Михаил Салтыков-Щедрин - Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала
- Название:Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1970
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Салтыков-Щедрин - Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала краткое содержание
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.
В десятый том входит одна из наиболее известных книг Салтыкова — «Господа ташкентцы», которая возникла на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого века и, как всегда у этого писателя, была нерасторжимо связана с тогдашней русской действительностью. Также в том входит «Дневник провинциала в Петербурге».
http://ruslit.traumlibrary.net
Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Тут уж я сам не выдержал и произнес:
— Mais oui! mais comment donc! mais certainement! [403]
При этом перерыве седовласый младенец посмотрел на меня так изумленно, как будто я оскорбил его. Взор его совершенно явственно говорил: qu’est-ce qu’il veut, cet intrus, avec son «comment donc»! [404]Я вспомнил недавние слова хозяина «теперь мы принимаем всех», и в уме моем опять мелькнуло: скотина! Нечего и говорить, что я сейчас же поспешил осчастливить своим присутствием четвертую группу.
— Земледелие уничтожено, промышленность чуть-чуть дышит (прошедшим летом, в мою бытность в уездном городе, мне понадобилось пришить пуговицу к пальто, и я буквально — à la lettre! — не нашел человека, который взял бы на себя эту операцию!), в торговле застой… скажите, куда мы идем!
В ответ слышатся вздохи.
— Я, впрочем, десять лет тому назад предвидел это. Я уже тогда всем и каждому говорил: messieurs! мы стоим у подошвы волкана! Остерегитесь, ибо еще шаг — и мы будем на вершине оного!
— Mais oui! mais certainement! mais comment donc! — отвечает кто-то за меня, покуда я маневрирую к пятой группе.
— И чего церемонятся с этою паскудною литературой! — слышится в этой группе, — ведь это, наконец, неслыханно!
— А суд, ваше превосходительство, между тем оправдывает-с! *
— Ах! этот суд! вот он где у меня сидит! Этот суд!!
— Я, ваше превосходительство, записку составил, где именно доказываю, что в литературе нашей, со смерти Булгарина, ничего, кроме тлетворного направления, не сущест-вует-с.
— Тлетворное — c’est le mot! C’est un malfaiteur qui tue par sa puanteur nauséabonde! [405]Я со времени покойного Николая Михайловича * (c’était le bon temps! [406]) ничего не читаю, но на днях мне, для курьеза, прочитали пять строк… всего пять строк! И клянусь вам богом, что я увидел тут все * : и дискредитирование власти, и презрение к обществу, и насмешку над религией, и космополитизм, и выхваление социализма… Ma parole! c’était tout un petit cosmos d’immondices de tout genre! [407]
— Я, ваше превосходительство, именно эту самую мысль в моей записке провожу-с!
— И прекрасно делаете, друг мой! Надобно, непременно надобно, чтобы люди бодрые, сильные спасали общество от растлевающих людей! И каких там еще идей нужно, когда вокруг нас все, с божьею помощью, цветет и благоухает! N’est-ce pas, mon jeune ami? [408]
Увы! вопрос этот относился опять ко мне, и я опять не нашел никакого ответа, кроме:
— Mais oui! mais comment donc! mais certainement!
К счастию, в это время в гостиной раздалось довольно громогласное «шш». Я обернулся и увидел, что хозяин сидит около одного из столов и держит в руках исписанный лист бумаги.
— Messieurs, — говорил он, — по желанию некоторых уважаемых лиц, я решаюсь передать на ваш суд отрывок из предпринятого мною обширного труда «об уничтожении». Отрывок этот носит название «Как мы относимся к прогрессу?», и я помещу его в передовом нумере одной газеты, которая имеет на днях появиться в свет…
— Mesdemoiselles! voulez-vous bien venir écouter ce que va lire le prince! [409]— обратилась княгиня в другую комнату.
Смех и шум прекратились; молодежь высыпала в гостиную.
— Надо вам объяснить, messieurs, что мы, то есть люди консервативной партии, давно чувствовали потребность в печатном органе. У нас была одно время газета * , но, отчасти по недостатку энергии, отчасти вследствие некоторой шаткости понятий, она должна была прекратить свое плодотворное существование. Теперь мы решились издавать новую газету под юмористическим названием «Шалопай, ежедневное консервативно-либеральное прибежище для молодцов, не знающих, куда приклонить голову» * . Мы выбрали это название, потому что оно совершенно в русском, немножко насмешливом тоне… N’est-ce pas, messieurs! [410]
— Из-за одного заглавия, ваше сиятельство, сколько будет пренумерантов * ! вот увидите! — вставил свое слово господин, который хвастался запиской о тлетворном направлении современной русской литературы.
— Итак, messieurs, приступим.
«Сила совершившихся фактов, без сомнения, не подлежит отрицанию. * Факт совершился — следовательно, не принять его нельзя. Его нельзя не принять, потому что он факт, и притом не просто факт, Но факт совершившийся (в публике говор: quelle lucidité? [411]). Это, так сказать, фундамент, или, лучше сказать, азбука, или, еще лучше, отправный пункт.
Итак, факт совершился!!
И мы не отрицаем его, но принимаем с благодарностью. Мы с благоговейною благодарностью принимаем все совершившиеся факты, хотя бы появление некоторых из них казалось нам прискорбным и даже легкомысленным (в публике: avalez-moi cela, messeigneurs! [412] ). Факт совершился — и мы благодарим. Мы благодарим, потому что мы благодарны по самой природе, потому что наши предания, заветы наших отцов, наше воспитание, правила, внушенные нам с детства, — все, en un mot [413], создало нас благодарными…»
— Pardon! — раздается голос старого дяди, — vous avez fourré là une expression française! Mettez plutôt [414], — «одним словом…».
— C’est juste, mon oncle! [415]Итак, messieurs:
«…Все, одним словом, создало нас благодарными. Мы не можем не благодарить, точно так же как не можем не принести наши сердца на алтарь отечества в минуту опасности. Отечество, находящееся в опасности, это мы сами, находящиеся в опасности! И мы не принесем ему в дар сердца̀ наши! мы поспешим приветствовать его врагов! Нет, мы не сделаем ни того, ни этого, потому что отечество и мы — это что-то совершенно нераздельное. Это до такой степени не подлежит отделению, в смысле умственности, как и в смысле материальности, что как отечество не может существовать без нас, так и мы не можем существовать без него. А потому, возвращаясь к первичной моей мысли, повторяю: мы благодарим, ибо это есть наша натура.
Теперь рассмотрим несколько близким образом, что̀ такое есть это священное право благодарить?
Благодарить — это фимиам. Это возносящийся фимиам сердца. Точно так же, как для того, чтобы понятно писать по-русски, надобно прежде всего и преимущественнейше обзна-комиться с русским языком и памятниками грамотности, точно так же, повторяем мы, для того, чтобы благодарить, надобно иметь доброе и преданнейшее сердце. Но преданнейшее сердце не только благодарит, но и преимущественнейше предостерегает. Или, лучше сказать, не предостерегает, в грубом значении этого слова, но от благодарных чувств заявляет. Мы не отрицаем совершившихся фактов, мы благодарим, но в то же время заявляем! Мы заявляем, потому что имеем преданнейшее сердце, и потому заявление является на устах наших не в печальном образе горькой улыбки, но в прекрасном виде улыбки, исполненной доверия. Мы не осмеливаемся изречь из наших уст: довольно! ибо не можем даже знать, действительно ли есть то довольно, что нам кажется таковым. Но мы говорим: примите благоговейный фимиам, который испускают наши сердца, и ежели мы ошибаемся, то дайте нашей мыслительности другое направление!»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: