Иван Тургенев - Том 10. Повести и рассказы 1881-1883

В отличие от газетных откликов оказались суровыми мнения о повести Тургенева критиков радикальных журналов. Так, в «Журнальных заметках» «Дела» выступил М. П. (М. А. Протопопов), обвинявший Тургенева в увлечении спиритизмом (1883, № 2, Современное обозрение, с. 33).

Критик «Русского богатства». Созерцатель (Л. Е. Оболенский), в статье, озаглавленной «Обо всем. (Критические этюды)», в шутовском тоне излагал содержание «Клары Милич»; повесть сравнивалась им с «Фаустом» Тургенева и предпочтение отдавалось последнему, где налицо «живая, светлая правда» и «поэзия деталей» ( Рус бог-во, 1883, № 2, с. 464).

В защиту Тургенева от нападок критика «Русского богатства» выступил в «Неделе» П. М. (П. О. Морозов). Вполне сочувственно отнесясь к повести Тургенева, он усматривал в ней дальнейшее развитие темы, затронутой в «Песни торжествующей любви». По его мнению, «любовь Аратова к Кларе, вполне осознанная им только после утраты этой женщины, до тех пор любимой бессознательно, — то же торжествующее чувство, всецело захватывающее человека, с каким мы встретились в первой новелле» (Неделя, 1883, № 10, 6 марта, столб. 316).

Как уже указывалось выше, Тургенев, собираясь взяться за разработку темы «посмертной влюбленности», предполагал сначала написать рассказ «вроде Эдгара По» (см. с. 424). Однако тургеневские методы ввода в повествование «таинственного» иные, нежели у американского писателя. По мнению Л. В. Пумпянского, «Тургенев тщательно стушевывает таинственный характер явления, растворяет его в рассказе, обставляет рядом чужеродных элементов (например, комически-бытовых), вообще пользуется целым аппаратом средств для сплава таинственной части рассказа с нейтральным материалом» ( Т, Сочинения, т. 8, с. XIII). Пумпянский отмечает, что у Тургенева почти всегда налицо введение элементов второго, естественного толкования таинственного явления. В качестве примера исследователь приводит конец XVIII главы повести «Клара Милич», где даются два толкования («таинственное» и естественное) причины нахождения в руке Аратова (после его кончины) пряди волос Клары.

Основная сюжетная линия повести взята Тургеневым из жизни. Но мотив любви после смерти, любви, которая сильнее смерти, занимал писателя и ранее, отчасти в «Несчастной» (1868), «Фаусте» (1855) и в заключительных строках романа «Отцы и дети» (1861) (см.: Поляк, с. 240).

Замысел повести «Клара Милич» возник у Тургенева независимо от Э. По, хотя у этого писателя подобные мотивы также имеются в ряде произведений («Элеонора», «Морэлла», «Леди Лигейя» и др.). Л. Поляк, сопоставив повесть Тургенева с рассказами Э. По, приходит к справедливому выводу, именно: наличие общих мотивов у обоих писателей (посмертная любовь, галлюцинация) не позволяет, однако, говорить о литературном влиянии Э. По на Тургенева, ибо этому препятствует «противоположность их стиля, отсутствие композиционного сходства» ( Поляк, с. 244) [155].

Нет также оснований сближать «Клару Милич» с драмой Кальдерона «Любовь после смерти» (1651). Кроме заглавия и имени героини (у Кальдерона она названа доньей Кларой Малек), повесть Тургенева, первоначально названная им «После смерти», не имеет ничего общего с произведением испанского драматурга [156]. Значительно ближе «Клара Милич» (отчасти по сюжету, а также по общей тональности и сходству некоторых деталей) к рассказу французского писателя Вилье де Лиль Адана (Villiers de L’Isle-Adam A., 1840–1889) [157]под названием «Véra» (по имени героини) [158]. Это был оригинальный прозаик, произведения которого наполнены странными видениями и снами. С. И. Родзевич в статье «Тургенев и символизм» первым указал на элементы сходства между «Кларой Милич» и «Верой» Вилье де Лиль Адана. В то же время он отметил, что, хотя «иррациональная» стихия нашла в последней повести Тургенева «достаточно яркое выражение», с нею «соединяется доля врожденного скептицизма», чего не наблюдается в «Вере» Вилье де Лиль Адана [159].

