Голда Меир - Отчий дом; Первые дни в Кибуце; Три встречи

В заключение хочу сказать вам то, о чем я много раз уже говорила. Мне кажется, что мне здесь так хорошо, все эти пятьдесят лет, потому, что я никогда не думала о следующем:

1. Не считала, что жертвую собой для страны.

2. Никогда не чувствовала, что мне следует что-то. И только одна надежда есть у меня: надеюсь дожить вместе со всем народом до того дня, когда мы все будем {102} уверены, что не грозит опасность никому, что звонок телефона и приход военного представителя в частный дом не вызовет страха и не будет означать мобилизацию на случай войны. Надеюсь, что спокойствие и мир не будет случайностью или временным явлением, а будет постоянным и верным, и каждый будет знать, что жизнь его гарантирована от всяких военных авантюр.

Кто знает, может быть, доживем до этого великого дня!

{105}

ТРИ ВСТРЕЧИ

Из речи, произнесенной на церемонии вручения грамоты

Почетного Гражданина города Иерусалима, 18 мая 1971 года.

Я хорошо представляю себе, где я нахожусь, перед какой аудиторией я стою и к кому я причисляюсь.

Я знаю, что я по списку двадцатая, а это значит, что до меня были награждены этим почетным званием - девятнадцать человек. С волнением и трепетом осмеливаюсь, поскольку это ваше пожелание, присоединиться к этому великолепному списку.

Ввиду того, что я хорошо знаю, перед какими слушателями я выступаю, не смею ничего говорить о Великом городе Иерусалиме. Но, может быть, вы мне разрешите рассказать вам о трех встречах, какие мне довелось иметь у Западной Стены Храма в Иерусалиме.

{106} Через несколько недель исполняется пятьдесят лет со дня моей репатриации на Родину. Естественно, что через короткий промежуток времени после прибытия в страну, мы совершили паломничество в Иерусалим, и, конечно же, в первую очередь пошли к Западной Стене Храма ("Котэл Хамаарави"). Тот, кто вырос в традиционной еврейской семье, впитал в себя и величие Иерусалима, и святость Западной Стены Храма, и все, что они символизируют для еврейской души.

Я воспитывалась в хорошей еврейской семье, в духе традиции и религиозных преданий, но все же я не всегда понимала значение записок "квитл", которые принято вкладывать между камнями Стены. Для чего, собственно, это делают, и что пытаются этим достичь? Как-то раз, трезво обдумывая все это, {107} я пошла к "Стене плача". Проходим улочки, переулки, дворы - и вот я оказалась у "Стены". Евреи, мужчины и женщины, прислонились к стене, молятся, плачут и кладут записки между камнями. И мне все стало ясно. Я поняла, что, фактически, это все, что у нас осталось. Но это "нечто" крепко засело в наших душах. Оно впечатляюще.

Трагично? Да!

Но, к сожалению, это все, что осталось.

Я рассматривала эти записки как выражение уверенности в нашем будущем.

Я вернулась от нашей святыни совершенно иной по сравнению с тем, какой я пришла к ней - новые мысли, новые надежды...

Девятнадцать лет нельзя было войти в старую, восточную часть Иерусалима. Нельзя было подойти к "Стене плача". Издали {108} можно было только видеть, как они издеваются над нашими памятниками, как они оскверняют ваши святыни на Масличной Горе.

Шестидневная война.

В среду нас всех оповестили, что древняя часть Иерусалима, восточная его часть, освобождена. В пятницу утром я должна была выехать в Соединенные Штаты Америки, но я чувствовала, что не могу ехать без того, чтобы не посетить старую часть города, не побыть около Западной Стены Храма.

Не могу себе позволить.

И в тот же день, в пятницу, рано утром, когда еще не разрешалось мирным гражданам Израиля входить в эту часть города из опасения снайперских выстрелов, я получила разрешение на въезд.

В то время я не была членом правительства, а просто гражданкой, как и все {109} граждане Израиля. Мы шли вместе с военными разных рангов. И вот на тесном пятачке - не то, что просторная площадь, как сейчас - стоит стол, и на нем автоматы, около стола стоят военные парашютисты, на каждом "талит" покрытие, надеваемое во время молитвы - и они словно приросли к стене и нельзя их разъединить. Будто они слиты воедино. Те самые герои, которые несколько часов тому назад так храбро сражались за освобождение Иерусалима, те самые герои, что только вчера видели своих смелых товарищей, павших в борьбе за Иерусалим - эти самые храбрецы подходят по одному к Стене Храма и начинают рыдать. Каждый из них покрывается "талитом", плачет и молится.

В моей жизни было это мгновение - когда один из солдат, - я сомневаюсь, знал ли он меня, - припал к моей шее, склонил {110} голову и зарыдал, как ребенок.

Я почувствовала, как этот сильный человек, храбрый воин, стал вдруг ребенком. Горжусь тем, что в тот момент, когда ему нужно было излить свою душу близкому человеку - я была ему матерью.

В последнее время мы заслужили, вместе с вами, честь присутствовать у "Стены Плача", чтобы продемонстрировать свою солидарность с теми, кто протестовал против преследования евреев в Советском Союзе. Это поистине очень печально и тяжело - слышать о всех трудностях, которые приходится переживать евреям лишь за то, что они хотят выехать к себе на Родину, в Израиль. Но в то же время случилось чудо, большое чудо. Большая часть еврейского народа, живущая в Советском Союзе, была оторвана почти 60 лет от всякой еврейской жизни, и находилась под жестоким {111} давлением великой державы.

За этот период были предприняты безжалостные меры, чтобы оторвать евреев от прошлого и настоящего - и все же восстал этот гордый народ, возродилось, как в сказке о птице Фениксе, народное самосознание.

И вот они стоят у Западной Стены Храма.

Каждый из них вел героическую борьбу и вернулся к себе домой. И сейчас здесь, в Иерусалиме, на земле своей Родины у Стены Храма, они борются и требуют предоставления законных прав свободной репатриации евреям.

Вчера, когда все члены правительства посетили делегацию репатриантов из Советского Союза у стены Храма, мы встретили молодого парня из Каунаса.

Я его спросила:

- Ты приехал вместе с семьей? {112} - Да, с родителями.

- Сколько времени вам пришлось ждать разрешения ?

- Только год. Но в течении этого года я уже успел сидеть в тюрьме.

Несмотря на всю серьезность положения, которое происходит так в связи с требованиями о выезде, насколько мы знаем, евреи не смирятся с репрессиями и не согласятся быть угнетенными. И даже при той жестокой диктатуре и при тех условиях многие встают на борьбу - молодой и старый, и целые семьи, и заявляют открыто и публично: "Да! Мы евреи. Мы часть нашего народа. У нас есть Родина. Дайте нам возможность выехать на нашу Родину!".

А этот парень из Каунаса говорит:

- Я один из тех, которые объявили голодовку у здания Верховного Совета в Москве. {113} Я его спрашиваю: