Николай Гоголь - Том 8. Статьи

Таинственный посетитель, Жуковского.

Пятнадцать мне минуло лет, Богдановича * .

Когда веселий на крылах, Нелединского-Мелецкого .

К младенцу, Дмитриева.

Чувство в разлуке (Что не девица в тереме своем), Мерзлякова * .

К востоку, всё к востоку, Жуковского * .

Полно льститься мне слезами, Нелединского-Мелецкого.

Донскому воинству, Шатрова (Грянул внезапно гром над Москвою).

С Миленой позднею порою, Капниста * .

К месяцу, Жуковского.

Весеннее чувство, Жуковского.

Сон , Жуковского. Заснув на холме луговом.

Роняет лес багряный свой убор, Пушкина * .

Умирающий Тасс, Батюшкова.

На смерть королевы Виртембергск<���ой>, Жуковского * .

На воспоминанье кн. Одоевск<���ого>, Лермонтова * .

Пожар, Языкова.

На развалинах замка в Швеции, Батюшкова.

Финляндия, Баратынского.

Элегия, Давыдова.

Пушкина, Ненастный день потух. Туманной ночи мгла * .

Второй перевод Греевой <���элегии>, Жуковского * .

Я берег покидал туманный Альбиона, Батюшкова * .

Элегия, А. Крылова.

Череп, Баратынского.

Лицейская годовщина, Пушкина.

Миних, Плетнева.

Элегия, Баратынского.

Тоска в немец<���ком> городке.

Элегия, Языкова.

Элегия, Пушкина.

      »       Пушкина.

О сжальтесь надо мною, о дайте волю мне, Хомякова * .

Арфа, Державина.

Когда для смертного умолкнет шумный день, Пушкина * .

Зима. Что делать нам в деревне? я встречаю, Пушкина .

Вечер, Жуковского.

Гомер и Гезиод, Батюш<���кова>

Ермак. Дмитриева.

     »      Катенина * .

Спор <���Казбека> с Шат-горою, Лермонтова.

Олег, Языкова.

Рыбаки, Гнедича.

Купальницы, Дельвига.

Каприз, Пушкина * .

Изобретение ваяния, Дельвига.

Сцены из Цыган. Пушкина.

Последние стихот<���ворения> Пушкина.

Солдат, Дельвига * .

Сторож ночной, Жуковского * .

ДУМЫ.

Олег, Пушкина * .

Эвпатий, Языкова.

Острогожск, Рылеева.

Пир на Неве, Пушкина * .

Кудесник, Языкова.

Труд, Пушкина.

Монастырь на Казбеке, Пушкина.

Недуг, Шевырева.

К статуе Петра Великого, Ломоносова * .

      (Гремящие по всем концам земным победы).

Пир Потемкина, данный Екатерине, Державина.

Домик поэта в Обуховке, Капниста * .

Красавице перед зеркалом, Пушкина.

Домовому, Пушкина.

Буря, Языкова.

Птичке, Ф. Туманского.

Нереида, Пушкина.

Вдохновенье. Сонет, Дельвига.

Красавице, Пушкина.

На спуск корабля Златоуста, Ломоносова.

Весна, Языкова.

К статуе играющего в бабки, Пушкин<���а> * .

На перевод Илиады, Пушки <���на>.

Сонет при посылке книги, воспоминанье об искусстве, Батюшкова.

О милых призраках, Жуковского * .

Поэту. Сонет, Пушкина.

К портрету Жуковского, Пушкина.

Нимфа, Баратынского.

Черта к биографии Державина, Державина.

Последние стихи, Веневитинова.

Последние стихи, Державина * .

Элегия болевшего ногами поэта, Языкова * .

Сафо, Пушкина.

Дориде, Пушкина.

Сожженное письмо, Пушкина.

Рифма, Пушкина .

Мой голос для тебя и ласковый и томный, Пушкина .

Ты и вы, Пушкина .

К портрету Жуковского, Пушкина.

На холмах Грузии лежит ночная мгла, Пушкина.

Прошло то время, когда идеализировали и мечтали о разного рода правлениях, и умные люди, обольщенные формами, бывшими у других народов, горячо проповедывали: одни — совершенную демократию, другие — монархию, третьи — аристократию, четвертые — смесь всего вместе, пятые — потребность двух борющихся сил в государстве и на бореньи их основывали <���… > Наступило время, когда всякий более или менее чувствует, что правленье не есть вещь, которая сочиняется в голове некоторых, что она образуется нечувствительно, сама собой, из духа и свойств самого народа, из местности — земли, на которой живет народ, из истории самого народа, которая показыва<���ет> человеку глубокомысленному, когда и в каких случаях успевал народ и действовал хорошо и умно, и требует — внимательно всё это обсудить и взвесить.

История государства России начинается добровольным приглашеньем верховной власти. «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: придите княжить и владеть нами», — слова эти были произне<���сены> людьми вольных городов. Добровольным разумным сознаньем вольных людей установлен монарх в России. Все сословия, дружно требуя защиты от самих себя, а не от соседних врагов, утвердили над собою высшую власть с тем, чтобы рассудить самих себя — потребность чисто понятная среди такого народа, в котором никто не хочет уступить один другому и где только в минуты величайшей опасности, когда приходится спасать родную землю, всё соединяется в один человек и делается одним телом. Сим определена высокая зак<���он>ность монарха-самодержца.

Итак, в самом начале, во время, когда не пробуждается еще потребность организации стройной, во время, когда легко ужиться с безнач<���алием>, уже всё потребовало одного такого лица, которое, стоя выше всех, не будучи связано личною выгодою ни с каким сословием преимущественно, внимало бы всему равно и держало бы сторону каждого сословия в государстве. Во всю историю нашу прошла эта потребность суда постороннего че<���л>ове<���ка>. Великий князь или, просто, умный князь уже требуется как примиритель других князей. Духовенство является как примиритель между князей или даже между народом, и сам государь судится народом не иначе, как верховный примиритель между собою. Стало быть, законность главы была признана всеми единогласно.

Вопрос: какие начала правления преимущественно слышатся и слышались в истории народа?

Если правление переходило сколько-нибудь в народное, это обнаруживалось совершенною анархией и полным отсутствием всякого правления: ни одного человека не бывало согласн<���ого>, всё спорило между собою.

Если правление переходило совершенно в монархич<���еское>, то есть в правление чиновников от короля, воспитавшихся на служебном письменном поприще, государство наполнялось взяточниками, для ограниченья которых требовались другие чиновники; через года два следовало и тех ограничивать, и образовывалась необыкновенная сложность, тоже близкая к анархии.

Стало быть, вопрос: где, в каких случаях следует допустить демократическое, народное участие и где, в каких случаях участвование короны и правительствующего корпуса? То и другое в руках монарха — и аристократия и демократия; тому и другому он господин; та и другая ему равно близка. Каковы же и в чем отношения монарха к подданному? Это — лицо, которое уже должно жить другою жизнью, нежели обыкновенный червь. Он должен отречься от себя и от своей собстве<���нности>, как монах; его пищей должно быть одно благо его — счастие всех до единого в государстве; его лицо не иначе, как священ<���но>.