Андрей Левкин - Междуцарствие (рассказы)

Но и это не все: чуть ли не в тот же день, что и письмо Орлову (июнь-июль), писано письмо и Герцену (2 июля 1851 года): "Слышу, что вы обо мне помните и меня любите. Спасибо Вам. Часто думаю также о Вас, душевно и умственно сожалея, что события мира разлучили нас с Вами, может быть, навсегда. Хорошо бы было, если б Вам удалось сродниться с каким-нибудь из народов европейских и с языком его, так, чтобы Вы могли на нем высказать все, что у Вас на сердце, всего бы мне кажется лучше...

Благодарю Вас за известные строки (речь все о то же - А.Л.). Может быть, придется Вам скоро сказать еще несколько слов об том же человеке, и Вы, конечно, скажете не общие места - а общие мысли. Этому человеку, кажется, суждено было быть примером не угнетения, против которого восстают люди, а того, которое они сносят с каким-то трогательным умилением и которое, если не ошибаюсь, по этому самому гораздо пагубнее первого... Может быть, дурно выразился".

Герцен найдет мысли: "Всякий раз, как я вижу Чаадаева, например, я содрогаюсь. Какая благородная чистая личность, и что же - в этой жизни тяжелая атмосфера северная сгибает в ничтожную жизнь маленьких прений, пустой траты себя словами о ненужном, ложной заменой истинного слова и дела".

Бормотания

"Вот уже скоро год, дорогая кузина, как я получил Ваше письмо", - пишет Чаадаев Н.П.Бреверн, еще одной кузине, 2 ноября 1847 года из дома на Басманной.

Или из письма Е.Н.Орловой с той же Басманной, 15 декабря 1845 года: "Я собирался писать Вам, сударыня, чтобы рассказать о нашей общей потере, когда Ваше письмо трогательно призвало меня к этому... По мере того, как мы движемся к концу жизни, люди исчезают вокруг нас, и остаются могилы как бы заставляющие приближаться к нашей собственной могиле, с большей сосредоточенностью".

Дальше еще точнее: "Год назад наша дорогая покойница была при смерти, когда ее настигла болезнь, унесшая ее от друзей. В первый раз она вылечилась почти чудесным образом. Врачи обещали ей всего несколько часов земного существования, когда она неожиданно вернулась к жизни... От этой болезни, в которой ей приоткрылся лучший мир, у нее осталась только жажда узнать его, желание смерти. Оно не покидало ее до того последнего дня, когда эта душевная потребность была удовлетворена".

Удовлетворения потребности

"Я собираюсь Вам писать, любезный друг, когда пришло Ваше письмо. Сначала отвечу на Ваши строки, а затем Вы узнаете о маленькой посмертной услуге, которую я жду от Вас, посмертной, что касается меня. Еще раз благодарю Вас за проявления Вашей дружбы и признаюсь Вам еще раз, что я этого совсем не ожидал. Я знаю, что один из моих пороков принимать некоторые вещи совершенно серьезно, но как в этом исправиться, когда живешь уже второе пол-столетие и приближаешься бегом к концу. Во всяком случае, я очарован тем, что нахожу Вас таким добрым малым. Мне кажется, что этот титул лучше, чем "недоносок", которым Вы недавно любили себя украшать. Что Вы думаете по этому поводу? Заметьте, что эти выкидыши у нас почти всегда являются результатом специальных условий, в которые мы заключены, так что самые почтенные устремления вполне законного честолюбия являются, в сущности, глупыми выходками. Все, что Вы говорите, впрочем, превосходно, есть только в Вашем письме одно место, которое я не понимаю: это Ваша иллюзия относительно моего положения. Я, впрочем, могу только этому радоваться, так как это избавляет Вас от печали присутствовать при этой перипетии, которая все-таки не сможет оставить равнодушным. Мне неохота повторять Вам то, что я на днях говорил, но я не могу не предупредить Вас, что совершенно бесполезно для Вас баюкать себя надеждой увидеть, что все примет снова свое обычное течение." письмо к биографу Михаилу Жихареву.

"Смехотворная картина моего существования, которую Вы набрасываете, полагаю, не очень точна, но Вы совершенно правы, когда думаете, что существуют в мире люди еще более несчастные, чем я. Я знаю много таких, даже среди тех, которые не слывут за несчастных, чьей судьбе я не завидую, несмотря на кажущееся счастье и на истинный блеск, который их окружает. Немного дней пройдет, однако, и Вы не сможете больше, полагаю, меня обвинить в малодушии. Катастрофа приближается большими шагами. Я творю обеты самые искренние, чтобы, какова бы она ни была, эта катастрофа не омрачила бы слишком существование нескольких особ, которым, вероятно, суждено меня пережить. На днях я получил письмо, которое в эпоху, нами переживаемую, может быть рассматриваемо без большого преувеличения, как настоящее убийство. Таковы-то, дорогой друг, прекрасные дни, которые я провожу. Дай Бог, чтобы особа, приславшая мне это письмо, никогда не узнала бы силу этих строк и роковой результат, который они могли бы иметь. К счастью, человеческая природа так устроена, что люди, причиняющие зло, почти никогда не подозревают, какой вред они наносят..." - увы, опять вполне автобиографично.

Из завещания Чаадаева

Пункт 2: "Постараться похоронить меня или в Донском монастыре, близ могилы Авдотьи Сергеевны Норовой, или в Покровском, близ могилы Екатерины Гавриловны Левашевой. Ежели же и то и другое окажется невозможным, то в селе Говеинове, где похоронена тетушка моя, княжна Анна Михайловна Щербатова"

Видимо, он так и не понял за всю свою жизнь кому был дорог. Похоронили его в Донском, вот так судьбу за него и решили.

По обычаю, любой разговор о Чаадаеве должен заканчиваться его письмами, по крайней мере - Первым философическим. Потому что его самого - вот такого-то человека - по сути и не было. Что ж, письмо. Не философическое, а первое из сохранившихся. Писано И.Д.Щербатову летом 1807 года (Чаадаеву 13 лет).

Первое письмо Чаадаева

"Любезный братец!

Не завидуйте нашим счастьем, и я Вам правду скажу, что умираю здесь от скуки и от нетерпения Вас видеть, тем более, что говорят, что мы еще долго отсюда не уедем; слышно, что у нас будет спектакль; это будет довольно весело, я думаю; мы все продолжаем ездить купаться и с нами махинальный человек *: мы имели сражение с егорьевскими собаками и остались победителями - одна осталась на месте и одна ранена (в сем сражении показал махинальный человек чудеса храбрости). Впрочем, мы так же проводим время, как и сперва, с той разницей, что все послеобеда проходит в верчении на качелях. Остаюсь Ваш покорный слуга, друг и брат и т.д.

Петр Чаадаев.

Уже коляска дедушкина готова, он едет; итак, мне некогда к Вам больше писать".

* Махинальный человек - детская механическая игрушка.