Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

«Соседка, слышала ль ты добрую молву?»
   Вбежавши, Крысе Мышь сказала —
«Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?
  Вот отдохнуть и нам пора настала!» —
    «Не радуйся, мой свет»,
   Ей Крыса говорит в ответ:
   «И не надейся попустому!
   Коль до когтей у них дойдет,
   То, верно, льву не быть живому:
   Сильнее кошки зверя нет!»

Я сколько раз видал, приметьте это сами:
   Когда боится трус кого,
   То думает, что на того
   Весь свет глядит его глазами.

Чижа захлопнула злодейка-западня:
  Бедняжка в ней и рвался, и метался,
А Голубь молодой над ним же издевался.
  «Не стыдно ль», говорит: «средь бела дня
      Попался!
   Не провели бы так меня:
   За это я ручаюсь смело».
Ан смотришь, тут же сам запутался в силок.
      И дело!

Вперед чужой беде не смейся, Голубок.

Какой-то древний царь впал в страшное сомненье:
Не более ль вреда, чем пользы, от наук?
  Не расслабляет ли сердец и рук
      Ученье?
  И не разумнее ль поступит он,
Когда ученых всех из царства вышлет вон?
Но так как этот царь, свой украшая трон,
Душою всей радел своих народов счастью
     И для того
    Не делал ничего
   По прихоти, иль по пристрастью,—
   То приказал собрать совет,
В котором всякий бы, хоть слогом не кудрявым,
   Но с толком лишь согласно здравым
   Свое представил: да, иль нет;
То есть, ученым вон из царства убираться,
Или попрежнему в том царстве оставаться?
  Однако ж как совет ни толковал:
   Кто сам свой голос подавал,
Кто голос подавал работы секретарской,
   Всяк только дело затемнял
И в нерешимости запутывал ум царской.
  Кто говорил, что неученье тьма;
   Что не дал бы нам бог ума,
  Ни дара постигать вещей небесных,
    Когда бы он хотел.
  Чтоб человек не боле разумел
    Животных бессловесных,
   И что, согласно с целью сей,
  Ученье к счастию ведет людей.
    Другие утверждали,
Что люди от наук лишь только хуже стали:
    Что всё ученье бред,
   Что от него лишь нравам вред,
   И что, за просвещеньем вслед,
  Сильнейшие на свете царства пали.
   Короче: с обеи́х сторон,
   И дело выводя и вздоры,
   Бумаги исписали горы,
А о науках спор остался не решен;
Царь сделал более. Созвав отвсюду он
Разумников, из них установил собранье
И о науках спор им предложил на суд.
   Но способ был и этот худ,
Затем, что царь им дал большое содержанье:
  Так в голосах между собой разлад
   Для них был настоящий клад;
   И если бы им волю дали,
   Они б доныне толковали
    Да жалованье брали.
  Но так как царь казною не шутил,
  То он, приметя то, их скоро распустил.
Меж тем час-от-часу впадал в сомненье боле.
Вот как-то вышел он, сей мыслью занят, в поле,
    И видит пред собой
  Пустынника, с седою бородой
   И с книгою в руках большой.
Пустынник важный взор имел, но не угрюмый;
   Приветливость и доброта
Улыбкою его украсили уста,
А на челе следы глубокой видны думы.
Монарх с пустынником вступает в разговор
  И, видя в нем познания несчетны,
Он просит мудреца решить тот важный спор:
Науки более ль полезны или вредны?
«Царь!» старец отвечал: «позволь, чтоб пред тобой
   Открыл я притчею простой,
Что́ размышленья мне внушили многолетны».
  И, с мыслями собравшись, начал так:
    «На берегу, близ моря,
    Жил в Индии рыбак;
Проведши долгий век и бедности, и горя,
Он умер и троих оставил сыновей.
     Но дети, видя,
Что с нуждою они кормились от сетей
  И ремесло отцовско ненавидя,
  Брать дань богатее задумали с морей,
    Не рыбой, — жемчугами;
   И, зная плавать и нырять,
    Ту подать доправлять
     Пустились сами.
Однако ж был успех различен всех троих:
   Один, ленивее других,
   Всегда по берегу скитался;
Он даже не хотел ни ног мочить своих
  И жемчугу того лишь дожидался,
   Что выбросит к нему волной:
    А с леностью такой
    Едва-едва питался.
      Другой,
   Трудов нимало не жалея,
    И выбирать умея
   Себе по силе глубину,
Богатых жемчугов нырял искать по дну:
   И жил, всечасно богатея.
Но третий, алчностью к сокровищам томим,
   Так рассуждал с собой самим:
«Хоть жемчуг находить близ берега и можно,
Но, кажется, каких сокровищ ждать не должно,
   Когда бы удалося мне
Достать морское дно на самой глубине?
  Там горы, может быть, богатств несчетных:
Кораллов, жемчугу и камней самоцветных,
   Которы стоит лишь достать
      И взять».
  Сей мыслию пленясь, безумец вскоре
   В открытое пустился море,
И, выбрав, где была чернее глубина,
В пучину кинулся; но, поглощенный ею,
   За дерзость, не доставши дна,
   Он жизнью заплатил своею.
   «О, царь!» примолвил тут мудрец:
«Хотя в ученьи зрим мы многих благ причину,
  Но дерзкий ум находит в нем пучину
   И свой погибельный конец,
    Лишь с разницею тою
Что часто в гибель он других влечет с собою».

  У Барыни, старушки кропотливой,
   Неугомонной и брюзгливой,
Две были девушки, Служанки, коих часть
  Была с утра и до глубокой ночи,
   Рук не покладывая, прясть.
   Не стало бедным девкам мочи:
   Им будни, праздник — всё равно;
   Нет угомона на старуху:
Днем перевесть она не даст за пряжей духу;
Зарей, где спят еще, а уж у них давно
   Пошло плясать веретено.
Быть может, иногда б старуха опоздала:
  Да в доме том проклятый был петух:
   Лишь он вспоет — старуха встала,
Накинет на себя шубейку и треух,
   У печки огонек вздувает,
  Бредет, ворча, к прядильщицам в покой,
Расталкивает их костлявою рукой,
   А заупрямятся, — клюкой,
И сладкий на заре их сон перерывает.
    Что будешь делать с ней?
  Бедняжки морщатся, зевают, жмутся
  И с теплою постелею своей,
  Хотя не хочется, а расстаются;
На-завтрее опять, лишь прокричит петух,
  У девушек с хозяйкой сказка та же:
   Их будят и морят на пряже.
   «Добро же ты, нечистый дух!»
Сквозь зубы пряхи те на петуха ворчали:
«Без песен бы твоих мы, верно, боле спали;
   Уж над тобою быть греху!»
  И, выбравши случа́й, без сожаленья,
Свернули девушки головку петуху.
Но что ж? Они себе тем ждали облегченья;
   Ан в деле вышел оборот
     Совсем не тот:
То правда, что петух уж боле не поет —
    Злодея их не стало:
Да Барыня, боясь, чтоб время не пропало,
Чуть лягут, не дает почти свести им глаз
И рано так будить их стала всякий раз,
Как рано петухи и сроду не певали.
   Тут поздно девушки узнали,
Что из огня они, да в полымя попали.