Ицхак Мерас - Вечный шах

ИЦХАК МЕРАС

Вечный шах

Содержание

Глава первая. НАЧАЛО

Глава вторая. ХОД ПЯТЫЙ

Глава третья. ХОД ВОСЬМОЙ

Глава четвертая. ХОД ДВЕНАДЦАТЫЙ

Глава пятая. ХОД ТРИНАДЦАТЫЙ

Глава шестая. ПЕРЕД СЕМНАДЦАТЫМ ХОДОМ

Глава седьмая. ХОД СЕМНАДЦАТЫЙ

Глава восьмая. ПОСЛЕ СЕМНАДЦАТОГО ХОДА

Глава девятая. ХОД ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ

Глава десятая. ХОД ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ

Глава одиннадцатая. ХОД СОРОКОВОЙ

Глава двенадцатая. ХОД СОРОК ДЕВЯТЫЙ

Глава тринадцатая. ХОД ПЯТИДЕСЯТЫЙ

Глава четырнадцатая. ХОД ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВЫЙ

Глава пятнадцатая. ХОД ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРОЙ

Глава шестнадцатая. ПОСЛЕДНИЙ ХОД

Глава первая. НАЧАЛО

1

Когда фигуры были расставлены, Шогер прищурился и, помедлив, взял две пешки - белую и черную. Он их спрятал в ладони и встряхнул.

- Ну, кто начинает? Я или ты?

Его уши подергивались, бледная кожа под редкими, прилизанными волосами вздрагивала.

Он волновался.

"Будь я индейцем, - думал Исаак, глядя на его шевелящиеся волосы, - я бы, наверное, срезал этот скальп..."

- Не знаешь? - спросил Шогер и выставил руки перед собой. - Если не знаешь, я скажу тебе. Все на свете - лотерея. Шахматы - лотерея, мир лотерея и жизнь - тоже лотерея.

"Он здесь хозяин, и все-таки боится..." - думал Исаак.

- Знаешь что? Ты можешь выбрать. Я предлагаю тебе черные. В лотерее, как правило, проигрывают.

- Левую, - сказал Исаак.

- Ну, смотри.

Шогер разжал пальцы. На ладони была белая пешка.

- Еврейское счастье, - усмехнулся он. - Я не виноват: ты выбрал сам.

"Неужели это смерть? - подумал Исаак. - Я не хочу умереть. Разве есть на свете человек, который хотел бы смерти?"

И все же ему достались белые.

Исаак повернул доску, бросил взгляд на фигуры и сделал первый ход.

2

Вы знаете, как светит весеннее солнце? Вряд ли вы знаете, как оно светит. И откуда вам знать, если вы не видели, как улыбается Бузя. Весеннее солнце светит, как улыбка Бузи, а ее улыбка - такая же светлая, как весеннее солнце.

Я знаю, я увидел ее вчера, и мне стало страшно, что только сейчас я встретил ее. Она живет в конце темной улички на другой стороне гетто.

Я был просто дурак все это время. Я не знал, что у нас в гетто живет Бузя.

Она шла с подругами.

Я взглянул на нее и остановился, не в силах оторвать глаз. Тогда она улыбнулась. Она пожала легкими своими плечами, будто не понимая, чего я встал на ее пути. Улыбнулась и пошла своей дорогой.

Потом она обернулась, и я снова увидел ее улыбку. Теперь я знаю, как светит весеннее солнце. Оно светит, как улыбка Бузи, а улыбка Бузи-как весеннее солнце.

Вчера я не знал еще, как ее зовут. Но увидел ее и вспомнил "Песнь песней".

Я вспомнил девочку из "Песни песней" Шолом-Алейхема, первой книги, которую прочел в детстве, и дал незнакомке имя Бузя. Мне хотелось, чтобы я был Шимек, а она - Бузя. Чтобы вокруг не было узких уличек гетто, обнесенных высокой стеной.

Чтобы не было людей с желтыми звездами. Чтобы мы были еще маленькими и только вдвоем. Шимек и Бузя.

Чтобы сидели на широком, без конца и края лугу, на мягкой зеленой траве, и чтобы я мог сказать:

"... Бузя-сокращенное имя: Эстер-Либа, Либузя, Бузя. Она старше меня на год или два, а обоим нам нет и двадцати. Теперь потрудитесь посчитать, сколько лет мне и сколько Бузе..."

