Влас Дорошевич - Безвременье

Можно себе представить, какую бы сенсацию произвело такое «открытие», — да ещё в маленьком провинциальном городке.

— А вы знаете: у Н. оказывается совсем не сын! Подкинут!

— Да что вы? Да не может быть?

— Уверяю вас!

— Ах, какие новости! Непременно надо будет сейчас же Анне Ивановне сказать!

Кто знает, быть может, нашлись бы — наверное бы, нашлись! — порядочные люди, которые запретили бы своим детям, порядочным детям порядочных родителей играть, дружиться с «подкидышем».

Вспыхнуло бы целое возмущение:

— Бог знает что такое! Подкидыша выдавать за своего сына! Приводить к нашим детям!

Нашлись бы сердобольные люди, сердобольные дамы, которые «без слёз бы не могли после этого смотреть на бедного малютку».

Которые гладили бы его по головке с особой ласковостью, целовали бы с особой нежностью, с какою целуют только сирот, и говорили со слезами на глазах:

— Бедный, бедный, ребёнок!

При взгляде на «бедного малютку» они «не в силах были бы удержаться от восклицания»:

И ведь бывают на свете такие матери! На куски их резать! Такого ангела и вдруг подкинуть… Ужасно!

Они бы мазали своими слезами лицо бедной г-же Н.:

— Хорошо ещё, что он попал на таких людей, как вы! О, вы святая… нет, нет, не протестуйте! Вы — святая женщина! Так любить чужого ребёнка.

Они бы плюнули в чужое счастье своими слезами.

И счастье этих трёх людей, любивших друг друга, хуже чем плевком было бы осквернено этими проклятыми, этими слюнявыми слезами «добрых» людей, у которых слюни текут из глаз.

Счастливы те, кто никогда не слыхал ни в виде ругани ни, ещё хуже, с сожалением этого слова:

— Подкидыш!

Слово, над которым хохочешь в тридцать лет, — от которого безумно рыдают, от которого лезут в петлю, умирают — в десять.

Что было бы с одиннадцатилетним мальчиком, если бы он узнал, что его мама — не настоящая мать, его отец — не отец ему, что у него нет отца, нет матери, что он каждый день обнимает, целует чужих людей!

И каждый мальчик в ссоре, каждая разозлившаяся кухарка, горничная «со зла» крикнули бы ему:

— Подкидыш!

Вот почему, «из боязни огласки, — как говорит приговор, — и с целью скрыть до времени, как от самого усыновлённого, так и от посторонних лиц, действительное его происхождение», полковник Н. и не продиктовал писарю слова:

«Усыновлённый»!

Ему страшно стало выставлять милого, дорогого ему ребёнка к позорному столбу.

И его отдали под суд за подлог.

Его судили.

Но суд нашёл, что запись, хоть и не по форме сделанная, «не заключает в себе чего-либо несогласного с истиной».

В главе I раздела II, тома X, части 1-й свода законов (изд. 1887 года) усыновлённые именуются «детьми», как и дети кровные, — вследствие чего «наименование подсудимым в своём послужном списке усыновлённого им воспитанника своим „сыном“ не заключало в себе вымышленного обстоятельства или заведомо ложного сведения».

Суд принял во внимание те «бескорыстные побуждения, которыми руководствовался подсудимый».

Не нашёл в его «преступлении» признаков подлога. Нашёл только «проступок по службе», признал этот проступок «маловажным» и приговорил полковника Н. к аресту на один месяц на гауптвахте.

На этот приговор товарищем прокурора был подан протест.

Протест был уважен, и дело полковника Н. было снова возвращено в суд, — но не для разбора по существу, а. только для применения статьи о подлоге, вместо статьи о «маловажном проступке по службе», так как, по существу, подсудимый оказался в приписываемом ему деянии виновным.

Суд применил статью о подлоге и приговорил: лишить полковника Н. прав состояния, чинов, орденов и сослать в Сибирь.

Но по тем же соображениям, которые были изложены раньше, суд нашёл необходимым ходатайствовать о замене лишения прав и ссылки просто исключением со службы.

Ходатайство было удовлетворено.

И вот вам результат того, что когда, 16 лет тому назад, у дверей г. Н. запищало маленькое, беспомощное, несчастное человеческое существо, — г. Н. не отправил этого ребёнка в «участок».

Самое страшное, — то, чего боялись, от чего с ужасом оберегали ребёнка, — случилось.

Случилось в ту самую минуту, как возникло «дело».

Мальчик узнал свою «тайну».

Это величайшее несчастье для бедной семьи. А второе состоит в том, что куда бы полковник Н. ни сунулся искать места, занятий, — первый вопрос:

— Почему вы оставили службу?

— Я был под судом. Осуждён.

— За что?

— Видите ли, в 1884 году…

— Позвольте! Пожалуйста, кратко. Я вас спрашиваю: за что?

— За подлог.

— За поо-дло-ог? И вы хотите, чтоб я вам дал место? Извините, мне шутить некогда. Имею честь кланяться.

Ведь не говорить же каждому:

— Позвольте, я вам сначала расскажу целую повесть…

Кто слушать будет? Кому это нужно? Кому есть время?

Ведь не носить же с собой груды бумаг и не молить:

— Да вы прочтите, прочтите сначала всю эту груду!

И что за бумаги!

Обвинительные акты, приговоры.

Вы представьте себе положение человека, который для аттестации себя представляет… приговор по обвинению в подлоге!

Я не думаю обсуждать приговора. Да это было бы и бесполезно: с формальной точки зрения правы, конечно, все, — кроме наказанного «преступника» г. Н.

Но с нашей-то, человеческой точки зрения, — до тех пор, пока на свете есть несчастные дети, дай Бог, чтоб больше было таких «преступников», как этот полковник Н.

Сегодня вечером я хотел пойти в цирк Медрано и посмотреть новых клоунов, которые интересуют Париж, но остаюсь дома, чтоб заняться г. Родзянко.

Г. Родзянко стоит того, чтоб из-за него забыть клоунов цирка Медрано.

Г. Родзянко выбрали только в председатели екатеринославской губернской земской управы, а он счёл долгом произнести тронную речь.

Вступая на стул председателя губернской земской управы, он обратился к служащим со словом.

Во-первых, г. Родзянко объявил, что ему не нравится образ мыслей многих из гг. служащих, и обещал «принять меры» (?), чтоб все и по всем вопросам держались самого желательного образа мыслей.

Во-вторых, г. Родзянко объявил, что он не потерпит ничьего вмешательства, и запретил кому-либо когда-либо на него, г. Родзянко, жаловаться.

Так была провозглашена екатеринославская независимость, и Екатеринославская губерния была объявлена папской областью, с папой Родзянко I во главе.

Папа Родзянко будет диктовать, как надо думать, и на папу Родзянко нельзя жаловаться.

Папа Родзянко будет непогрешим.

Духовным детям Родзянко останется только слушаться папы.

Г. Родзянко говорит:

— За Екатеринославскую губернию можете быть спокойны! В екатеринославском земстве все будут по образу мыслей маленькие Родзянки.