Вадим Кожевников - Степан Буков

Спортсмен что ж, посопит, посопит, подергается, убедится, что тяжесть не соответствует его возможностям, и потребует, чтобы судьи исправили ошибку.

Машинисту хуже. Он должен во что бы то ни стало освободить от негабарита фронт добычи и долго, терпеливо, настойчиво возиться с такой глыбой, ощущая перенагрузку машиной, испытывая чисто психическую, нестерпимую боль в мышцах, до тех "белых пятен" в глазах, которые появляются у тяжелоатлета в момент поднятия рекордного веса.

Но если после подвига спортсмен испытывает счастливое чувство удовлетворения, то машиниста, напротив, охватывает ярость. И после смены он высказывает горному мастеру свое мнение о нем в таких выражениях, которые наша общественность считает недопустимыми.

Помимо прочего, негабарит бьет по добыче и, значит, по заработку машиниста. Если, скажем, от неравномерной глубины скважин в подошве забоя остаются гребни, то на них не поставишь строго горизонтально экскаватор, возможен перекос, и. машина от этого страдает.

Интерес буровиков: дать побольше скважин на несверхтвердых грунтах и поменьше на сверхтвердых — нормы у них в метрах. А интересы взрывников: экономить при всех обстоятельствах взрывчатку, но побольше произвести взрывов.

Подобные противоречия существуют и у других представителей горняцких профессий, в том числе у транспортников, которые предпочитают длинные маршруты коротким. Премиальные получают с тонно-километра.

Бригада, в которую зачислился Буков, не считалась передовой. И странным прозвучало предложение Букова проводить летучки не до начала рабочего дня, а после, с целью выяснить, кто лучше всех работал в истекшую смену.

Буков пояснил миролюбиво:

— Мы спорим, ругаемся, кто из нас хуже работал. А почему же не выяснить, кто лучше? И ему удовольствие, и нам приятно — стоящему человеку хоть руку пожать. Вроде как перед строем вынести благодарность.

Произнес задумчиво:

— Самое скверное — это когда человек к плохому привыкает. Легче всего к плохому привыкнуть…

Первая такая летучка затянулась. Но после бурных споров большинством в один голос было признано, что лучше всех в смене работал нынешний день бульдозерист Васильев. И после того как не все охотно пожали ему руку, Васильев, багровый, сконфуженный, вдруг взволнованно сказал:

— Вот, когда свои же признали, мог бы даже, не уходя, на вторую смену остаться. Такое, значит, хорошее получается настроение.

— Окрылился?

— Сами же вознесли.

— Так, на один день.

— Понравится — еще захочет.

— Желающие найдутся.

— Не ты ли?

— Все может быть…

С ходом времени тщательный разбор рабочей смены, почему тот или другой заслужил первенство, обрел характер интимного и глубокого проникновения в сущность трудового дара каждого. И хотя премиальной надбавки все это не сулило, люди дорожили высоким мнением коллектива, гордились им. Чувствовали себя осчастливленными.

— Однажды Буков пришел в контору рудника и попросил бухгалтера не без робости:

— Аполлон Григорьевич, не могли бы вы изобразить в цифрах, сколько на небрежностях во всяком виде работ каждый из нас в получку теряет. И второе: что получится, если вообразить — нет никаких потерь. Сколько тогда на руки каждый получит…

Через неделю бухгалтер передал цифровые выкладки Букову. Буков переписал их крупно на листе ватмана и повесил на доску рядом с различными приказами. Потом на собрании сказал:

— Вот два наших цифровых портрета. Один неказистый, на текущее время. А другой — мечта! Один обидный, а другой исключительно красивый.

Степан Захарович ходил на курсы по вводной части общей характеристики геологии, слушал лекции по визуальному определению сортов руд, регулярно посещал семинар для механиков. Кроме того, он записался в конструкторское бюро на общественных началах машинистом-испытателем, поскольку такой штатной должности не было.

И если к этому приплюсовать различного рода партийные поручения, бытовые хлопоты о членах бригады и даже регулирование их домашних конфликтов, на одного человека нагрузка порядочная.

Для того чтобы сохранять при всех обстоятельствах душевную и физическую бодрость и быть всегда "на высоте", Буков вынужден был вести строго расчетливую жизнь, — как он говорил, "по армейскому расписанию".

Даже в приятной компаний, с хорошей закуской, Буков, взглянув вдруг на ручные часы, объявлял категорически:

— У меня, ребята, отбой.

И уходил на твердых ногах, неумолимо отказываясь посидеть еще минут двадцать. Подвиг для умеющего и любящего принять в норму немалый.

Вставал засветло, шел в карьер пешком. Для моциона и продумывания работы на сегодня.

Возвращаясь с рудника, расслабленно дремал в автобусе, но разом просыпался, когда автобус подходил к поселку, там, где его ждало какое-нибудь дело или учеба.

В боковом карманчике у Букова всегда лежала аккуратно свернутая бумажка, куда он с вечера записывал себе задание, что ему надлежит сделать, о чем и с кем поговорить.

Эту манеру он себе завел после того, как прослушал лекцию "О гигиене умственного труда".

Однажды у него появилась запись: "Совесть совестью. Но определение оптимального варианта режима по сортной добыче на счетной машинке — вещь!"

— Я не таксист, — сказал Буков на совещании дирекции рудника, — чтобы гонять экскаватор по территории карьера, а вдруг кто внезапно закажет! Конечно, приказ есть приказ. На все времена — закон. И обсуждать его во время работы не следует. Но понять его я должен: как понять, спрашивается? Вовсе не требуется, чтобы диспетчер приказ объяснял мне по радио. Нужна строго плановая перспектива. А ее оперативно вычислить по запасам на текущую неделю может быстро только счетная машина — штабной инструмент, тогда я к маневру заранее готов.

— На каком руднике вы видели счетные машины?

— Читал, с людьми разговаривал, стоящее обзаведение, — уклонился Буков от прямого ответа.

— И дорогостоящее!

— Самое дорого обходящееся в любом деле — это суета в конце месяца по выполнению плана добычи.

— Машина людей не заменит.

— Но мозги вправит тем, кто со штурмовщинкой сжился. И цифрой, без дискуссии докажет наши ошибки.

— Конкретно, что вы предлагаете?

— На средства, сэкономленные по ремонту техники, заключить договор с республиканским институтом кибернетики.

При этом Буков лукаво усмехнулся и хохотнул добродушно!

— Будет тогда над всеми еще одно высшее начальство — счетная машина. Вот я за то, чтобы ей штатную должность предоставить.

И где бы, на каком уровне ни шло совещание, Буков упорно сводил разговор к управлению производством посредством техники, в чем его поддерживали многие специалисты.