Константин Станюкович - Том 3. Повести и рассказы

— Да что это с вами? — говорили жены.

— А то с нами, что нужно нам пополнеть.

— Зачем это?

— А Протас Иванович… Слышали?..

Шел, конечно, рассказ о Протасе Ивановиче с приличными комментариями и с прискорбным прибавлением, что он не только не уехал в Америку, а, напротив, получил высший оклад.

Жены, разумеется, охотно стали заказывать пироги, и я не знаю, чем бы кончилась эта революция худощавых, если бы не случилось обстоятельства, заставившего худощавых бросить лечение, пиво и пироги и пожелать снова оставаться в штате худощавых.

Случай вышел такой.

Одного худенького, совсем худенького человека терзала мысль, что ему, несмотря на мучную пищу, пришлось бы, по точному расчету одного известного врача, ждать ровно три года и пять месяцев с восемью днями до того времени, когда он может достигнуть четверти той плотности, какой обладает Протас Иванович. Худенький не мог похвастать большим терпением. Он решил не дожидаться определенного врачами срока и предупредить товарищей, которые, к его ужасу, стали было уже полнеть не по дням, а по часам. У него созрела мысль, мысль эта была поддержана его супругой, и вот, в одно прекрасное утро, худенький пришел в департамент и сразу заходил по департаменту таким гоголем, что все начали спрашивать: не выиграл ли он двухсот тысяч?

— Нет! — как-то загадочно отвечал худенький.

— Наследство получил?

— И наследства не получал.

— Начальник поцеловал?..

— Нужны мне его поцелуи! — вдруг обрезал он так решительно, что все только разинули рты и не могли проронить слова.

Как раз в ту пору вошел начальник, ласково со всеми поздоровался и, между прочим, заметил самому худенькому:

— А ту бумажечку, о которой я вас просил, изготовили?

— Нет, не изготовил! — произнес худенький решительно.

Все сидели словно бы очарованные. Даже сам начальник и тот на секунду очаровался.

— Почему?

— А потому, что… Уж вы меня простите… Я русский человек и привык правду-матку резать… Я не могу никак видеть, как нарушается правильное течение бумаг… Я человек откровенный… Я…

И худенький стал колотить себя худеньким кулачонком по худенькой груди и, насколько позволяло сил, снова выкрикивать «правду-матку».

— Вы не больны ли? — осведомился начальник.

— Нет-с, я, слава богу, здоров!

— Здоровы? А кажется мне, что вы настолько больны, что вам нужно будет полечиться!

С этими словами начальник ушел.

А худенький все сидит гоголем и думает, что вот-вот ему сейчас же принесут известие о высшем окладе, даже и товарищи его не без зависти смотрели на его задорный вид и, прозревши каверзу, чуть ли не громко называли его «интриганом» (обещал лечиться и пополнеть и вдруг такую штуку отмочил!). Но когда через два часа худенькому принесли подлинную резолюцию об увольнении без прошения, то он долго еще не мог прийти в себя и, свесив голову на грудь, только повторял:

— Да как же это… как же! А Протас Иваныч?

Все худощавые тоже пришли в недоумение и тут же решили бросить диету. Один Протас Иванович весело хихикал и болтал соседу, что ему без «правды-матки» не жить.

И вскоре, как нарочно, открылся блестящий случай доказать это. В те места, где жил дяденька, приехал начальник, который требовал «правды, одной правды и больше ничего». Вслед за тем понадобился откровенный человек, самый, что называется, откровенный, для исполнения какого-то поручения.

Пришли выбирать. Осмотрели всех. Видят, всё какие-то неоткровенные лица, в которых преданности много, но откровенности мало. Хотели было уже уходить, как вдруг взгляд скользнул по лицу Протаса Ивановича, остановился и радостно блеснул при виде этого широкого добродушного лица. «Господи! Да это самая откровенность и есть! А мы ищем!»

— Молодой человек… Нам нужен…

— Я, ваше превосходительство, не гожусь! — не стесняясь, перебивает молодой человек. — Я, ваше превосходительство, русский человек и люблю резать правду-матку… Я…

— Да вы позвольте… дайте нам досказать, молодой человек…

Но «молодой человек» стал еще пуще горячиться и забил себя снова так кулаками в грудь, что худощавые опять подумали, что теперь шабаш, придется уехать этому толстяку в Австралию. Они не забыли еще случая с худеньким и испуганно слушали, как толстяк с азартом восклицал:

— Я, ваше превосходительство, не гожусь… Я все, что увижу, все так по-русски, без прикрас, и выложу… Злоупотреблений не прикрою-с… Нет-с… Я русский человек, душа простая, любит правду-матку… Мне главное — правда, без того я сейчас бы умер… И что жить без правды? Я не умею по-дипломатически… Я попросту, без затей. Нет уж, увольте меня, ваше превосходительство… Я…

Но, к общему изумлению, вместо негодования в глазах начальства стоял тот снисходительно поощрительный взгляд, которым часто матери смотрят на своего резвого малютку, выказывающего, по их мнению, большие способности.

— Такого-то нам и нужно, молодой человек… Одной правды, правды и ничего, кроме правды. Довольно мы слушали льстивых слов. Дайте нам правды!..

И с этими словами молодого человека увели под руку, а худощавые как сидели с разинутыми ртами, так и остались до тех пор, пока не пришел сторож и не сказал, что время закрывать рты.

Молодой человек вполне оправдал доверие. Он говорил правду, одну правду и более ничего.

— Ваше превосходительство… я не могу… Я русский, люблю матку-правду…

— Что с вами, молодой человек?

— Не могу, ваше превосходительство, скрыть, хотя бы за это мне пришлось пострадать… У нас, ваше превосходительство, сторожа воруют перья и бумагу…

— Благодарю вас, молодой человек, за открытие этого злоупотребления… Очень вам благодарен… Вы знаете, я требую от подчиненных правды, одной правды и более ничего.

— Я, ваше превосходительство, люблю правду. Для меня главное, ваше превосходительство, правда… Я русский простой человек и хитрить не умею…

— Да вы успокойтесь, молодой человек… что с вами?.. Успокойтесь, — говорил начальник, усаживая взволнованного молодого человека в кресло.

— Не могу, ваше превосходительство, успокоиться. Простите, ваше превосходительство, я русский человек, простой… Что на уме, то и на языке…

— И прекрасно… Вы знаете, я прошу правды, одной правды и более ничего…

— Это, ваше превосходительство, меня и трогает… Я, можно даже сказать, полюбил вас, как родного отца, именно за то, что вы изволите не бояться правды…

— Так что же, молодой человек, вы хотели оказать?.. Говорите!

— Вы, ваше превосходительство… Уж вы меня простите за простоту… Вы изволили поступить незаконно…

Его превосходительство хмурится…

— В чем же, молодой человек?..

— Вы приказали выдать сторожу пять рублей награды, а по закону ему полагается три с полтиной!.. — задыхаясь от волнения, докладывал молодой человек. — Казенный интерес, таким образом, терпит ущерб…