Сергей Сергеев-Ценский - Неторопливое солнце (сборник)

Она слышала, как греки говорили Силантию, что пробудут тут два, а то и все три дня, и как Силантий говорил, что ему их ждать «безрасчетно».

Поэтому и она сказала Силантию, что может задержаться тут по делам дня на три, чтоб он и ее тоже не ждал.

— Дело хозяйское, — отозвался на это Силантий. — Буду других шукать… А на всяк случай завтрашний день сюда утречком, часов в десять зайду, — може, надумаете домой возворочаться… Пока я на постоялый.

Дотронулся до своей ушанки и повернул лошадей. И только теперь почувствовала себя Наталья Львовна совсем и навсегда отрезанной и от дома Федора, и от маленького городка, в котором пришлось ей прожить более трех лет.

Оставшись одна, Наталья Львовна пошла к гостинице, очень внимательно, как человек, сбросивший с себя тягостное прошлое, всматриваясь во все встречные, совершенно новые для нее лица.

В то же время она искала глазами круглый широкий столб, на который наклеивались афиши, и такой столб скоро попался; на нем розовела последняя афиша: в здешнем театре в этот день должна была идти «Свадьба Кречинского». С радостным лицом прочитала она всю афишу с начала до конца и твердо решила этот вечер провести непременно в театре, чтобы посмотреть, что тут за актрисы. Так, неся на лице радость, разрумянившую ей щеки, шла она дальше к намеченной гостинице и вдруг почувствовала, что побледнела. И это произошло от другой радости, несравненно более сильной и охватившей всю ее до самозабвения: навстречу ей шел очень широкоплечий, в широкополой серой шляпе и в черном плаще с металлической круглой застежкой вверху Ваня Сыромолотов.

Он шел упругим твердым строевым шагом, отчего развевался, как от ветра, хотя было совершенно тихо, его накинутый на плечи безрукавный плащ с пелериной. Наталья Львовна подумала, что он спешил куда-то, но не сошла в сторону; она остановилась прямо против него, чувствуя, что не только очень бледна, но и ослабела вдруг и что у нее широкие и неподвижно устремленные только на его лицо глаза. Ваня сделал было широкий шаг в сторону, но она протянула к нему руку, как бы за помощью, и он остановился и спросил:

— Что? Вам дурно?

— Да… Мне дурно… — совсем почти обессилев, отозвалась она, и Ваня тут же взял ее за руку и подвел к стене дома, чтобы ей было обо что опереться и чтобы ему самому не мешать движению прохожих.

— Вы меня никогда не видели? — спросила она, почувствовав опору и овладевая собою.

— Нет, не приходилось, — тут же ответил Ваня и добавил: — Я сюда совсем недавно приехал.

— А я только что… И весь багаж мой со мною… Но вы видели меня, как и я вас, здесь, в больнице, когда вы сидели около Ильи, раненного здесь на вокзале…

— Илья? Он где теперь? — оживился Ваня.

— Не знаю. Когда я вошла в палату, где он лежал…

— Вспоминаю! — перебил ее Ваня и посмотрел на нее очень внимательно, несколько даже наклонившись к ее лицу. — Вы и еще с вами кто-то похожий на унтер-офицера запаса.

— Он и был тогда унтер-офицер запаса… а в самом начале войны был взят в армию.

— Как и я… Я только недавно получил так называемый «бессрочный отпуск», отставку…

— Это мне говорил ваш отец.

— Вот как? — очень удивился Ваня. — Где? Когда?

— Алексей Фомич сказал мне, что вы были тяжело ранены, но он не сказал мне, куда, и вы представьте себе, что я подумала? Я представила, что вы ранены были в обе ноги! И как же я рада теперь! Вы остались такой же, каким и были… И даже еще могучее!

Это было сказано так неподдельно горячо, что Ваня улыбнулся и прогудел:

— Благодарю вас… Весьма благодарен!

Но тут же дотронулся до своей правой руки левой и постучал пальцами по протезу:

— Вот здесь у меня мышцы, называемой бицепсом, уже нет. Так что эта рука у меня теперь инвалид… Кстати сказать: вы вспомнили про Илью, а я вспомнил фамилию психически больного этого, который в Илью стрелял, — ведь он в моем доме жил потом с месяц, — Дивеев…

— Да, Дивеев Алексей Иваныч!.. Вы знаете, ведь он добровольно поступил в армию! Вот чем окончилась его болезнь, — с большою как бы даже радостью за Дивеева сказала Наталья Львовна; но Ваня отозвался на это опечаленно:

— Ну, значит, это и был он самый, а не какой-то его однофамилец!

— А что? Что такое с ним, скажите? — встревожилась она.

— Когда я прочитал в списке убитых офицеров «Прапорщик А.И.Дивеев», то вспомнил, конечно, что нашего с вами Дивеева звали Алексей Иваныч, — меня зовут Иван Алексеич, а его — наоборот — запомнить было легко.

— Значит, он убит? И Алексей Иваныч тоже убит! — Тут глаза Натальи Львовны наполнились слезами, она взялась за правую руку Вани, и тот почувствовал на своей руке ее слезы.

И, почувствовав эти ее слезы, Ваня положил другую руку на ее плечо и проговорил взволнованно:

— Позвольте, я теперь вспомнил, что ведь вы же приезжали в мой дом к этому самому Дивееву… Вот теперь только я это отчетливо вспомнил! Приезжали вместе с вашим мужем, — помню! И тогда как раз был у меня на верхнем этаже Илья, когда вышел из больницы… Алексей же Иваныч и другие… несколько человек их было, — в нижнем этаже… А теперь вы куда же шли?

— Никуда, — ответила Наталья Львовна.

— Ни-ку-да?.. Как же так «никуда»? — пробасил Ваня удивленно и даже обеспокоенно: ведь только что вспоминал он пансион доктора Худолея, открытый в его доме года три назад для психически неуравновешенных.

— Никуда, — повторила она. — В гостиницу — это все равно, что никуда.

— Ну и где, — позвольте, — где же вы постоянно живете? — совершенно недоуменно спросил Ваня.

— Нигде! — с большою ясностью в голосе и в глазах ответила она, все еще держась за руку Вани.

Она ничего не добавила больше, она только смотрела в лицо Вани, и этот многоречивый взгляд ее Ваня понял.

— Знаете ли что? — сказал он тоном человека, принявшего твердое и единственно нужное решение. — Вам необходимо отдохнуть, а в гостинице кто же там около вас будет? Только чужие люди. Поедемте в тот дом, где вы были, — в мой дом, только на верхний этаж, а в нижнем — там опять поселились идиоты. Там отдохнете с мыслями соберетесь… Чаем вас напою… И знаете, что еще? Портрет ваш набросаю углем на холсте: пальцы у меня работать еще могут… А? Поедете?

Наталья Львовна ничего не сказала. Глаза ее вновь переполнились слезами, только слезы эти были уже другие слезы. И Ваня, оглянувшись в сторону гостиницы, к подъезду которой извозчичий экипаж привез кого-то, крикнул зычно:

— Извоз-чик!

Они стояли укрыто от тех, кто шел по тротуару. Тут на улицу выходил подъезд большого двухэтажного дома; но если бы и не было этого, Наталья Львовна все равно не в состоянии была обратить внимание на проходивших мимо. Но она не разглядела и лица извозчика, который повез ее в дом Вани, не заметила и того, какого цвета были его лошади. Она глядела только на того, кого как бы подарила ей судьба.