Константин Станюкович - В мутной воде

Варвара Николаевна со злобою посмотрела вслед Башутину и прошептала:

— Наконец-то я от него избавилась. Он поддался на ловушку!..

Она позвала Парашу и велела, чтобы закладывали карету. Когда вошел Привольский, Варвара Николаевна весело встретила юношу и, глядя на него, решила, что Башутин проведет у нее вечер в последний раз. Чего бы ни стоило, но она выйдет из-под власти этого человека.

В первый раз после смерти Орефьева она была весела и слушала признания Привольского, ласково глядя в глаза юноши… Майское солнце точно согрело ее сердце своими животворными лучами. Они гуляли в парке и смеялись как дети. Влюбленный юноша говорил такие нежные слова, каких она давно не слыхала.

На другой день во втором часу великолепный караковый рысак Борского, как вкопанный, остановился у подъезда небольшого особняка в Сергиевской улице. Борский торопливо соскочил с дрожек и вошел в подъезд. Седой благообразный швейцар в голубой ливрее встретил Василия Александровича с фамильярною почтительностью слуги, знающего себе цену, и, снимая с Борского пальто, проговорил:

— Давненько не изволили бывать у нас, Василий Александрович!

Борский любезно потрепал по плечу старика, вынул из бумажника красненькую ассигнацию, дал ее старику и спросил:

— Есть кто у Натальи Кириловны?

— Господин Красносельский, — отвечал швейцар, благодаря поклоном за подачку. — Да, надо быть, скоро уйдет… Уж он около часу сидит… Вы, Василий Александрович, по делу к Наталье Кириловне?

— Да.

— В таком разе вы изволили в хороший момент попасть. Она сегодня у нас в лучшем виде. Только что депешу получила от своего!..

Борский кивнул старику за сообщение и поднялся по мраморной лестнице, уставленной бюстами и цвета-ми. На верхней площадке его встретил солидный лакей во фраке и отворил настежь двери в залу. Из белой залы с золочеными стульями Борский прошел сперва в желтую гостиную, оттуда в другую, малиновую гостиную, поменьше, и остановился. Из непритворенной двери в соседнюю комнату доносился разговор.

Борский кашлянул.

— Эй… кто там? Входите! — проговорил из соседней комнаты резкий, несколько грубоватый женский голос.

Борский вошел в небольшую турецкую комнату.

Неслышно ступая по мягкому ковру, он подошел к полной роскошной блондинке со вздернутым носом, сочными толстыми губами и хорошо развитым бюстом. Она сидела на оттоманке, в капоте, с распущенными светло-русыми волосами, полная, белая и свежая, и лениво подняла голову при виде Борского. Она производила впечатление хорошо откормленного, роскошного, чувственного животного. На ее вульгарном лице сияло выражение сытости, довольства и наглости. Видно было, что эта женщина привыкла к роскоши, но не выросла в ней. В ее манерах сказывалось самодовольство выскочки и вульгарность добродушной прачки.

Наталья Кириловна лениво протянула Борскому полную выхоленную руку в бриллиантах для поцелуя. Борский почтительно поцеловал руку и раскланялся с высоким седым господином со звездой, сидевшим на низеньком стуле у ног Натальи Кириловны.

— Вы не знакомы? — проговорила она. — Красносельский! Борский!

Гости пожали друг другу руки.

— А вас, Борский, давно не видать. Где вы пропадаете? Я слышала, вы женились?

— Женился, Наталья Кириловна.

— И, говорят, ваша супруга красавица?..

Наталья Кириловна зевнула. Она не умела вести разговора. Потом, как бы вспомнив новость, она проговорила с важностью:

— Могу вас поздравить с победой, господа: вчера одержана победа под Систовом… или Систовцем… Я вечно перепутаю названия! — добавила она, смеясь.

Гости выразили удовольствие и заметили, что победы не заставят себя ждать. Наталья Кириловна опять зевнула. Красносельский стал прощаться. Он несколько раз поцеловал руку Натальи Кириловны и заметил:

— Так когда же прикажете заехать?

— Приезжайте завтра… Я приготовлю письмо… До свидания… Очень рада, что ваше дело скоро устроилось, очень рада… Да смотрите, пришлите мне из Болгарии костюм болгарский… Говорят, красивый…

Красносельский еще раз поцеловал руку, рассыпался в благодарностях за добрую помощь и обещал прислать костюм немедленно.

— Вы в нем, Наталья Кириловна, будете просто восхитительны! — добавил он.

— А вот посмотрю… Смотрите же, завтра… Я и посылочку приготовлю!

Красносельский ушел.

— А вас, дорогой Василий Александрович, я не могу порадовать… Я вчера получила письмо, что подряд, о котором вы хлопотали, на днях сдан.

Борский чуть не привскочил на стуле.

— Кому?..

— Какому-то Иваницкому… За него барон Зек хлопотал… Говорят, Иваницкий подставное лицо и будто это Орефьева все дело ведет… Вы не сердитесь… Я тут ни при чем… Придумайте что-нибудь другое!.. Вы знаете, я для вас всегда готова просить!

Борский слушал я не слышал, что говорит эта женщина. Он ехал вполне уверенный, что дело за ним, и вдруг оказывается, что его предупредили. Он помнил только, что надо платить, сроки близки и что ему грозит банкротство.

— Это вас беспокоит, Борский… Да вы не унывайте. Придумайте что-нибудь другое… Теперь наша армия нуждается в честных людях…

Наталья Кириловна проговорила эти слова с особенною торжественностью и затем спросила:

— А уж скоро на дачу надо… Вы куда?

— В Царское…

— А я в деревню поеду… В деревне хорошо…

— Вы скоро едете?..

— Нет еще… В июне, не раньше… Знаете ли, Борский, я люблю деревню… Конечно, теперь не будет того покоя… Война… убитые, но вообще в деревне прелесть… У меня там купанье какое!

«Черт мне в твоей деревне!» — думал Борский, слушая ленивую болтовню Натальи Кириловны.

— Вы, Борский, приезжайте ко мне в деревню… Только ухаживать не смейте… Рассержусь! — усмехнулась Наталья Кириловна, потягиваясь на оттоманке, словно объевшийся кот. — За мной Игренев вздумал ухаживать, так ему досталось, бедному…

Борский хотел было спросить Наталью Кириловну, как это барон Зек успел обладить дело, но в комнату вошел молодой кавалерист и поднес Наталье Кириловне крошечную обезьяну.

— Только что на биржу привезли, Наталья Кириловна! — воскликнул офицер, подавая маленького зверька.

— Ах, какая прелесть!.. Спасибо вам, Аладьин. Целуйте руку!

Она занялась обезьяной, послала офицера за молоком, целовала маленького зверька, положила его себе на грудь и совсем забыла о Борском.

— Да куда вы, Борский? — заметила она, когда Борский поднимался. — Посмотрите, что за прелесть… Сейчас мы ему сливок дадим… Да что же Аладьин так долго! Аладьин, Аладьин! — крикнула она нетерпеливо.

Вошел офицер с блюдечком сливок. Началось кормление. Наталья Кириловна щекотала зверька и весело смеялась. Забава ей понравилась.