Николай Гарин-Михайловский - Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906

— Господин инженер, я понимаю, что такое прямая линия, но я не вижу… у меня глаза плохи стали.

— Так на что же вы надеялись?! Я вам, что ли, свои глаза дам?!

— Али не вы, но я разумел…

— Что вы разумели?! Что вам позволят здесь валять дурака?!

Вальнек усердно давил наседавших на него комаров.

— Вы не можете работать…

— Господин инженер, — взмолился Вальнек.

— Послушайте, господин Вальнек, идиот вы окончательный, или что-нибудь, наконец, понимаете?! Вы понимаете, что то, что вы делаете, — ерунда, бессмысленная ерунда, бол-ва-н вы!

— Али-то зачем же так пан инженер перед рабочими…

— Да как же тебя не ругать?! Ведь ты едешь за три тысячи верст и врешь, что знаешь свое дело. Мало того, что ты денег стоишь, ты время отнял, понимаешь ли ты, глупая твоя мо-о-рда, понимаешь?!

Инженер дрожал от бешенства и совал свои кулаки Вальнеку под самый нос.

— Животное! Где я теперь здесь в трущобе буду искать вместо тебя человека?!

Вальнек быстро отошел и сел на срубленный пень. Инженер постоял несколько мгновений и проговорил упавшим голосом технику:

— Ведите пикетаж, — я пойду с нивелиром.

— С начала?

— Да, конечно.

Рабочие, техник и инженер возвратились назад.

Работа быстро закипела в искусных руках. Техник с своим отрядом уже прошел мимо все сидевшего Вальнека.

Показался и инженер.

— Господин инженер… простите… не сердитесь… Я сам вижу, что действительно… Ну, я думал, что мои глаза еще могут… ну, что же, ну я сам вижу, что ослеп… ну, что ж? ну, несчастье… Позвольте мне нивелировать…

— Да ведь вы не умеете же.

— Умею, господин инженер…

Инженер, установив нивелир, навел его на рейку и проговорил, обращаясь к Вальнеку:

— Прочтите.

Вальнек прочел.

Инженер повернул трубу к другой рейке. Вальнек опять прочел.

— Десять лет нивелировал.

— Не совсем верно, — сморщился инженер, поверяя чтение Вальнека, но, подумав, проговорил, пожимая плечами: — Попробуйте.

Инженер ушел, крикнув:

— Завтракать!

Совершенно разбитый и усталостью, и комарами, и нравственным потрясением, Вальнек с наслаждением пошел к своей корзине, в которую племянница уложила ему хлеб, жареный кусок говядины, соль и бутылочку с водкой.

Но каков был ужас Вальнека, когда на говядине, к которой он наклонился с таким аппетитом и чуть было не схватил уж ее руками, он вдруг разглядел свернувшуюся гадюку.

Отскочить, толкнуть ногой корзину с проклятой гадюкой, рассыпать оскверненную провизию по земле — было делом одного мгновения, конечно, со стороны Вальнека, но завтрак пропал, и Вальнек в угрюмом молчании вместо завтрака все время просидел на пне, ни на мгновение не переставая хлопать на себе назойливых комаров.

Три оставшихся при нем рабочих молча ели хлеб свой и лукаво переглядывались.

Наконец, гнев Вальнека прошел, аппетит заговорил громче прежнего, и Вальнек скрепя сердце потянулся за хлебом, на котором не лежала гадюка. Водка разбилась от неосторожного толчка, и Вальнек, жуя хлеб и посыпая его солью, с сожалением смотрел на валявшиеся осколки.

Передние партии позавтракали, и уже давно затих в отдалении и говор их и стук топоров, а Вальнек все еще не подымался, потому что его всего разломало от непривычной работы, да и хотелось ему быть как можно подальше от проклятых инженера и его прислужника техника.

Наконец Вальнек встал и разбито, тяжело зашагал к инструменту. Каждый шаг в неприспособленных тяжелых сапогах в этом лесу, в этом царстве комаров был тяжелою пыткою для Вальнека. Он, гнавшийся только за деньгами, ненавидел уж всю эту каторжную должность свою.

Установив кое-как инструмент, Вальнек навел трубу на рейку, крикнул: «держи», приказал рабочим отмахивать веткой комаров и нагнулся к трубе.

Вальнек смотрел, рабочий махал, махал… Рабочему надоело уже махать, когда, совершенно красный, Вальнек поднялся, растерянно оглянулся и опять сейчас же снова прильнул к трубе…

Произошла какая-то непонятная история: волоски в трубе, без которых невозможно чтение делений рейки, исчезли куда-то.

Все еще не веря исчезновению волосков, Вальнек пригласил и рабочего убедиться в том же.

Рабочий присел, прицелил свой глаз и с некоторым страхом заглянул в трубу, а Вальнек замахал над ним.

— Ну что, видишь волоски?

— Ничего не вижу.

— Не видишь потому, что инженер порвал их.

— Порвал? — спросил рабочий и хлопнул руками себе по ляжкам.

— Порвал, потому что молокосос, — проговорил авторитетно Вальнек. — Кричать умеет, али сам с инструментом обращаться не умеет.

— Что за оказия, — проговорил рабочий и рассмеялся. — Тот тебя корит, а теперь ты его. Кто же вас рассудит.

— Старший рассудит. Вечером разбор будет. Ты слышал, как он меня ругал?

— Все, чать, слышали!

— Вечером разберут.

— Т-а-а-к. А теперь что делать станем?

— Да что ж теперь? За ним бежать, он ведь тоже волосков не приделает.

— Знамо, не приделает… Эй-эй! Клади рсй-й-ку! Машина изгадилась.

Реешники положили рейки и пришли к инструменту. Еще раз заглянули.

— Да нету, нету, — проговорил авторитетно Вальнек. — Хоть все глаза просмотри.

— Что за оказия? — удивились рабочие. — Теперь чего ж ему за это будет?

— Будет доволен. За все будет… Я вдвое против него старше и то смолчал, чтоб пример не подавать дурной, а он не может? Ему надо ругаться?

— Неловко-то неловко, — уж и мы поняли.

— Вы ведь слышали?

— Когда не слышали. Эхе-хе! Вот они дела-то какие. Чего ж теперь делать станем?

— Да чего ж? — развел руками Вальнек, — спать.

— Ну?!

— Ну, а чего ж?

— Да ничего, конечно, — согласился рабочий. — Хоть смотри, хоть не смотри. Нет, так нет. Эко дело-то…

— А как ён-то придет, — проговорил другой рабочий, — да увидит, что мы спим, да вместо денег взашей нас?

— Это мой ответ, — важно ответил Вальнек.

— Знамо, его, — поддержал Вальнека первый рабочий, — нам что? Что велит, то и делай. Что ён, что хоть ему прикажет, — хоть палку поставь, — велит слушать, — чего ж тут? Слушай…

— Известно, — согласился другой рабочий, — как ни зови, только корми… Так чего же? Спать, так спать…

Уже солнце книзу пошло, когда возвратившийся за шесть верст назад инженер, напрасно поджидавший Вальнека, наткнулся на мирно почившую группу. Часовой, поставленный Вальнеком отмахивать комаров, и тот, свалившись на плечо Вальнека, укрыв и его и себя веткой, заснул богатырским сном.

Грубо растолкав ногами спящую «сволочь», инженер молча наблюдал, как подымался ошалевший Вальнек, весь вздувшийся от сплошных волдырей, с лицом и затылком, покрытым насосавшимися кровью, прилипшими и застывшими комарами, торчавшими грязно-кровяными пупырышками на вздутой поверхности.