Наталия Медведева - Лень

Дусик возвращается к столу. Он улыбается, глаза его будто наполнены слезами, блестят. Он садится рядом с Верой, на место саши. Тот, уже поддатый, насаживает куски маринованного мяса на шампуры. И маринад цвета менструации сочится сквозь его пальцы в чашу, капает, течет у него меж пальцев.

- Давайте завтра пойдем на выступления писателей. В университете устроили конференцию русских писателей, - говорит энтузиастка Галя. - Там будет Алешковский...

- А Лимонова там не будет? - спрашивает Верка, думая, что тот может прийти в белом костюме или военном мундире.

- Я не помню всех имен, Верочка. А кто такой Лимонов?

Верка была уверена, что саша ответит за нее - "вонючий педераст", - но он только прохихикал:

- Писатели - мозгоебатели.

- А что, Саня, когда кому-то удается тебя наебать, это вроде как победа, а? Вот, сука, Кац. Сколько с ним ни играю, а он всегда наебывает и выигрывает, лидер! - Сеня набивает новую папиросу марихуаной.

- Лимонов - это тот, кто хочет стоять на мавзолее и командовать парадом. Вот, Галочка. Только хуй его туда пустят. Пока что он командует тараканами в отеле "Винслоу", - дает объяснение саша и брызгает бензином на угли. И они цветут сиреневым цветом.

- Можно подумать, что ты не хотел бы командовать, - обижается Вера за Лимонова.

- А я и командую. Восьмерыми. Или даже десятью. Правда, Володь, мы командиры! - Сашка смеется над собой и своим командованием армянами. И таким образом лишает других возможности посмеяться над ним.

К десяти часам все уже в доме. Алла зажигает свечи, пытаясь создать атмосферу своему состоянию - она, похоже, под кайфом от марихуаны, которую разрешил ей покурить Витька. Ему неудобно "качать права" в присутствии Веры.

- А откуда у нас "Амаретто", Витя? - Она вносит бутыль и бокалы.

Витька уже играет с Сеней в двадцать одно. Они могут играть везде, всегда. Тренироваться. Лежащий на ковре Володичка, тяжело дыша, говорит, что это он принес "Амаретто". Он все время забывает, что женился-таки на Гале. И она поправляет его: "Мы, Володичка". Она отыскала советские пластинки и поставила новую. Градского: "Как молоды мы были, как искренно любили..."

- Впервые я пила "Амаретто" в Грузии. У знакомого художника... - Алла покачивается под музыку и задумчиво-мечтательно вздыхает.

Витька взглянул на нее беспокойно, но тут же перевел взгляд на Верку, опасаясь ее усмешек. "Как ревниво он относится к прошлому жены. А к своему бережно. Постоянно вспоминает свою последнюю любовь там, в Москве. А у нее не должно быть? И саша вспоминает иногда какую-то девушку. Все вспоминают прошлую, будто сейчас не любят. Зачем тогда оставили, бросили, уехали? Или это только кажется, что любовь - а на самом деле последняя зацепка, связь с Союзом?" - думает Верка. Наверняка они не смогли бы сейчас толком объяснить, почему когда-то уехали, эмигрировали, оставили "навсегда"... И привычка к сытой, хорошей жизни - а они привыкли, конечно, не замечали уже, не закатывали глаза к небесам в благодарности, что туалетная бумага в свободной продаже и в неограниченном количестве, - эта привычка будто преобразила и прошлое, в нем помнилось только самое яркое, и получалось, что оно хорошее, пусть и щемящее тоской. И что-то, чего не было здесь. Любовь вот... Верка пошла на кухню за льдом, а Градский все пел: "Как молоды мы были..."

Она смотрит на них всех, в комнате - "им всем вокруг тридцати... Какая тоска и Градский мудак!" Она берет пластинку - на одной стороне фото его, в черных очках, на другой - Элтон Джон, тоже в очках. "Элтон Джон никогда не стал бы петь такой песни, он всегда будет крэйзи молодым", - думает Верка и идет в спальню семьи Гринбергов - зеленых людей, - где Алла упаковывает чемодан. Модные тряпки уже сложены на дно, уже невидимы. Она покупает их втайне от Витьки. Он, конечно, узнает о них, но потом, при оплате карточек. Она показывает какую-то глупую шляпку. Она тоже ведет двойную жизнь. Как Виктор, как Вера, как саша...

В половине первого Вера везет пьяного сашу домой. Витька шепчет ей, уходящей: "Приезжай завтра с утра... Позагорать". Последнее добавлено вроде извинения, вроде "я мол, не только ебаться". Она приедет, даже если только. Других планов на завтрашнее утро у нее нет.

Весь десятидневный отпуск Аллы она тоже отдыхает - у Аллиного бассейна. В компании тоскующего "без телки" Сени и тоскующего Дусика - у него кончился героин. Виктор тоскует всегда - он всегда недоволен, чего-то ему всегда не хватает. К вечеру появляется саша - не тоскующий, а усталый.

Жара не спадает, и то, что Верка все дни у бассейна Виктора, не вызывает у мужа подозрений. Глядя на сидящих в воде мужиков - "Вы как вареные рыбины", она думает, что все они будто в состоянии аффекта, после взрыва. Что все уже случилось и они должны были бы разбежаться в разные стороны, начать новые жизни. Все уже произошло, и ничего нового отношения не предвещают. Но будто в судорожном оцепенении они остаются на тех же местах. У нее с Виктором, правда, есть постель, и каждый раз, когда она собирается принять решение и прекратить все, в постели что-то происходит, что заставляет оттягивать с решением, расслабляет и погружает в тихую, удовлетворяющую лень...

Игра в карты - непременное занятие каждого дня. Играть приезжает Кац, толстый мужик, владелец стоянки подержанных автомобилей. Верка уходит на второй этаж во время их игр - они орут и ругаются, обзывают друг друга педерастами. "Пидер!" - самое злобное ругательство для них. Скорее всего, это объясняется их принадлежностью к криминальному, полулегальному миру. Все они побывали хотя бы в КПЗ. А там, в тюрьме, в лагере, "пидером" становишься не по своей воле, а по принуждению, значит, был самым слабым, потому что можно было пихнуть мордой в парашу. Вера, считая их ханжами, если не уходит, сама ругается с ними.

- Для вас мат - неотъемлемая часть жизни. Чего же вы на Лимонова негодуете?! Потому что для вас литература - это когда непонятным языком, предложение на полтора параграфа, что ли?! Вы все время только и говорите про "поебаться", про то, "как бы ее - не знаю кого - выебать!", но в книге, по-вашему, об этом ни-ни, ни в коем случае!

- Да что он там описывает, как кому-то пизду лижет! Тьфу, бля!

Виктор действительно сплевывает, он этого, что описывает Лимонов, и не делает. Кац хихикает и задумчиво вдруг изрекает:

- А тебе-то небось приятно, когда... хуй сосут, а? - И он опять выигрывает партию в двадцать одно.

Уехав наконец от Виктора, они с сашей остаются вдвоем. И им нечего делать вместе. Верка с какими-то тетрадками и листочками, исписанными пьяным, трезвым, поддатым или очень прямым почерком, а саша рассказывает о... покраске машины кому-то... о ремонте крыла сему-то... Ей все это неинтересно, как и ему неинтересны ее затеи, мечты и желания. Правда, его неинтересные дела дают деньги, которые она, они тратят... Ей в сознание закрадывается какая-то искусственная палочка-выручалочка, мысль - уехать куда-нибудь ото всех с сашей, убежать... И они едут. Туда, откуда вернулась Алла. На Гавайи!