Константин Станюкович - Том 9. Рассказы и очерки

И Маруся находила, что Муратов иногда молчит очень интересно и влюблен серьезнее, чем Быстренин. Ей было приятно и весело сознавать, что такой мужественный и серьезный человек, казалось, боится ее больше, чем самого адмирала Корнилова * , и что достаточно ей ласково улыбнуться или обжечь взглядом, чтобы Муратов светлел и бледнел.

Он, правда, не пожимал ее рук, как нахал Быстренин, но она чувствовала, как подчас вздрагивает его рука. Она чувствовала его горячее дыхание и блеск его упорных глаз во мраке волшебного вечера, когда он прощался с нею на бульваре или на Графской пристани.

И Марусе вдруг казалось, что Муратов был бы верным рыцарем-мужем, красивым, любящим навсегда, и она пожимала крепко его вздрагивающую руку, и голос ее нежнее шептал: «До свидания!»

Муратов, мало знавший женщин, уже возмечтал, что рай находится в Севастополе. И скоро на бульваре же, словно бы темнота и нега волшебного теплого вечера так же помогает признаниям, как и преступлениям, — вдруг прошептал, точно виноватый в чем-то:

— Марья Александровна… Разрешите просить вашей руки!

Маруся не испугалась. Слава богу, не первый раз просили ее руки. Она, конечно, поблагодарила за честь; не скрыла, что Алексей Алексеевич ей больше чем нравится, но…

— Позвольте подумать… А пока пусть это будет секретом… Не проговоритесь Быстренину… Он болтун… Обещаете?

— Еще бы… Никому ни слова!

Прощаясь, Маруся значительно шепнула:

— Пока мы друзья… Но, может быть, скоро…

Муратов вернулся на корабль.

Счастливый, он скрывал в кают-компании свои надежды.

Придется и Быстренину молчать. Нельзя. Дал слово.

Муратов пожалел друга и чувствовал себя точно виноватым перед ним за то, что он обнадежен… Нравится Марусе, а Быстренин за бортом.

Но ведь они не мешали друг другу в глазах чародейки. Еще бы! Он по совести влюбленно молчал, и сама судьба взыскала его.

«Никакой претензии тут нет!» — подумал Муратов.

На другой же день приехал к нему в гости Быстренин.

Он тоже скрывал такую же тайну до времени.

И, считая себя по праву быть более интересным женщинам, чем друг, Быстренин, не без искреннего участия счастливца к безнадежному «влюбленному», спросил:

— Ну как твои дела с Марусей, Алексей Алексеич?

Муратов смутился и застенчиво ответил:

— Втюрился… Вот и дела!

— Лучше брось, Алексей Алексеич!.. Право, брось, голубчик Алеша!..

Скоро друзья вернулись из осеннего плавания. Они одновременно съехали со своих кораблей на берег и встретились на пристани. Тотчас же пошли на свою маленькую квартиру и там увидели по конверту.

Муратов вошел в свою комнату, вскрыл конверт и прочел пригласительный билет на бракосочетание Марьи Александровны Ратынской с капитаном первого ранга Иваном Ивановичем Киргизцевым. Прочел еще раз и стал необыкновенно серьезен, точно был на вахте в тот момент, когда неожиданно под носом корабля он увидал скалу.

Влетел Быстренин к Муратову и со злою усмешкою протянул:

— Однако! Ты как полагаешь, Алеша… Это как называется?..

— Полагаю, что Маруся выходит замуж, — с угрюмым спокойствием ответил Муратов.

— Да ты обалдел, что ли, Алексей Алексеич?.. Какого принца Маруся выбрала? Вот так принц!.. Это просто свинство!..

— Какое же свинство, Коля? Киргизцев понравился и…

— Понравился!? — воскликнул, закипая, Быстренин. — Боров… под пятьдесят… Запарывает матросов… Понравился!? Ты в здравом уме?.. Просто захотелось быть адмиральшей… Вот тебе и чародейка… Лермонтова слушала… И я-то дурак… Возмутительно! А по-твоему, что ли, Маруся влюбилась в борова?..

— Ведь бывает, Коля… Нравятся немолодые! — старался Муратов защитить Марусю.

— Иван Иванович Мазепа * ? Скажи, пожалуйста! Мазепа!? Просто скотина! И у такой скотины будет женой Маруся?..

— Ддда… Не стоит Киргизцев такого счастья! — мрачно промолвил Муратов.

— А мы-то втюрились… Стоило! Отлично оболванила… Еще недавно на бульваре: «Пока мы друзья. Но, может быть, скоро…» Очень скоро!..

— Это кому же Маруся говорила? — упавшим голосом спросил Муратов, хотя уже догадался — кому.

— Мне! — не без горделивости сказал Быстренин. — Я только не мог тебе сказать, что я «так и так»… сделал предложение. Маруся просила подождать, но никому ни слова… И особенно тебе… Верно, думала, что поссоримся… Ты приревнуешь…

— А ты рассказываешь, Коля? — упрекнул Муратов.

— Я молчал… Она просила «пока»… А теперь не все ли равно?.. И только тебе, Коля… Ты пойми… Ведь ты не свалял дурака, как я… Тебе ведь Маруся не говорила: «может быть, скоро»? — взволнованно и нетерпеливо спросил Быстренин.

— Свалял!.. — ответил Муратов.

— И тоже: «может быть, скоро»?

— Просто отказала!

Быстренин облегченно вздохнул.

— Так ты не можешь почувствовать этого свинства… Тебя Маруся не обнадеживала!

Муратов понимал и чувствовал, что «свинство» не в том, за что Быстренин так возмущается, считая себя обиженным. И он проговорил:

— Ты, брат, умный и психологии разные любишь, а взъерепенился на Марусю из-за чего?.. Из-за того, что подала тебе надежду?.. Ну так что ж, что обнадежила… Тогда ты нравился, а потом… Да мало ли причин… Раздумала и шабаш! Да хоть бы слово дала… Разве уж не может взять его назад… В таких делах не позорно не сдержать слова… Любовь… это… сам знаешь, совсем особенная штука…

— Ну, положим… Особенная.

— Так извини, Коля, а в тебе только мужское самолюбие говорит. Втюрился, так и в тебя должны втюриться. А она не желает!

— Ну и черт с ней! — воскликнул Быстренин. — И ты, Алексей Алексеевич, пошли ее к черту. А то вообразит, что так мы и пропадем из-за нее… А выходить за борова все-таки свинство! — прибавил Быстренин.

— И не будем больше говорить о Марусе.

— Идет. Не будем. А за молодою женою борова не приударишь, Алексей Алексеевич?

— Это ты около чужих жен околачиваешься… А я не занимаюсь такой охотой. И тебя не хвалю.

— А я не вижу ничего дурного… Надо же нашему брату, лейтенанту, поухаживать за чужою женой, если своей нет…

— Женись.

— Маруся предпочла борова… На свадьбу пойдешь?

— Нет. А ты?

— Непременно пойду.

— Только смотри, Николай Иванович… У тебя ведь язык — враг твой…

— Так что же?..

— Не скажи Марусе чего-нибудь… понимаешь… обидного насчет замужества… Боров — не боров, а ее муж.

Стояла чудная весна. В севастопольских садах цвели фруктовые деревья. На улицах благоухали акации.

Бухты были оживлены с раннего утра. Суда обеих черноморских дивизий, зимовавших в огромной Корабельной бухте, вооружались для предстоящего плавания. Мачты уже оделись такелажем и сетью снастей. Палубы приводились в порядок. Паруса были привязаны. С шаланд выгружались бочки с провизией и цистерны с водой.