Николай Некрасов - Том 6. Драматические произведения 1840-1859

Столбиков (обрадовавшись). Неужели? благодарю вас за хлопоты! (Целует его.) Когда же мы увидимся?

Петигорошкин. Да уж я там прежде вас буду, только вот побываю в суде. Дядюшка сам звал меня по какому-то важному делу и просит моей помощи. Поспешайте той же дорогой, как сюда ехали.

Столбиков. Благодарю вас! дайте еще поцеловать вас, господин Петигорошкин! (Целует его.)

Петигорошкин. После, после, не мешкайте.

За кулисами от Малаши слышен стук в двери и слова ее.

Малаша. Петр Степаныч! Это я! Отоприте, душенька!..

Столбиков. Ах! какой голос!..

Петигорошкин. Предательский, батенька, скорее!

Малаша. Отоприте же!..

Столбиков (схватив свой чемодан). Нет! погодите, Малашенька, я тороплюсь.

Малаша. Куда вы это? Куда?

Столбиков (подходя к ее двери, с досадою). Куда, душенька, куда? (Громко.) В нижнюю расправу!! (Убегает.)

Малаша. Ах, маменька! тятенька!

Петигорошкин бежит к обеим дверям, вынимает оба ключа и прячет их.

Петигорошкин. А! обирать сироту? обсчитывать Петигорошкина?.. отпираться от честного слова? Нет, душегубцы! (Убегает.)

За кулисами голоса

Жиломотова, Малаши, Феклы ( говорят вместе)

Эй! отоприте! Петр Степаныч! зять дорогой! эй, Петр Степаныч! Ивановна! Отоприте! (Стучат в обе двери.)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Лаврентий Степанович Столбиков, богатый помещик.

Василиса Марковна, жена его.

Катенька, 17 лет,

Фенюша, 10 лет,

Матреша, 8 лет,

Тимоша } детки Лаврентия Столбикова.

Трое малолетних

Авдотья Марковна, вдова, родная сестра Василисы Марковны, тридцати пяти лет.

Михайло Федорович Петигорошкин, помещик и ходатай по делам.

Петр Степанович Столбиков, родственник Лаврентия Столбикова.

Игнатьич, поверенный его.

Слуга.

Действие происходит в имении Лаврентия Столбикова, в саду, подле дома.

Театр представляет большой сад с различными беседками и фруктовыми деревьями. Направо со сцены в углублении большой господский дом с разными неправильными углами и пристройками, со множеством окошек и ставен.

Лаврентий Столбиков и Петигорошкин (выходят, разговаривая, из-за дома и осматривают его). Лаврентий одет по-летнему, на голове вязаный колпак с большой кистью.

Лаврентий Столбиков. Вот, вот, батюшка Михайло Федорыч… вот посмотрите… вот из-за этого угла у меня всё дело началось! Я его прилепил к дому по необходимости: не родись у меня сын Тимоша — этого бы угла и не существовало на белом свете, — а то мала оказалась детская, батенька… видите, у меня, что ни родится, я сейчас и привалю уголок к дому! оттого-то он и изображает такую египетскую архитектуру… Так вот, я, этак приваливая уголки по необходимости, при рождении Тимоши и нашел тоже пустопорожнее местечко, лет десять считаю его своим, а теперь вдруг сосед и вступись, да в суд на меня, а там и пошли, что я-де умышленно захватил у соседа полсажени чужой земли! Засудили меня в пух!

Петигорошкин (потирая руки). Хорошо-с, хорошо-с… доброе дело!..

Лаврентий Столбиков. Как доброе дело? меня обвиняют!..

Петигорошкин. Ничего, батенька, ничего, пусть вас судят, пусть вас допекают, вы будете в барышах.

Лаврентий Столбиков. Да в каких барышах? ведь меня так прижали за этот угол, что я, по незнанию отписываться, призвал вас на помощь и рад хоть как-нибудь кончить это дело!

Петигорошкин. Э! боже вас помилуй чинить как-нибудь свое оправдание! пропадете, как курица! вам надо оправдаться фундаментально, то есть обвинить соседа, втравить во вся тяжкая, да еще и сбрить с него посильно место!

Лаврентий Столбиков. Да это невозможно! потому что суд уж делал следствие и предписал сломать этот угол.

Петигорошкин (обрадуясь). Что? предписал сломать? прекрасно! допустите, пусть ваш сосед сломает! не спорьте, не ломайтесь, вы будете в барышах!

Лаврентий Столбиков. Э! помилуйте! вы дичь несете!

Петигорошкин. Помилуйте, пусть сломают, пусть сделают такое покушение! из-за этого угла выйдет такая важная штука, что вам сосед за целый дом заплатит!

Лаврентий Столбиков (разгорячась), Э, да что вы тут еще городите? объясните вразумительнее.

Петигорошкин (качая головой). То-то и есть, батенька! хоть вы и слывете у нас за философа по образу жизни своей, а не знаете, где извлечь существенную выгоду для семейства. Слушайте же: коли хотите, чтоб я вас оправдал перед судом, так плюньте на этот угол, не жалейте его, пусть сосед сломает вашу детскую, не мешайте, пусть сломает…

Лаврентий Столбиков (перебивая его). Да Тимошке спать негде будет…

Петигорошкин. Ничего, пусть он как себе хочет, пусть подождет… но зато, как только сосед прикоснется к вашему уголку, а мы и бряк жалобу в суд, да и пропишем, как водится, что оный злодей, имея разрешение суда сломать только один уголок, в азартности своей повредил и разорил весь ваш дом, до того, что оный дом поколебался в самом основании и осел на левую сторону! причем две главные балки не выдержали, обрушили потолок и придавили до полусмерти двух дворовых девок!.. (Потирая руки от удовольствия.) У! да ведь это, просто сказать, вущии клад! только приступи, так после сам не отстанешь! да и как весело, когда займешься такою приятною тяжбою… как примешься писать исковую, явочное прошение, апелляционную просьбу, — откуда слова берутся? материя так и льется, как французская водочка в чашку чаю! указы все в голове один другого опережает вырваться на бумагу. Вступило на тебя возражение, — новое удовольствие писать опровержение! да уж тут-то в тонкость разбираешь противничье всяко слово, буквы, запятую и рад-рад, как за что уцепишься! а уж и малиной не корми, как что найдешь в укоризну себе: тут и пошла писать! тут и обида тяжкая, тут-де и обесчещен и почтя изувечен… требую удовлетворения по законам да и только!

Лаврентий Столбиков (удивленный). Ого! да вы, соседушка, себе на уме!.. мне бы никогда и в голову не вошло так действовать. Нет, я если служить, так люблю служить так, чтоб есть, пить, спать и, как водится, ничего не делать!

Петигорошкин. А я так, батенька, совсем особенной природы человек: