Антон Чехов - Том 27. Письма 1900-1901

3234. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ

27 декабря 1900 г. (9 января 1901 г.)

Печатается по автографу ( ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым , стр. 169.

Ответ на недатированное письмо Ф. О. Шехтеля с пометой «Среда»; на письме также имеется помета Чехова — «1900, XII»; Шехтель ответил письмом без даты, с пометой Чехова — «1900, XII» ( ГБЛ ).

…и вчера и третьего дня я был в Монте-Карло… — Ответ на запрос Шехтеля: «Отчего Вы не приехали в Monte-Carlo? He простудились ли Вы или, может быть, Вы не хотите, чтобы Вам надоедали москвичи? Совсем не рассчитывая на то или на другое, прошу Вас черкнуть мне с посланным, когда зайти за Вами пошляться на солнце, которое сегодня наконец-то должно показаться après midi, как уверяла меня сегодня моя горничная».

А сегодня я получил телеграмму от Вл. Немировича-Данченко… — Речь идет о телеграмме Немировича-Данченко от 26 декабря: «Mon argent envoyé ton nom. Arriverai demain matin» («Деньги отправлены на твое имя. Приеду завтра утром» — франц. ) — ГБЛ.

А вечером не будете ли в Monte-Carlo? — В ответном письме Шехтель сообщал: «Дорогой Антон Павлович, удивительно, что мы не встретились третьего дня в Monte-Carlo, я просидел в Casino с 12 до 10 вечера и не безуспешно: выиграл около 3000 фр. Сегодня, чтобы встретиться с Вами, поеду опять и останусь весь вечер до последнего поезда».

А завтра в каком часу уезжаете? — Вопрос вызван сообщением Шехтеля: «Я завтра уезжаю — неужели мы не пообедаем сегодня вместе».

3235. О. Л. КНИППЕР

28 декабря 1900 г. (10 января 1901 г.)

Печатается по автографу ( ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер , стр. 81–83.

Ответ на письма О. Л. Книппер от 13, 15–16 и 18 декабря 1900 г.; Книппер ответила 4 января 1901 г. ( Переписка с Книппер , т. 1, стр. 219–221, 223–224, 226–228, 231–233 и 266–267).

Твоя нотация насчет Вены… — В письме Книппер от 16 декабря (см. примечания к письму 3207 * ).

…15 лет назад я ~ терялся за границей… — Впервые в Вене Чехов был в марте 1891 г.

Ты читаешь мне нагоняй за то, что не пишу матери. — В письме от 18 декабря Книппер запрашивала: «Отчего ты матери не черкнешь хоть несколько слов? Я сдуру с радостью сболтнула, что получила от тебя письмо, а потом почувствовала, что не надо было мне этого говорить. Ей было больно. Ведь ты ей прежде всегда писал, отчего же теперь так относишься невнимательно. Зачем огорчаешь старуху? Она подумает, что ты через меня изменился к ней. Будь с ней помягче, прошу тебя. Ведь она тебя любит и вы жили всегда хорошо, зачем же перемена? Напишешь ей, дорогой мой?»

…я писал и матери и Маше много раз… — См. письма к М. П. Чеховой от 15 * , 17 * и 22 декабря * и Е. Я. Чеховой от 18 декабря * . Книппер извещала Чехова о его родных 2 января: «Сегодня получила от Маши хорошее, покойное, любящее письмо. Я по ней тоже соскучилась. Матери там хорошо, и она не беспокоится, что останется одна. Бунин теперь у них. Теперь там пригревает, а то было скверно, сыро, шел дождь. Маша отдыхает, блаженствует, счастлива, что получает от тебя письма. В восторге от своей очаровательной комнатки».

За слова насчет Толстого спасибо. — В письме от 13 декабря Книппер сообщала: «…Лев Ант. <���Сулержицкий> просил тебе написать, что Толстой очень жалеет, что не пришлось повидаться с тобой, он бы пришел сам, да боялся стеснить <���…> Говорил, что не совсем понимает увлечение Горьким, что его „Трое“ не мог дочитать <���…>» Об этом же писал и Сулержицкий Чехову в конце января — начале февраля 1901 г. из Лиона: «Лев Николаевич был очень огорчен, когда узнал, что Вы уехали. Он очень хотел Вас видеть и поджидал Вас все время к себе; он говорит, что несколько раз собирался быть у Вас и зашел бы непременно, но его останавливало то, что ему показалось, когда он был у Вас, что его посещение было Вам как-то стеснительно. „Но непременно передайте ему, что я его очень люблю и всегда был бы рад его видеть“ — „как же, как же“… — прибавил он несколько раз, про себя уже. И мне досадно, что этого не вышло. Я всегда стесняюсь в таких случаях говорить что-нибудь, чтобы не сделаться этакой свахой какой-то писательской, мне это противно… А между тем я сам отлично знаю, что он был бы очень рад Вас видеть. Он всегда с большой похвалой говорит о Ваших работах и считает Вас лучшим писателем.

Кстати: прочел он „Трое“ Горького и говорит: „Теперь уж стар стал, и хочется читать больше, чем когда-либо, а вот не мог дочитать „Троих“. Неинтересно просто. Вот этого никогда не бывает с чеховскими вещами. Всегда, даже если вещь не нравится по содержанию, всегда прочтешь всю с большим интересом. Большой художник“. Потом еще говорил, что в „Трех“ в особенности ярко выделилась эта черта Горького — заставлять героев говорить и, что еще хуже, делать то, что им несвойственно. „Разве такие эти мальчики и такова разве их жизнь? Я знаю, что между ними и онанизм, и распутство, а он каких-то святых отроков изобразил“» (Л. А. Сулержицкий . Повести и рассказы. Статьи и заметки о театре. Переписка. Воспоминания о Л. А. Сулержицком. М., 1970, стр. 398).

В письме от 16 декабря Книппер сообщала о посещении Толстым одного из «чеховских вечеров», состоявшегося 12 декабря 1900 г. в Охотничьем клубе; вечер был устроен Обществом искусства и литературы, режиссером был Н. Н. Арбатов (Архипов). О впечатлении, которое произвел на Толстого театр, Книппер писала: «На днях был Толстой на „чеховском вечере“ и смеялся, говорят, до упаду, и ему очень понравилось».

А я так спешил с последним актом, думал, что он нужен вам. — О работе Художественного театра над «Тремя сестрами» Книппер сообщала в письме от 2 января — см. примечания к письму 3241 * .

3236. О. Л. КНИППЕР

30 декабря 1900 г. (12 января 1901 г.)

Печатается по автографу ( ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер , стр. 83–84.

Ответ на письма О. Л. Книппер от 21, 23 и 24 декабря ( Переписка с Книппер , т. 1, стр. 238–240, 241–243, 244–245).

Последние твои письма немножко хмурые… — Книппер писала 24 декабря: «Сегодня сочельник, потому в доме традиционная суматоха. Вспоминаю, как и я когда-то участвовала в этой суматохе и любила, чтобы все было чисто, чтобы всем были сюрпризы. Теперь я равнодушна, меня даже тяготит все это. Хочу, чтобы ты был со мной, или я у тебя, и чтобы все было по-другому <���…> Милый, мне скучно без тебя, я часто думаю и мечтаю о весне, когда мы будем вместе наконец».

…его кикимора сидела дома. — Е. Н. Немирович-Данченко.

Вчера же получил письмо от Вишневского. — В письме от 24 декабря Вишневский сообщал Чехову московские новости: «Очень усиленно репетируем „Трех сестер“. Труппа и все участвующие в этой чудной пьесе во главе с К. С. Алексеевым так охвачены пьесой и так он ее ставит, что положительно приходится только все больше и больше удивляться неисчерпаемой фантазии; а главное: благородству, мягкости, художественной мере и совершенно новым еще неповторимым приемам и новшествам. Но все это жизненно и просто и есть чувство меры! „Я доволен, я доволен, я доволен!“ Повторяю, охвачен Алексеев пьесой, и думаю, что немалую пользу ему принесли советы, толкования и та художественная мягкость и благородство, с которой всегда к таким произведениям подходит и относится Владимир Иванович. Я убежден, уезжая, Вл<���адимир> Ив<���анович> все это внушил очень гениальному режиссеру и, наверное, предупредил его от тех ошибок, которые могут быть при его удивительной фантазии. Мы, по-видимому, Алексеева не знаем!!! Вчера была генеральная репетиция двум актам в декорации, гримах, костюмах и т. п. Для первой генеральной прямо великолепно! Присутствовал ваш полковник, который сделал несколько дельных и ценных замечаний, и, конечно, все было немедленно принято во внимание. Мне самому неловко говорить про себя, но после 1-го акта Алексеев от умиления и восторга даже меня поцеловал, так я ему понравился игрою и гримом; а вся труппа и посторонние очень хвалили и много хохотали. Словом, я <���могу> про себя сказать словами Кулыгина. Feci, quod potui, faciant meliora potentes. <���Сделал, что мог, и пусть, кто может, сделает лучше. — лат. >. Скоро пришлю Вам фотографию Кулыгина. Первые акты играю в форменном фраке , а затем уже в последнем акте в новой форме с погонами Министерства народного просвещения. „Я доволен! Я доволен! Я доволен!“ <���…> Немного тормозит репетиции болезнь О. Л. Книппер, но на днях она уже будет бывать на репетициях и пьеса пойдет страшно быстро. Не забудьте, дорогой Антон Павлович, как Вы мне обещались в 4-м акте подпустить побольше теплоты ; очень хочется после трех актов смеха» ( ГБЛ ).