Николай Лохматов - Листопад

"Настойчивая!"

На другой день Буравлев пришел в школу. В раздевалке встретила средних лет женщина с густыми, гладко причесанными темными волосами, в шерстяном, малинового цвета, платье. Смущенно взглянув на гостя, она спросила:

- Вы Сергей Иванович? Очень хорошо. А я - Евдокия Петровна Стрельникова. Мы вас уже ждем. Здравствуйте, - она кокетливо склонила набок голову, протянула крупную обветренную руку.

Вошли в класс, шум сразу стих. Ребята с любопытством уставились на Буравлева. Непонятная робость охватила его. Опираясь руками на спинку стула, он внимательно рассматривал ребят.

- Прежде чем начать разговор о лесе, - наконец вымолвил Буравлев, - я задам лишь один вопрос. Вы слышали о русском богатыре Илье Муромце? А знаете ли, почему он, просидев сиднем тридцать три года, вдруг стал таким сильным, таким сильным, что победил Соловья Разбойника и Идолище Поганое?

- Не отлынивал от физзарядки! - выкрикнул сидящий у окна белоголовый паренек в вельветовой толстовке.

Ребята зашумели, засмеялись.

- Не угадали, - заметил Буравлев. - А причина простая. Калики перехожие напоили Илью Муромца медами, настоенными на зверобое и тысячелистнике. Зверобой и тысячелистник - травы. И растут в наших лесах.

Класс снова ожил и зашумел. Буравлев понял, что разговор состоится. Он заложил за спину руки и уверенным шагом прошел по рядам.

- Как видите, лес способен творить чудеса. И какие! Возьмем хотя бы дуб. По древнему преданию, когда еще не было ни земли, ни неба, а лишь разливался один "океан-море", посредине этого океана стояли два дуба с двумя голубями на вершинах. Народные сказки знают дубы и с золотыми желудями, и дубы, с которых падает целебная роса, и дубы, под которыми спрятаны ларцы со смертью Кащея. С ними связаны и древние заговоры. "И как с того старого дуба щепа летит, такожде бы и от меня валился на сыру землю борец-молодец по всякий день, по всякий час..."

Если верить далекой истории, наши пращуры дела важные решали только под сенью этого священного дерева. Под старым дубом сидели и баяны слепые певцы. Детей укачивали в дубовых колыбелях... Вот какая была вера в наш русский лес!

А мало ли сказок и песен посвящено кудрявой раките и белоствольной березке, сосне-красавице и сиротке-рябине... Все ото говорит о том, что в жизни человека лес занимает не последнее место. Беда лишь в том, что человек, понимая это, однако, относится к лесу без благодарности. К примеру, наша Ока. По ней когда-то плавали караваны с лесом, канатами, пенькой, стеклом, конопляным маслом, дегтем... Она связывала центр России с Поволжьем и Каспием. А сейчас что? Кстати, хочу вам рассказать байку одну, - оживился Буравлев. - Это о нашей Оке. Слышал тут от старика. Так вот, когда бог всем рекам судьбу определял, где-то задержалась наша Ока. Дела, значит, у нее были. Пришла она, смотрит, а Волга уже бежит к морю. Ока до бога: мол, почему, бог, Волга вперед меня выбежала? А бог улыбается: "Опереди, попробуй!" Побежала Ока за Волгой. Только разве ее догонишь? Намного она успела вперед уйти. Ну и припала тогда Ока устьем к Волге. Так с тех пор и живут неразлучно...

Буравлев перевел взгляд на Стрельникову. Она была поглощена его рассказом.

- Вы меня спросите, почему так обмелела наша река? - улыбнулся Буравлев. - Да потому, что по берегам поредел лес. Недавно в газете я вычитал интересные цифры. За годы войны по побережьям нашей реки леса поубавились. Посмотрите, вокруг сколько их стало!.. А о лесных посадках мы, к сожалению, еще мало заботимся. Вот и обмелела Ока, а с ней обезводились наши поля...

Он взглянул на притихших ребят.

- А ну-ка, угадайте, что это? Весной веселит, летом холодит, осенью пугает, зимой согревает.

- Лес!.. - раздались голоса.

- Верно!.. А вот подумайте над такой загадкой: "Когда народу хорошо веселит, когда трудно - утешает".

- Музыка! - не дав договорить Буравлеву, озорно выкрикнул кто-то с задних рядов.

- Гармошка!..

- Это тоже лес, - боязливо пояснила девочка с белым бантиком в косах. - Когда я в рощу прихожу, будто музыка играет. Перед октябрьскими праздниками мы переехали жить в новый дом. Вот запахи - самого леса... У нас стены не оштукатурены, так до сих пор пахнет.

- Отгадала. Молодец! - похвалил девочку Буравлев. И, обращаясь к ребятам, пояснил: - К чему я завел весь этот разговор? Недавно в Березовском районе срубили бор. Бор тот был красавец. На соснах облака ночевали. А сейчас-то этого бора нет!.. Когда-нибудь он снова зашумит на тех порубках. Но сколько нужно ждать! Восемьдесят, а то и сто лет.

Он насупился.

- Кто из вас посадил хотя бы одно деревце? Никто! - И, взглянув на часы, круто повернулся и пошел к двери.

Ребята провожали его недоумевающими взглядами.

В коридоре Буравлева догнала Стрельникова. По ее обветренному, огрубевшему лицу растекался легкий румянец.

- Вы что, Сергей Иванович, обиделись? - встревоженно спросила она.

- Да-а не-е-ет, - улыбнулся он. - Не на что... Так просто. Лучше пусть подумают...

- Вот вы какой человек! - Стрельникова придержала его за руку. - Они же ребята. Много ли можно с них спросить!..

- В их пору я лес сажал. - Буравлев потоптался у выхода и, взглянув на расстроенную Стрельникову, шутливо заметил: - Что ж, гнев тогда придется сменить на милость, - и снова пошел в класс.

3

Ветер креп, гнал поземку. У заборов, домов и сараев вырастали сугробы. На голенастых березах у дороги крапинками зари алела стайка грудастых снегирей. Раскачиваясь на ветках, они осыпали на землю снеговую порошу. В текучем морозном воздухе их посвистывание звучало, как жалоба.

Буравлеву припомнилась та далекая зима. Она была чем-то похожа на эту зиму. Подростком с отцом шел по лесу на лыжах. Плечи оттягивали набитые зерном сумки. В кустарниках их поджидали стайки птиц.

"А-а-а, проголодались, паршивцы? - ворчал отец. - Ну погодите, сейчас получите свое. Только не драться, волк вас съешь! Делитесь друг с дружкою по-доброму. Не то я вас!.. - грозил он пальцем. Положив руку на плечо сына, неторопливо говорил: - Пичугу надо жалеть, Сергунька. Беречь ее. Без нее и лес не лес".

Отец хватал из сумки зерна горстями и аккуратно рассыпал их по полочкам, еще с осени прикрученным проволокой к стволам березок. Птицы не боялись его: садились на плечи, весело наскакивали на корм. Довольный, он щурил цыганские глаза.

"Кыш, кыш, родимцы. Я вот вас!.."

"Пичугу надо жалеть. Беречь ее", - вспомнил слова отца Буравлев и, повернув голову к Стрельниковой, шагавшей рядом с ним, попросил ее:

- Ребята могли бы помочь птицам. Вчера на обочине дороги видел мертвых овсянок. Холодище. И кормежка скудная.

Она подняла на него глаза. Буравлев уловил в них настороженность, скорее, несогласие с его неожиданным предложением. Он тогда шагнул к кустику чертополоха, с которого только что сорвалась стайка желтобрюхих щеглов, сломил его и чашечками вниз потряс над ладонью.