Василий Митин - Дело Фунтикова

Воронин, конечно, человек суровый и далекий от возвышенных эмоций. Но и такие нам нужны.

Помолчав немного, Фунтиков, уже который раз, стал поверять Танюше свои сокровенные мысли.

- Я посвятил свою жизнь борьбе, и трудности меня не пугают, как не пугали всех людей, которые становились во главе движения. Я глубоко верю в свое святое дело, и оно восторжествует. Представь себе, какой почет, какое уважение ожидают нас после победы. Ошибки политиков-неудачников заключались в том, что они колебались в критические минуты. Этой ошибки мы не допустим... А ты, Танюша, моя умная сподвижница и преданная помощница, будешь...

"Сподвижница" не услышала, кем и чем она будет: она уснула.

IV

Прочитав доклад Сизова (так назвал автор сообщение об антисоветской организации), Киреев усомнился в достоверности изложенного и спросил:

- Игорь Владимирович, как, по-вашему, он нормальный?

- Фунтиков? В обычном понятии-вполне нормальный, а идеи у него сумасбродные. Он очень начитанный и с образованием. Обозленный, видимо, па то, что не сбылись его мечтания быть впереди всех, стать во главе.

- И давно существует эта организация?

- Если верить фунтикову, то начало ее положено около года назад, а только теперь она начинает набирать силу, если можно так назвать потуги по вербовке новых участников.

- Вы дали согласие на участие в ней?

- Нет.

- Чем объяснить откровенность Фунтикова с вами?

- Он меня почему-то принял за убежденного противника Советской власти. Я ему сказал, что надо подумать, что дело серьезное и очертя голову я не полезу.

Он это принял как мудрый шаг мудрого человека. А я сразу решил, что в моих интересах разоблачить этих пустозвонов, пока они, как говорится, дров не наломали. И, чтобы к вам явиться не с декларацией, а с конкретными данными о преступной группе, я имитирую дружбу с Вячеславом Наумовичем. Он мне верит.

V

В тесной комнатушке редактор районной газеты "Путь к социализму" принимал молодого человека с буйной шевелюрой, бойкими глазами и внушительным носом. Казалось, что он все время к чему-то принюхивается.

- Я-журналист из Москвы, Ронский. Слыхали о таком?

Редактор не слыхал о Ронском, но ему было неловко признаться в этом, и он неопределенно пробормотал что-то вроде "как же", "конечно" и спросил:

- Давно ли вы, товарищ Ронский, к нам прибыли, по какому делу, надолго ли?

- По групповому; статья пятьдесят восьмая, на три года.

Редактор сообразил, что московский журналист прибыл в город Тотлес не по своей воле.

- А ко мне пожаловали по какому делу?

- По своему профессиональному, журналистскому:

принес фельетон, который прославит вашу газету. Это говорю я-Ронский! Фельетон называется "Гром не из тучи". Ознакомьтесь, пожалуйста, а я зайду завтра в это время. Труд - на пользу! - и стремительно покинул редакцию.

Фельетон о Фунтнкове и его сообщниках редактор прочел с интересом. Ему понравился язык автора.

А содержание?

"Эк, накрутил! Надо же придумать такое-РДПР!

Фантазер. Но ведь в фельетоне подлинные фамилии, реальные люди, Фунтикова я даже в лицо знаю".

И пошел редактор газеты к товарищу Волкову в оперативный сектор. "Пусть разбирается; не моего ума это дело. А печатать фельетон, конечно, нельзя".

На другой день в кабинете редактора Ронского принял человек в штатском и представился:

- Сотрудник оперативного сектора ОГПУ Киреев.

- Ронский, административно высланный журналист, - в тон ему отрекомендовался автор фельетона.

И добавил: - Я не исключал возможности встречи с представителем вашего ведомства и даже рассчитывал на это. Редакция-не то место, где говорят о заговорщиках, но она знает, куда и кому направить материал.

- Арнольд Михайлович (ведь вас так зовут?), что в вашем фельетоне действительность, а что художественный домысел?

- Все действительность, только литературный стиль мой! Антисоветская организация пока в эмбриональном состоянии. Надеюсь, что вы помешаете ее развитию. А доказательства я вам представлю.

Киреев навел справки о Фунтикове и узнал, что он бывший член РКП (б), бывший редактор губернской газеты, вышел из партии по несогласию с ее Программой и политикой военного коммунизма. Приехал в Тотлес в 1920 году. Работает главным бухгалтером районной конторы Госбанка. Имеет небольшой собственный дом. Женат. Жена бывшая учительница, ныне домашняя хозяйка. На работе Фунтикова считают хорошим специалистом своего дела, но отмечают, что от общественных дел он уклоняется. Ни с кем особенно не дружит, но со всеми вежлив. Живет замкнуто.

Чтобы иметь личное представление о руководителе контрреволюционной организации, Киреев пошел к управляющему конторой Госбанка под каким-то служебным предлогом. Управляющий пригласил к себе главного бухгалтера, и тот дал нужную справку.

Вот он как выглядит: среднего роста, на вид лет сорока, темно-русая бородка клинышком, небольшие залысины, в очках. Одет аккуратно, неброско. Говорит тихо, немногословен, держится с достоинством и еле заметной снисходительностью к собеседникам.

Сизов и Ронский. Это кое-что значит. Не могли же они по сговору дурачить нас? На Сизова это не похоже, а Ронский, пожалуй, мог бы.

Так докладывал Киреев своему начальнику Волкову.

С лесобиржи Северограда, куда сплавлялся лес, поступали сообщения, что на некоторых бревнах-кругляшах, предназначенных на экспорт, поступающих из Тотлесской сплавной конторы, обнаружены вырубленные топором надписи: "Смерть коммунистам", "Долой колхозы".

Ронский при каждой встрече с Киреевым сообщал все новые и новые данные, подкрепляя их доказательствами. У Фунтикова он пользовался доверием и, играя на его тщеславии, узнавал тайные замыслы руководителя РДПР. Вот он достает из кармана листок бумаги, исписанный фиолетовыми чернилами, печатными буквами. Под мышкой держит какой-то круглый предмет, обернутый газетой.

- Читайте, Иван Петрович. Воззвание сочинено Фунтиковым и переписано рукой его супруги. Я должен размножить этот шедевр на шапирографе. - И, сняв газетную обвертку, Ронский развернул ленту шапирографа. - Что прикажете делать?

Иван Петрович читает "Воззвание к российскому народу". Составлено грамотно и складно, со злостью: смесь лозунгов эсеровских, меньшевистских, кадетских, белогвардейских, с какими выступали те в первые годы после Октября.

- Арнольд Михайлович, оставьте это у меня до завтра, а завтра получите указания.

VI

День был ясный, сухой и теплый. К вечеру немного похолодало. Роскошная заря, словно молодица перед зеркалом, любовалась собою в глади широкой реки.

Срава по обочинам деревянных тротуаров пожухла.

Редкие в городе деревья устилают землю вокруг себя желтой, коричневой, красной и зеленой еще листвой.