Михаил Салтыков-Щедрин - Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо

При подготовке Изд. 1880 Салтыков переменил заглавие очерка и, кроме того, произвел ряд сокращений, устраняя главным образом длинноты.

Так, в «Отеч. записках» было:

Стр 134, строка 14 сн. После слов: «Вот и ум твой!»:

Ты на ум надеялся, он, бог-то, сверху — тук-тук: не надейся на ум, а надейся на бога!

Стр. 135, строка 18 сн. После слов: «…и думал об том, как бы успокоить доброго друга маменьку»:

— Приедет она из Погорелки, — говорит он сам себе, — что ж, милости просим! Икорки захочется — икорку на стол ставь! индюшка есть — индюшку волоки! И тепленько у нас, и уютненько — чего бы еще, кажется!

Стало быть, это — только так, только померещилось милому другу маменьке. Полно, здорова ли она? не перед смертным ли часом ей вдруг бунтовать вздумалось.

Стр. 167, строка 20. После слов: «Аннинька торопливо глотала ложку за ложкой»:

— Ах, как ты скоро ешь! — продолжал он, покачивая головой, — уехать, видно, поскорее хочется, скучно со стариком дядей в деревне лишний часок побыть! Что ж, друг мой, извини! чем богаты, тем и рады! И при папеньке покойном, в Головлеве, балов не бывало, и маменька — дай бог ей царство небесное! — их не жаловала, а я так и терпеть не могу!

Стр. 169, строка 12. После слов: «…чтоб попрощаться с ним»:

— Погоди! — остановил он ее строго, — сперва дай богу помолиться, а потом и за обед благодари!

Помолились богу, поцеловались, а Иудушка все еще не выказывал намерения расстаться с милой племяннушкой.

— Посидим, как добрым людям следует, да побеседуем, да богу помолимся — и в путь!

Пошли в образную, сели.

— И куда только ты едешь? какую пользу для себя приобретешь? — беседовал Порфирий Владимирыч.

— Право, дядя, иначе не могу. Я сказала вам, что приеду… ну, ей-богу, приеду — уверяла Аннинька.

— А не то, осталась бы! право, осталась бы! стой, я велю лошадей распрячь!

— А сестра же как?

— Сестре и написать можно… добро! оставайся! оставайся!

— Письмо сестру не убедит. Непременно я должна лично переговорить с нею. Нет, уж вы отпустите меня!

— Отпустите да отпустите — заладила одно! Ты говори: приедешь ли?

— Приеду… ну, право, приеду!

— Честное слово?

— Честное слово. Прощайте, дядя!

— Ну, нечего с тобой делать — ступай! Так смотри же, возвращайся! Не обмани дядю, нехорошо дядю обманывать. До лета оканчивай дела, а к лету приезжай! Вместе грибы поедем в лес сбирать!

— Приеду, приеду, дядя! прощайте!

На этот раз Аннинька решилась во что бы то ни стало покончить. Она расцеловала дяденьку, простилась с Евпраксеюшкой, и хотя Порфирий Владимирыч предлагал ей и еще посидеть, но она притворилась, что не слышит, и убежала в переднюю.

Эпизод с Петенькой, по-видимому, навеян впечатлениями от реальных отношений брата Дмитрия Евграфовича с сыном. В ответ на просьбу сына о денежной помощи отец многословно наставлял: «Пора и тебе жить не по-теперешнему, но действительно честно и вполне нравственно. Пора и тебе отличать мишуру от золота, ложь от правды, подлость от честности и чистоту нравственности от безнравственности…» и т. п. [210]

Глава вызвала немало преимущественно благожелательных отзывов в прессе [211]. Критика отмечала выдающиеся художественные достоинства очерка, вновь сопоставляя Иудушку с мольеровским Тартюфом [212]. Аннинька, «героиня нового рассказа», «очень удалась автору»; писатель «не станет спасать ее и наставлять на путь истинный, не заставит ее бороться там, где она по своему характеру бороться не в силах. Аннинька в рассказе г. Щедрина является совершенно живою фигурою; художественный талант автора не навешал на нее ни особенных добродетелей, ни особенных пороков»; «…доброе, грустное чувство мы заметили в новом <���…> рассказе. Оно-то и придало художественное значение фигуре Анниньки» [213].

…что́ в Писании-то сказано: без воли божьей… — Это насчет во́лоса? — Имеется в виду известное библейское изречение: «ни один волос его не упадет» ( Третьякн. царств , I, 52).

Лития — молитва, установленная в православном богослужении, в частности для поминовения об умершем, совершаемая по желанию его родственников.

«Где стол был яств — там гроб стоит »,«… и бледна смерть на всех глядит ». — Из оды Державина «На смерть князя Мещерского».

…проповедь Петра Пикардского… — Намек на знакомство героини с историей средних веков. ПетрПикардский — вдохновитель первого крестового похода (XII в.).

…дополнила их некоторыми биографическими подробностями из жизни великолепного князя Тавриды… — Вероятно, имеется в виду составленное С. Н. Шубинским и изданное в 1876 году «Собрание анекдотов о кн. Г. А. Потемкине с биографическими о нем сведениями и историческими примечаниями».

«Герцогиня Герольштейнская » — оперетта Оффенбаха (1876). См. т. 10, стр. 736.

ажитирован — сильно взволнован, возбужден (от франц. agiter).

Зажора — вода, оставшаяся под тонким слоем снега или льда.

Дагерротипные портреты — изображения на медных пластинках, покрытых слоем йодистого серебра (по имени фоанцузского художника Дагерра, который изобрел этот способ в 1829 г.). В 60-70-х годах дагерротипы заменила фотография.

Шалоновая ряска — священническая одежда, сшитая из шерстяной ткани, производившейся во французском городе Шалоне .

Недозволенные семейные радости *

Впервые под заглавием «Семейные радости» — ОЗ, 1876, № 12 (вып. в свет 12 дек.), стр. 483–512.

Рукописи и корректуры не сохранились.

Рассказ написан, по-видимому, в конце октября — первой половине ноября. Возможно, что мысль об оформлении темы нового Иудушкина семейства в качестве самостоятельной главы навеяна Салтыкову восторженным отзывом поэта А. М. Жемчужникова о напечатанных главах головлевской хроники, в котором он, между прочим, писал: «Я пожалел, что Вы в своем месте не описали подробнее сцены родов Евпраксеюшки. Мне в это время представляется Иудушка ожидающим с одинаковой покорностью воли провидения — благополучного и несчастного исхода родов. Он только тревожится тем обстоятельством, что результат остается долго неизвестным, и принимается несколько раз за воздевание рук. Я говорю это не в виде «критики», а потому, что мне Иудушка очень интересен, и я хотел бы его видеть побольше живым» ( ЛН , 13–14, стр. 349). Таким образом, эта глава выросла из трехстраничного фрагмента в опубликованном ранее рассказе «Выморочный», что подчеркивается и примечанием в тексте главы: «Сцена эта была уже напечатана в рассказе «Выморочный», но, по обстоятельствам, оказывается здесь необходимою. В особом издании «Головлевской хроники» будут сделаны соответствующие изменения. Автор» ( ОЗ , 1876, № 12, стр. 508). Специальная разработка этой темы писателем не предусматривалась, а поэтому в примечании к заглавию рассказа ему пришлось обосновать перед читателем необходимость обращения к мотивам, затронутым в главе «Выморочный», напечатанной за четыре месяца до появления настоящего очерка: «Прошу у читателей извинения, что возвращаюсь к эпизоду, которого однажды уже коснулся. По напечатании рассказа «Выморочный» («Отеч. зап»., 1876, № 8), не раз приходилось мне слышать, что я недостаточно развил отношения Иудушки к его новой, приблудной семье, в лице второго Володьки. А так как отношения эти, действительно, представляют, в жизни Иудушки, момент очень характерный, то я и решился пополнить настоящим рассказом сделанный пробел. Для тех, которым история Иудушки успела уже прискучить, считаю не лишним заявить, что еще один рассказ — и семейная хроника головлевского дома будет окончательно заключена. Авт.» ( ОЗ , 1876, № 12. стр. 483).