Михаил Лайков - Успеть проститься

А грозы все не было. Погоды стояли душные, на голове Адама, в густых, спутанных волосах, трещало электричество; вокруг Шумска по ночам, как далекая канонада, слышалось громыхание; над городом гроза не разражалась. И в дом к Адаму являлись все не те гости. То не было никого, то вдруг скопом вспомнили об Адаме. Каждый день, неизвестно зачем, приходил Воробьев. Он рассказывал какую-нибудь свежую городскую сплетню и на прощание обещал не оставлять Адама в покое, навещать его почаще. "Вот друг у меня объявился, недоумевал Адам. - Что ему надо? Какая корысть от меня?"

Приходила медсестра, из поликлиники, чтобы сделать прививку от детской болезни - дифтерита. "Я никогда ничем в жизни не болел, - заявил Адам в письменном виде. - Колоть себя не позволю. Это мое личное дело, болеть или не болеть".

- Капризные какие, - сказала медсестра. - Вот для таких, не болевших ничем, детские болезни особенно опасны. Развели тут грязищу, - посмотрела она с неодобрением на петушка-королька и его помет, усеявший пол. - Инфекция может возникнуть, такая жара стоит.

Медсестра была в белой одежде, в халате, а Адаму всякая женщина в белых одеждах виделась невестой, ждущей жениха, и он, не владея чувствами, да и не желая ими владеть, попытался обнять ее, в ответ на что получил даже не пощечину, а подзатыльник. Из волос его с треском посыпались искры. "Не отвлекаться, - сказал себе Адам после ухода медсестры.- Есть дела поважней. Но в чем-то она права. Надо порядок в доме навести. Придет князь - а у меня хлев".

Напоминало о себе и государство. Приходил налоговый инспектор. Кто-то из соседей донес, что Адам занимается репетиторством без патента. Приходил милиционер, участковый инспектор. В милицию донесли, что Адам торгует наркотиками. Приходили агитаторы из команды мэра, желающего баллотироваться на второй срок. "Государство! - это было одно из самых нелюбимых Адамом слов. - Оставьте меня в покое! У меня свое дело".

Во вторник или среду этого ожидания, ожидания грозы, Адаму принесли бесплатный билет на концерт. Пупейко отмечал десятилетие своей деятельности и приготовил для горожан подарок: бесплатный концерт заезжих артистов и футбол с разыгрыванием лотереи. Адаму от этого праздника достался билет на концерт.

- В рамках благотворительной акции господина Пупейко, - сказали ему в лицо. - Для инвалидов и сирот.

Никогда еще в жизни Адама так не оскорбляли. "Это я инвалид? - грохнул он кулаком по столу, который не рассыпался от его удара лишь потому, что был сделан еще отцом и прошел все испытания застолий. - Да я скоро богаче вашего Пупейко буду!"

Разносчик билетов не был свидетелем его угрозы, он пришел торопливо и так же ушел, оставив Адама в одиночестве переживать оскорбление. "Я вашему Пупейко сам пришлю билет! Я сам..."

Он, решил Адам, сам устроит праздник. И никто в этот день не пойдет служить к Пупейко! Он, Адам, остановит время в городе, объявит восьмой день недели, долгожданный день, в который никто не заболеет, не умрет, не будет плачущих, нищих, обиженных, голодных, скупых, черствых сердцем, завистливых доносчиков, все будут в любви друг к другу и радости, с какой сравнимы лишь радость спасшихся от гибели, вышедших на волю из тюрьмы, вернувшихся на родину. Никто не утомится его праздником, никто не упьется до блевотины дешевым поддельным вином. Вино будет настоящее - веселящее дух. На его празднике не будет дешевой эстрады и гастролирующих артистов, все будут артистами, все будут петь, танцевать, играть. И сам Адам снова будет любимцем судьбы, l'homme du destin, артистом своей судьбы, каким он был когда-то, которому все трудное давалось легко, кто на распутье сразу выбирал верную дорогу, у кого как задумывалось, так и получалось.

"Ты же, Пупейко, был вором и останешься вором. А вору не дано завершить свои дела. И не знаешь ты, Пупейко, что такое настоящий праздник, настоящая радость. Ты думаешь, мне именно золото нужно?"

Праздник был нужен Адаму: свежий ветер в судьбе, новая песня. "Отчего поешь? Не оттого ведь, что богаче всех. Поешь оттого, что жив и будешь жить, что снова молод, что веришь любви, а не смерти, поешь от благодарности Отцу, не забывающему Своего Адама". Адам скинул билет от Пупейко на пол и пошел в пляс. "Ай, нету рода у меня, нету рода-племени. Ай, сгину я, ай да пропаду, погибну ни за грош".

Его, пляшущего, увидел Воробьев. "Ты кстати! - восторженно обнял Воробьева Адам. - Я теперь знаю, зачем ты ходишь ко мне. Надо тебя за это наградить чем-нибудь". У Адама была колода карт, ни разу не игравшая, коллекционные карты в сафьяновом футляре, - он ее протянул Воробьеву, даря. Воробьев не играл в карты, но толк в хороших вещах понимал. Пальцы его затрепетали, а голос остался равнодушным:

- Я сейчас без денег, мелочь одна в кармане. Вот, если хочешь, рупь, два, ровно три рубля.

Адам покачал головой, показывая, что денег ему совсем не надо, что он одаривает его, как одаривают гонцов, принесших весть о победе. "Ты же не из приятельства ходишь ко мне. Ты, Воробьев, бестия, ты нюхом чуешь, где удача, у кого сила. Ты и сам пока что ничего не понимаешь, но уже чуешь, и твой нюх тебя никогда не обманывал. Значит, клад, можно считать, у меня в кармане!"

- Сколько же ты хочешь? - поискал Воробьев еще по карманам. - Этим картам красная цена пять рублей. А, вот еще... Как раз пять рублей.

Адам приложил руку к сердцу и сделал умоляющее лицо.

- Я тебя понимаю, тебе деньги позарез нужны. Но что я могу? Согласен на пять рублей? Вижу, что согласен. - Воробьев кинул деньги на стол, схватил карты и был таков, чрезвычайно довольный удачной покупкой.

"Будет праздник! Не сегодня завтра..." - посмотрел Адам на барометр, который уже несколько дней подряд предупреждал о грозе. Неминуемую грозу предвещали неподвижный зной, солнце, светившее будто сквозь немытое стекло, и голоса людей, которые звучали как перед сном. Эти голоса, и зной, и оцепенение природы навеяли на Адама короткий полдневный сон. Ему приснилось море, никогда им не виданное, и корабль, обвитый виноградом, и он, проснувшись, вспомнил, что это море ему уже снилось.

"Нет, если искать праздника, так в море. Куплю яхту и..." Адаму вообразился остров в океане, давно ждущий его: вечнозеленый, вечноцветущий, рай для бабочек и птиц, благоуханный, с чистым песчаным берегом и лазурной волной, набегающей на песок, - этакое царство блаженной, ничем не омрачаемой лени. Вообразилось ему и утро отплытия к райскому острову: синее небо, золотое солнце, море - путь, открытый во все стороны; Адам выливает в море чашу вина, корабль вздрагивает, как живой, берег отдаляется, а впереди, указывая путь, плывут дельфины; оставшиеся на берегу машут платками, что-то кричат, но их голосов уже не слышно. "И дело не в острове! Главное, чтобы в жизни можно было вспомнить, как ты всходил на корабль, чтобы в час отплытия все было как надо: небо синее, солнце золотое, ветер попутный, команда верная. Главное, чтобы было такое, о чем можно спеть песню".