Сергей Лукницкий - Из бранных книг (рассказы)

Все это он говорил мне, пока мы стояли в тени, и я, оглянувшись, тоскливо смотрел на освещенную площадь, на противоположной стороне которой серебрился мой отель с уютной комнатой.

И вдруг кто-то снова явственно рявкнул у меня над ухом:

- Стоять!

И тут же я получил очень болезненный удар чего-то железного под подбородок. Я подумать не мог, что это "что-то железное" может быть оружием. В темноте я едва разглядел какого-то маленького человека с большим ружьем. Он долго чиркал кремниевой зажигалкой и, наконец, запалил крошечный огонек. Огонек все время гас на ветру. Наконец более или менее загорелся, запахло не то мазутом, не то керосином.

- Давайте ему ваши документы, - властно сказал провожатый.

Человек с ружьем долго изучал документы. Изучив их, он приблизил вонючий огонек к моему лицу, словно сверяя с моим паспортом, потом спросил: "Что несешь?" И, не дожидаясь ответа, стал облапывать меня, похлопывая по карманам.

Неприятная процедура заняла минут двадцать. Наконец человек с ружьем отстал.

- Свободен, - сказал он коротко скорее моему провожатому.

- Осторожно идите, - предупредил меня провожатый. - Дороги тут не больно хорошие.

Это, им сказанное, было лишним, потому что я и так уже почувствовал особенность местных дорог, провалившись в своих новых ботинках в какую-то скользкую дрянь, отчего в воздухе запахло навозной жижей.

3.

Глаза понемногу стали привыкать к темноте. Осторожно ступая, ведомый под руку моим спутником, я приближался к черному подъезду дома, который оказался не так черен, как все остальное здание. В нем мерцал крошечный огонек. Такой бывает в коптилках.

- Отчего у вас так темно? - спросил я.

- У нас темно? - удивился мой спутник. - Нет, батенька, мы просто экономим. Вы посмотрите на эту площадь. Ну куда это годится, столько горит всякого!

Я, конечно, улыбнулся на эти слова, но, к счастью, в темноте мою улыбку он не заметил.

- Ну-с, с чего вы предпочитаете начать осмотр? - спросил меня мой спутник.

- А ни с чего, завели, так показывайте что-нибудь. Надеюсь, в помещении чище, чем на улице, - добавил я сварливо.

- Там просто рай, - сказал мне мой спутник, полный радушия. - Но вам повезло, - добавил он, - повезло. Раньше мы нашим гостям никогда не показывали колдобин, обшарпанных стен. А вам покажем. Чтобы вы вовремя поостереглись. К тому же у нас теперь гласность.

Возле самого подъезда дома я увидел множество черных предметов, в темноте похожих на людей. Трудно, правда, было разглядеть, что это такое, поэтому я стал задавать вопросы.

- Это наш некрополь, - бодро доложил проводник. - Усыпальница, добавил он и еще добавил: - Это все памятники бывшим хозяевам этого дома. Всмотритесь в их лица... Только имейте в виду, что за нами наблюдают, добавил он вполголоса, - поэтому поклонитесь им всем. Можете ограничиться общим поклоном, но сделайте умильное лицо. И пойдемте в подъезд.

Я не стал спорить, сделал, как он сказал, но, кланяясь с умильным лицом, в нижней позиции тихонько спросил:

- А сколько времени занимает вся эта экскурсия?

- Не успеете соскучиться, - сказал мой провожатый и, взяв за локоть, повел в подъезд, однако, у самой лестницы резко задержал. - Во-первых, не оступитесь, - сказал он, показывая под ноги, где валялись какие-то обломки мрамора.

- У вас ремонтные работы? - с неудовольствием осведомился я, больно ударив ногу об один такой обломок.

- Отчасти, - заявил он. - Новый хозяин дома распорядился перестроить немного фасад и убрать лишние памятники, которые вот таким образом и убираются. Но вы не думайте, - поспешно добавил он, - их убирают в полном согласии со всеми жильцами нашего дома. У нас есть специальный комитет, который выясняет мнение каждого на этот счет.

- Очень интересно, - пробормотал я, выдергивая рукав из цепких объятий невесть откуда взявшейся колючей проволоки, оказавшейся возле самой двери парадной.

- Не спешите, - сказал чернобородый. - Есть еще "во-вторых".

- Вот как?

- Да, здесь, у самого входа, с левой стороны, вы должны тоже поклониться, только более искренне, чем только что. И уж упаси вас Боже назвать там, в подъезде, это экскурсией. Там не только наблюдают, - закончил он.

- А что там? - опасливо спросил я.

- Там мумия первого хозяина этого дома.

Я не нашелся, что ответить на это.

- Я надеюсь, она в саркофаге, - выдавил я из себя.

- Да, тут вы можете не беспокоиться. - И с этими словами он нажал какую-то кнопку. Послышался приглушенный вой сирены, и двое каких-то людей, которых я не сразу приметил возле парадной двери, стали крутить ручку лебедки, отчего поползла вверх железная решетка, мною (и не мудрено) в темноте не замеченная. Путь был открыт, и мы благополучно вошли вовнутрь, где я все сделал в соответствии с ритуалом.

Не могу сказать, что это был очень приятный ритуал, и, хотя я был готов к нему, я все равно вздрогнул, но высказаться по этому поводу мой спутник мне не дал.

- Эта наша традиция и идеология, - сказал он веско.

Мимо нас пробежали какие-то люди в касках и с оружием. Они были в шинелях и несли большой кусок материи, я не разглядел, какого он цвета. Они несли его на штыках, как лозунг, но сколько я ни вглядывался, ничего на нем написанного не обнаружил.

- Я, пожалуй, начну немного с истории, - сказал мой гид, - этот дом был построен очень давно, в незапамятные времена. В нем жили люди, по-видимому, предки тех, что живут и сегодня. Но им почему-то не понравился бывший хозяин. Они убили его и установили в доме самоуправление. Выбрали старшего.

- В саркофаге внизу - это тот, которого убили?

- Нет, нет, нет, нет и еще раз нет, что вы! Внизу в саркофаге как раз тот, кто его убил. А кого убили, у нас даже портрета нету. Правда, я могу вам его показать. - Он прислонился к обшарпанной стене, приглашая меня закрыть его полами пиджака. Достал мягкий, подстать своим перчаткам, бумажник, вынул оттуда сложенную в восемь раз фотографию с облупившимся эмульсионным слоем, и, сунув мне ее на секунду под нос, прошептал: Смотрите, но только быстро.

Я не успел ничего заметить. И заметить там было, по-моему, уже нечего.

- Ну так вот, а потом началась демократия. Каждый жил в свое удовольствие, за дом не платил, конечно, его не ремонтировал.

- А что, жильцы этого дома промышляют только нищенством? - спросил я наивно.

- Сейчас уже да. Это идеология нашего хозяина.

- А сколько их было всего - хозяев? - спросил я, вспоминая, что бюстов у входа я видел довольно много.

- Сейчас этого уже никто не помнит, - сказал чернобородый. - Шесть или семь.

- Вот как? - удивился я.

- Ну... - замялся он, - в одних учебниках истории их пять, в других семь, какое это имеет значение!

- Их дом с тех пор не перестраивался?

- Что вы, - сказал чернобородый, - это строжайше запрещено правилами внутреннего распорядка. Даже одно упоминание об этом грозит строгим наказанием.