Александр Пушкин - Том 6. Художественная проза

После слов «Целый день разъезжал с Разгуляя к Никитским воротам и обратно» в рукописи:

К вечеру всё сладил и приехал домой уже поздно. В светлице не было огня; дочери его давно спали. Он долго стучался у калитки, пока сонный дворник его не услышал. Адриан разбранил его по своему обыкновению и отправил его дрыхнуть , но в сенях гробовщик остановился: ему показалось, что люди ходят по комнатам. «Воры!» была первая мысль гробовщика; он был не трусливого десятка, первым его движением было войти как можно скорее. Но тут ноги его подкосились, и он от ужаса остолбенел.

В рукописи было:

После слов «до последней нитки»:

Приехав на станцию, первая забота моя было поскорее переодеться, вторая-поскорее поехать. «Нет лошадей», — сказал мне смотритель и подал мне книгу в оправдание слов своих. «Как нет лошадей?» — закричал я с гневом отчасти притворным (из записок молодого человека).

Помета в скобках указывает на то, что дальнейшее должно было явиться выпиской из ранее написанных «Записок молодого человека»; см. стр. 385.

После слов «…вся в покойницу мать»:

«Да она же у меня такая разумная, такая проворная. И верите ли вы, что с ней и курьеры заговариваются». — Тут вошел мой старый ямщик (т. е. двадцатилетний ямщик, привезший меня; на большой дороге и стареются-то на почтовых) с требованием на водку ; в то время народ не прашивал на чай . Но просвещение… исполински шагнув в последнее десятилетие… Не успел я расплатиться с ним, как Дуня воротилась с самоваром.

После слов «столь долгого, столь приятного воспоминания» — в рукописи:

И теперь при мысли о нем, кажется, вижу ее томные глаза, ее вдруг исчезнувшую улыбку, кажется, чувствую теплоту ее дыхания и свежее напечатление губок.

Читатель ведает, что есть несколько родов любовей: любовь чувственная, платоническая, любовь из тщеславия, любовь пятнадцатилетнего сердца и проч., но изо всех любовь дорожная самая приятная. Влюбившись на одной станции, нечувствительно доезжаешь до другой, а иногда и до третьей. Ничто так не сокращает дороги; воображение, ничем не развлеченное, вполне наслаждается своими мечтаниями. Любовь безгорестная, любовь беспечная! Она живо занимает нас, не утомляя нашего сердца, и угасает в первом городском трактире.

В рукописи было:

После слов «и к вечеру всё было готово»:

Настя сняла мерку с Лизиной ноги и сбегала в поле к Трофиму-пастуху.

— Дедушка, — сказала она ему, — можешь ли ты сплести мне пару лаптей по этой мерке?

— Изволь, — отвечал старик, — сплету тебе так, что любо, дорого… да кому ж, матушка, понадобились детские лапти?

— Не твое дело, — отвечала Настя, — не замешкай только работою.

Пастух обещал принести их к завтрашнему утру, и Настя побежала прочь, распевая свою любимую песню.

Вместо слов от «К тому же самолюбие ее» до слов «дочери прилучинского кузнеца»:

К тому же они так довольны были своим положением, что не желали никакой перемены.

Наступила осень и с нею ненастье. Свидания стали реже, погода поминутно их расстроивала. Молодые люди роптали, но делать было нечего.

После слов «весьма довольный собою»:

На другой день проснулся он, отрезвясь от вчерашней бури. Он передумал свое намерение; ехать к Муромскому, откровенно с ним изъясниться и потом общими силами уговорить раздраженного старика показалось ему вернее. Он приказал оседлать лошадь и пустился к соседу. Дорогой заехал он в рощу, дабы взять письмо назад, но уж в дупле его не было; Настя, исправлявшая при Лизе должность почтальона, предупредила его. Алексей об этом мало беспокоился, ибо мысль жениться на Акулине не казалась ему глупостью, и он рад был о том с нею самой переговорить.

После слов «и принялся за работу» в рукописи следовало:

Старинное вступление пою или о муза справедливо казалось мне рабским подражанием, недостойным свободного, оригинального гения. Что касается до размера, то, не учившись никогда версификации, но получив некоторый навык, переписывая стишки, я и избрал тот, которому более всего . . . . .

Первоначально дана была следующая характеристика песен Архипа-Лысого:

Сии песни заимствованы большею частию из русских, сочиняемых солдатами, писарями и боярскими слугами, но приноровлены весьма искусно ко нравам горюхинским и к различным обстоятельствам.

В рукописи было:

После слов «оказавшуюся недостаточной»:

Андрей Гаврилович не имел опытности в делах тяжебных; он руководствовался большею частью здравым смыслом, путеводителем редко верным и почти всегда недостаточным.

После слов «Но пора читателя познакомить с настоящим героем нашей повести»:

и для того просим последовать за нами и перенестись из деревни Андрея Гавриловича в Петербург в казармы ** полка.

В 9 часов осеннего утра молодой офицер возвращался пешком с развода в свои казармы. При входе его в комнату, коей нагота обличала бедность или строгую бережливость, слуга вручил ему письмо, коего надпись и печать тотчас поразили молодого человека.

Он поспешно его распечатал и прочел следующее…

После слов «Старика отнести в спальню»:

Владимир поражен был его состоянием. Он расположился в его спальне, отпустил всех домашних и остался с отцом наедине. Старик хотел, казалось, говорить с ним о своих делах, но мысли мешались в его голове, и слова не имели никакой связи. Наконец он замолчал и впал в усыпление. Сын глядел на него с глубоким унынием. Он предвидел скорое разрушение того, кому был обязан жизнию. Мысли его приняли направление грустное и суровое. Егоровна обратилась к нему с вопросом, что прикажет он готовить к обеду, но он отвечал, что есть не хочет.

После слов «не радовала его сердце»:

Вид Шабашкина был ему противен, напоминая ему несправедливый поступок и дурную черту жизни.

После слов «с видом ужаса и гнева»:

В сию минуту раздался голос и тяжелая походка Егоровны. «Барин, барин! Кирила Петрович приехал, Кирила Петрович у крыльца!» Егоровна вошла и ахнула: «Господи боже мой! Это что такое? что это с ним сделалось?»

После слов «прошептала бедная красавица»:

Дубровский с жаром поцеловал ее руку и надел ей на палец колечко.

— В тот день, — сказал он ей, — когда, проснувшись поутру, оставите вы кольцо ваше под подушкой, в тот день я к вам явлюсь, и располагайте тогда мною и моею жизнию.

После слов «продолжал Кирила Петрович»:

Наш-то учитель! Кто бы это подумал? Это Дубровский. Он ограбил в Покров день Антона Пафнутьича, застращал и взял с него клятву молчать.