Вы знаете, где я сейчас?

На другом краю гетто, в конце узкой улички, той, на которой живет Бузя. Я сижу на каменном пороге. Странная прохлада исходит от этого гладкого Камня и растекается по всему телу, но я не встаю. Может быть, это холодок, оставшийся еще с зимы и не успевший растаять на весеннем солнце, но мне совсем не холодно. Мне тепло. Если бы мама была жива, она бы поправила платочек, ровно лежащий на голове, и всплеснула бы руками.

- Изя! - сказала б моя мама. - Изя, ты же молодой человек, ты уже почти жених, а сидишь на холодном камне, как мальчик. Изя! Ты ведь, можно сказать, мужчина, чтоб не сглазить, а того и гляди придешь домой с готовой болезнью, не дай тебе Бог! Я сижу. Мне тепло.

Мы только что вернулись с работы. Я тут же умылся, натянул свою красивую голубую рубашку и побежал сюда, к этому каменному порогу.

Я жду. Жду, когда появится Бузя. Когда сидишь возле дома, на каменном пороге, слышишь все: каждый шаг, каждый шорох, малейший звук. Хлопнула дверь - и мне кажется, что это Бузя. Прошуршали шаги- и я думаю, что это Бузя. Скрипнули деревянные ступеньки - я жду: вот сейчас выйдет Бузя.

Ее нет, не выходит. Может, вовсе нет никакой Бузи? Может, мне просто вспомнилась "Песнь песней", первая книга, которую я прочитал в детстве?

Снова хлопает дверь, шуршат шаги и скрипят старые ступеньки. Сейчас она выйдет. Не может быть иначе.

Да, это Бузя.

Я вскакиваю, смотрю на нее и не знаю что сказать. Все слова перепутались, перемешались у меня в голове.

У нее пепельные волосы. У нее большие синие глаза. Они смотрят на меня молчаливо и удивленно.

Я должен что-то сказать, не важно что. И я говорю.

- Бузя!... - говорю я и сам над собой готов смеяться. И она действительно смеется.

Сверкают белые жемчужные зубки. Ее губы горят, как алые ленты, а щеки цветут, как маки.

- Кто ты? - спрашивает она. И опять смеется.

- Я - Изя, - поспешно отвечаю я. - Я - Исаак Липман, но ты зови меня Изей.

Она уже не смеется. Она слушает.

- Пойдем со мной, девочка Бузя, - говорю ей, - я расскажу тебе, кто я.

- Почему ты называешь меня Бузей?

- Идем, я все тебе расскажу.

Она идет со мной.

Я хотел бы идти с ней так далеко-далеко. Чтобы мы вышли на широкий луг и сели там на мягкой траве друг перед другом. Я рассказал бы ей все, что она пожелает. Но луга у нас нет, и уйти нельзя. У ворот- часовые.

Не важно. Мы можем сидеть и на этом дворе. Нам никто не мешает, здесь валяются деревянный ящик и трухлявое длинное бревно. Мы можем сидеть где угодно, все равно нам будет казаться, что мы на большом лугу, среди душистых цветов, и нет им конца и края.

Правда, Бузя?

Она молчит.

Мы заходим во двор и садимся. Я - на бревно. Бузя- на ящик. Она сидит на ящике, обхватив коленки и прижав к ним подбородок. Я улыбаюсь. Я хотел, чтобы она сидела вот так, подняв колени. Широкая юбка закрыла ноги, пепельные волосы рассыпались по плечам. Я могу сидеть так очень долго. Сидеть и смотреть на Бузю. Я не хочу уже ничего рассказывать. Зачем слова, если можно просто сидеть и смотреть.

Но она хочет, чтобы я говорил, она хочет знать, кто я.

- Кто же ты, Изя? - спрашивает она, и в ее больших синих глазах появляются два смешливых чертика.

- Я - Изя, - говорю. - Я - Липман. Я родился здесь, в этом городе, мой отец- портной, и его пальцы исколоты иглой чаще, чем небо звездами.

Конечно, я мог бы рассказать, что брат у меня без пяти минут философ: он учился в университете, но не успел закончить из-за войны,