Виктор Миняйло - Звезды и селедки (К ясным зорям - 1)

И в теперешнем своем страхе перед женой он знал, что все повторится снова - любовь, желание и разочарование удовлетворенности. Боже, и зачем ты сотворил женщину? Зачем ты вложил не в лучшее из своих созданий столько щемящих тайн, что познанию их нет конца?..

Ну что ж, пора уже и будить.

- София, голубка... - позвал он тихо.

И она сразу открыла глаза. И подсознательно потянулась-таки к нему руками, и разочарованно протянула их вдоль тела, заметив, что муж уже одет. Снова закрыла глаза - от счастья, отсутствия всех желаний, от радости здорового человека, который не ощущает своего тела.

- Я сейчас... - бормотала пересохшими губами. - Ты меня убаюкал...

Потом опять открыла глаза и долго смотрела на него без всякого выражения на лице, прислушиваясь к тишине в своей душе, созерцая Степана как часть своего тела, не способную ничем удивить ее. Затем вздохнула неизвестно почему и с неожиданной для своего налитого тела легкостью поднялась и быстренько нырнула в юбку. И, приводя в порядок длинные, по самый пояс, косы, зажав шпильки в зубах, искоса продолжала посматривать на него загадочным взглядом - спокойным? призывным? удивленным? равнодушным? И была ли в ее взгляде нежность? Пожалуй, нет. Она была расчетливая, умная крестьянка и знала - нежностью можно одаривать мужа только ночью. Днем за ее ласки он должен работать. Себя София полностью исключала из любовной игры. И знала - чем дальше, тем меньше она будет выказывать мужу нежность, чтобы он жаждал ее как снисходительной божьей милости. И поэтому она никогда не утратит его...

В этот день собирались выгнать зайца с ржаного поля. А там, через несколько дней, готова пшеница, работы приспеет столько - некогда будет и словом перекинуться. И праздник их единения уступит будням без конца и края...

Умывшись из ладони, София побежала к Гринчишиным за Яринкой.

Соседи уже торопливо обедали. Горделивую и стеснительную Яринку хозяевам так и не удалось уговорить поесть, и она, страдая от голода и одиночества, сидела на скамье у окна - отвернулась от всех и не смела идти домой. Лицо девушки пылало, словно от чьей-то молчаливой, невысказанной хулы. Сидела напряженная, изболевшая, и, когда мать скрипнула дверью и стала на пороге, Яринка вскочила с места и сжала кулачки.

- Добрый день, приятного аппетита!

- Садись, Сопия, с нами, - подвинулся хозяин на лавке.

- Спасибо, ой спешу. Вот девку свою заберу, чтоб не обтирала углы... Ради доброй компании, говорят, от отца-матери отречешься...

- Чего на свадьбу не позвала? - исподлобья глянул на нее хозяин - то ли лукаво, то ли с осуждением, то ли с обидой.

- Ай, какая там вдовья свадьба! Да еще в жатву. Для порядка сбежались два парубка, Степановы бояры, вот и все гулянье. Вот как-нибудь соберемся по-соседски, а сейчас работать надо.

- Это ты правду... когда-никогда собраться надо. - Хозяин отложил ложку и вытащил из кармана кисет.

- Да разве у меня мужик на уме, - отвела София глаза, - небось не девка... Мне хозяин нужен, докуда на родичей полагаться, да и не очень-то они святые...

- А твоя правда, Сопия, - снова подтвердил Остап Гринчишин, - ну, чего стоит женщина без мужской головы?.. - И было ему так приятно высказывать это, что даже не взглянул на нее, а, перекидывая козью ножку во рту, долго и неторопливо высекал огонь. - А как же... - продолжал он, попыхивая сизым дымком, - када без мужской... пх... пх... головы... то пропадешь... Потому как мужик... пх-пх... он всему... голова. Без головы... не проживешь...

И, так высказав свою мудрость, Гринчишин перекрестился цигаркой на образа и, отставив толстый зад, вперевалку направился к выходу.

- Марушка, - позвала Гринчишиха дочку, - ты положи ему в торбу мантачку*, а то батя со своей мужской головой никогда не догадается.

_______________

* М а н т а ч к а - брусок для заточки косы (укр.).

- Яринка, - сказала София, - погуляла у Маруси малость, пора и домой. Чтоб все в порядке было!

- Ай!

- Ну, прощайте, - София слегка поклонилась хозяйке. И, даже не оглянувшись на дочку, направилась домой.

Поникшая Яринка теребила краешек блузки.

- Ну, иди, - прогнусавила Мария, - мать, не кто-нибудь, кличут.

- А как же, - подала голос и Гринчишиха, - грех мать не слушать.

Не попрощавшись, Яринка вышла.

Девушка не торопилась, и, пока дошла до дома, мать с наймитом (Яринка все еще думала о нем так) уже выезжали со двора.

София вела себя, словно ничего не произошло. Не выказала дочери ни недовольства, ни радости, и даже той нехитрой льстивости, к которой прибегает мать, чтобы помириться с капризным ребенком, не было ни в ее взгляде, ни в ее голосе.

- Будешь подпускать теленка к корове - давай ему одну титьку. Прошла коту масленица.

Яринка не ответила, но мать не обратила на это внимания. Сидела со Степаном на передке телеги и (вот бесстыжая!) клонилась к его плечу.

- И что с девкой делать? - спросила София мужа, когда отъехали подальше.

Степан различил в ее голосе не только сомнение, но и затаенное от него и от самой себя готовое решение, а может, и лукавое испытание для него.

Он помолчал, замахнулся кнутом на ленивого бороздного коня, потом сказал:

- Аа-а!.. Не обращай внимания. Ребенок она еще.

И снова проверяла София мужа:

- Ребенок-то ребенок, но с норовом каким!

И снова помолчал Степан. Потом повернул к ней улыбающееся лицо.

- А должно статься, и ты не лучше была! - и ущипнул ее за тугой бок.

София сморщилась, тихонько взвизгнула и шутя ударила его кулаком по плечу.

- Ой, эти мужчины! Им бы только жинку помять! - И игриво, с воркованием посмеиваясь, она с радостью включилась в игру, когда Степан в ответ на женин вызов стал донимать ее двусмысленностями. Так они, примиренные в несостоявшейся размолвке, доехали до своего поля.

Пока Степан распрягал коней, София, осторожно переступая по стерне занемевшими ногами, обошла свои полукопешки.

- Эй, Степан! - вдруг позвала она. - Иди-ка сюда! - А поскольку он не очень торопился, взорвалась: - Иди сюда, чертов увалень, кому говорю!..

"Ого!" - подумал он. Однако, чтобы все обошлось миром, не торопясь пошел к жене.

София была мрачнее тучи.

- Смотри! - кивнула она на полукопну.

- А что? - моргал глазами Степан.

- Ты что, слепой? Два снопа вымолотили, вот что!

Действительно, полукопешка была скособочена, словно калека, а рядом лежали два снопа с вымолоченными колосками.

- И правда... - промямлил Степан и почесал затылок. - Ну, такое свинство!..

- Так этого оставлять нельзя! - сказала она жестко. - Поезжай к Ригору, пускай вызывает из волости собаку. Пускай три целковых заплачу, а то и все пять, но ворюгу выловлю!

Степан даже съежился.

- Ну-у... Стоит ли из-за двух снопов?..

- Тебя не касается?! Всю хату растащат - ты и пальцем не шевельнешь... Потому... потому...