«Клара Милич» связана с рядом более ранних произведений Тургенева. В последней повести писателя нашла отражение старая его мысль о воздействии на человека таинственных сил, лежащих вне его, в природе (ср. с «Поездкой в Полесье», «Фаустом», «Призраками»). Это не мистицизм в обычном его понимании, но некое «двоемирие», ведущее свое начало от романтизма.

По мнению Г. А. Бялого, «таинственное» у Тургенева (в частности, и в «Кларе Милич») связано с интересом писателя к «положительному», эмпирическому естествознанию (см.: Бялый Г. Тургенев и русский реализм. М.; Л., 1962, с. 209–213, 220–221).

Еще при жизни Тургенева его повесть была переведена на ряд западноевропейских языков.

Так, 15 января 1883 г. повесть появилась во французском переводе под заглавием «Après la mort» в «Nouvelle Revue». В этом французском переводе имеется пассаж, которого нет в русском тексте. После абзаца на с. 312, который оканчивается фразой: «Oh! ce baiser» (в оригинале: «О, этот поцелуй» — с. 115), следует текст: «Il y a des gens, pensait-il encore, qui, s’ils apprenaient tout ceci, me prendraient pour un fou. Si ces gens savaient quelle sérénité règne à présent dans mon esprit! Et il souriait de nouveau» («Существуют люди, — думал он еще, — которые сочли бы меня безумным, если бы узнали всё это. Если бы эти люди представляли себе, какое спокойствие царит сейчас в моем уме! И он снова улыбался»). Чем объясняется это отличие французского перевода от текста, напечатанного в «Вестнике Европы» и печатавшегося с тех пор во всех изданиях Сочинений Тургенева, сказать трудно. В конце повести во французском переводе (с. 314) опущена фраза, имеющаяся в русском тексте: «Смерть! Смерть, где жало твое?»

26 ноября (8 декабря) 1882 г. Тургенев, посылая Л. Пичу корректурные листы французского перевода, с которого тот должен был сделать перевод на немецкий язык, писал: «1.) Немецкий перевод не должен появляться до 15 января; 2.) о своем переводе Вы не должны ничего сообщать — ни заглавия, ни содержания и т. д. Во всем прочем сам перевод в полном Вашем распоряжении. „Berliner Tageblatt“ запрашивал меня об этом. Я отослал этого господина к Вам».

Л. Пич, ознакомившись с текстом французского перевода, указал на допущенную писателем ошибку, а именно: обыкновенную фотографию (глава XIV) технически невозможно превратить в стереоскопическую. 13 (25) декабря 1882 г. Тургенев, отвечая Л. Пичу, писал ему: «Вы правы, я сделал изрядную ошибку со стереоскопом. В оригинале этого теперь, к сожалению, исправить нельзя. В переводе Вы легко можете это сделать. Например, вместо того, чтоб самому изготовлять стереоскопический снимок, Аратов может приобрести его у фотографа (Клара, будучи актрисой, снялась так в Москве — в той же позе, что и на фотографии), или же сестра вместо фотографии дает Аратову стереоскопический снимок. Предоставляю Вам, как говорят, carte blanche на этот счет». Появился ли в «Berliner Tageblatt» перевод повести Тургенева, осуществленный Л. Пичем, установить не удалось из-за отсутствия номеров этой газеты за 1883 г. в библиотеках Москвы, Ленинграда и Риги. Но в марте того же года был напечатан другой немецкий перевод повести. Он вышел в Мюнхене отдельным изданием: Turgenjew J. Klara Militsch. Novelle. Deutsch von Wilhelm Henkel.