не спрашивал Митю, откуда он взялся, и Митя не спрашивал Адама, что он тут делает. Они сидели и молчали, глядя на огонь. Потом Митя достал из-за пазухи бузиновую свирель и засвистел что-то птичье.

"Кто тебя научил делать?" - показал Адам на свирель.

- Гехт. Он хочет меня еще на аккордеоне научить. Чтобы и я на свадьбах играл, деньги зарабатывал. Гехт сегодня в "Дом красоты" хотел зайти, только дверь не мог открыть. Я помог ему, а Инесса Павловна выбежала и закричала на нас. Тебя, урода, вонючку такую, в говне нашли, а ты еще хулиганишь, вот как она закричала на меня. Зачем она так сказала, Адам? Я знаю, где меня Корней нашел, но я не вонючка. Я в реке каждый день купаюсь, а зимой мы с Корнеем в баню ходим. Правда ж, я не воняю, Адам?

"Правда, - кивнул головой Адам. - Ты чистый".

- Ты не боишься ночью один? - спросил Митя. - Ну, тогда я пойду домой.

"Ничего, скоро... - подумал Адам, оставшись один. - Гехта вылечу от алкоголизма, Мите куплю флейту..." Он кинул в костер последние дрова. Машины по дороге шли уже не одна за другой, но поодиночке и все реже. "Пора!" Как закрестить дорогу, чем - об этом не стоило долго размышлять. Закрещивать дорогу нужно было, конечно, кровью, чем же еще! "Кровью начинают и заканчивают. Кровь никогда не проливается без последствий". Адам вынул ножик, поднес его остро наточенное лезо к огню. Лезо зарделось, запахло каленым железом. Это был запах энергии и мужского дела. Адам закатал рукав рубашки. Пульс бился ровно. "Ну, в первый раз, в лучший час. Чтобы только жилу не порезать... Experimentum crucis - испытание крестом! Да будет мне удача!" Кровь тоже пахла железом. Адам почувствовал себя как некогда в кузнице у отца, где железо делалось прозрачным, а голоса звучали по-особому звонко, точно на празднике.

Кровь стекала по пальцам, Адам вел линию на асфальте всей пятерней. Крови в нем было много, линия креста нигде не прервалась. Он, сосредоточенный, забыл, где стоит, и одна машина, просигналив отчаянно, едва не сбила его.

Начертав крест, Адам посмотрел на памятники разбившимся шоферам, на курган, на огни города за рекой. За всем видимым скрывалось невидимое, хоронились тайные силы, готовые проявиться неведомым образом. Адам сделал ход в игре, правил которой не знал, но он не сомневался, что ход его верен. "Будь что будет! Я запер его". Памятники шоферам, безмолвные свидетели Адамова деяния, пугающе белели в темноте и напоминали о гибели, подстерегающей человека на любом шагу его пути. Адам не испытывал робости, он не боялся мести князя. "Гибелью моей он не освободится. Надеюсь, духи соображают не хуже людей. Мы договоримся".

* * *

Адам, надеясь договориться с князем, как-то позабыл, что он не в состоянии разговаривать с кем-бы то ни было. Когда он вспомнил об этом обстоятельстве, оно его не обескуражило. "Пусть явится, там разберемся. Ему без слов должно быть понятно, что мне нужно". И Адам стал ждать дорогого гостя, хотя прежде грозы вряд ли стоило его ждать.