Марина Москвина - Мусорная корзина для алмазной сутры

Первым опомнился прокурор Альфред Штабель.

- Не понял, - говорит прокурор. - Вы кто будете, товарищ? Как ваша фамилия?

Пришелец молчал и с такою глубокой любовью смотрел на прокурора Штабеля, с какой на того с самого рождения в семье поволжских немцев, сосланных потом с берегов Волги в далекий уральский город Асбест, никто никогда не смотрел.

Он так смотрел на него, смотрел, смотрел, пока прокурор Альфред Штабель не заплакал.

- Гражданин! - подал голос тогда судья Тарасов. - Если вы что-то знаете по данному вопросу, - попробуйте пролить свет. В случае же, если вы забрели сюда случайно, то я вас попрошу очистить помещение.

Тут незнакомец как начал лить свет - на судей Тарасова, Прошкина и Реброва, на молодую защитницу Никанорову, на прокурора Альфреда, на публику, весь залил светом зал суда. Распахнулись окна, подул сильный ветер, лента со скипетра развернулась и затрепетала на ветру прямо над скамьей подсудимых, где как раз в платочке сидела наша дорогая бабушка Груша.

"РАДУЙСЯ, БЛАГОДАТНАЯ! - было начертано на ленте. - ГОСПОДЬ С ТОБОЮ!"

- Да это ж ваш Архангел Гавриил!!! - узнал его Степан Гудков, зять бабушки Груши, секретарь партийной организации Рогожско-Симоновского райкома партии.

- Господи Иисусе!.. - закричал настоятель храма и, осенив себя крестным знамением, повалился архангелу в ноги. За ним пали ниц протодьякон и служка.

Свет стал уже нестерпимо ярок, все зажмурились, а когда открыли глаза, его уже не было, лишь запах ладана оставался еще некоторое время, да тихий звон колокольчиков.

Само собой разумеется, церковнослужители, не сходя с этого места, сняли все свои обвинения. Однако судьи все равно удалились на совещание, чтобы не нарушать процессуальный судебный порядок.

И, посовещавшись, учтя все отягчающие, а также смягчающие обстоятельства, дали нашей бабушке Груше год условно.

19. Дочь бабушки Груши Анна училась на рабфаке. Окончив рабфак, она пошла устраиваться работать на кондитерскую фабрику "Красный Октябрь". Ее посадили за стол и дали шоколада. Все, что ей дали, она моментально съела. Ей дали еще. Она съела. Еще принесли - она съела.

- Хороший работник, - сказали в дирекции. - А то у нас тут такой закон: кто мало ест сладкого, будет воровать. А кто много ... тот - честный!

20. Ее взяли на фабрику "сухарным мальчиком". В трудовой книжке до конца дней ее (она умерла в глубокой старости) было записано:

"Анна Кирилловна Посиделкина - сухарный мальчик".

21. Каждый вечер, когда Анна Кирилловна возвращалась домой со службы - с орденоносной ордена Ленина кондитерской фабрики "Красный Октябрь", она кричала с порога:

- Говна мне, говна!..

22. Однажды тетка Анна познакомилась с молодым человеком. Он был рабочим на заводе Гужона. Звали его Гергард Наполеонович Цвирко.

Получалось, что папу его звали Наполеон.

- Ты когда-нибудь видел своего папу? - спрашивала его тетка Анна.

- Никогда, - отвечал Гергард Наполеонович.

- А кто-нибудь видел его когда-нибудь?

- Нет, никто, - отвечал Гергард.

23. Гергард Наполеонович и тетка Анна поженились. Вскоре у них родился мальчик, которого они тоже не могли назвать Ваня или Петя, и на его беду назвали Джемсом. В школе его дети дразнили "джем". Он ходил с "бабочкой" и с кружевным воротником. Белые ресницы, белые брови. Во дворе его звали Женька.

В сорок пятом году Джемс погиб, дойдя до Берлина в штрафном батальоне. Подростком он был хулиган. Тетка Анна в церкви заказала поминальную молитву и написала: "Помянуть - Евгения". Побоялась, что "Джемс Гергардович" в одно ухо Богу влетит, в другое вылетит.

Много лет она искала, где он похоронен. Наконец, ей пришло письмо:

"Нашли имя вашего сына в архивах погибших под Берлином. Высылаем фотографию его могилы".

На фотографии река Рейн, пологий берег, высокий тополь, обелиск со звездой и надпись:

"Денис Гордеевич Цвирко".

24. Когда тетка Анна и Гергард Наполеонович поженились, они жили очень бедно, но счастливо. Анна вещи донашивала за Фаиной. Как и старшая, Маруся. Та была замужем за священником, отцом Никодимом, а тогда это не пользовалось почетом.

Со временем Гергард Наполеонович перешел работать в Кремль помощником коменданта. Ему дали форму со "шпалами" на гимнастерке, кожаный портфель. Это был пик их жизни с теткой Аней. Они стали очень обеспеченные. Хорошая квартира в Кремле, кремлевские продуктовые пайки. Анна ходила модная, наряженная. Джемс надел тогда свою "бабочку" и кружевной воротник.

Тетка Анна всем делала подарки, звала в гости, устраивала вечеринки.

И вдруг в Кремле начались аресты в связи с подозрением в шпионаже. Одним из первых (с таким-то отчеством!) арестовали нашего Гергарда Наполеоновича.

Из отдельной кремлевской квартиры Анну перевезли в деревянный стоквартирный барак. Теперь она мыла полы, выполняла всю черную работу.

Но потом ее вызвали куда следует, и человек в форме по фамилии Лялин ей сказал:

- Вы должны отречься от своего мужа и подтвердить, что он шпион. Если нет - то вас тоже ждет арест и многолетняя ссылка. За сына не беспокойтесь, с ним будет полный порядок - его сдадут в детский дом.

И предоставил ей несколько дней на размышление.

И вот наша тетка Анна пришла в свой барак, закрылась у себя в комнате, села на стул и думает:

- Эрик, радость моя, любовь моя, жизнь моя, смерть моя, никогда я не отрекусь от тебя, пусть они что хотят со мной делают, я им ничего не подпишу. Пусть меня растерзают, на части разорвут - не поверю, что ты немецкий шпион. Даже если мне скажут, что ты французский шпион, не поверю! Хотя твой отец Наполеон. Ты верный ленинец, коммунист, настоящий большевик, да я перед самим Господом Богом могу поклясться, что у тебя и в мыслях не было работать на иностранную разведку. Хоть меня на каторгу сошлют, не подпишу я этот подлый донос!..

Тут она живо представила себе свой арест, ссылку, товарные вагоны, лесоповал или бескрайние степи, голод, надсмотрщиков, холодный ветер, ледяную воду и - в любом случае - вечную разлуку.

- Все равно, - тетка думала. - Будь что будет. Иначе как я нашему сыну в глаза посмотрю?..

Тут она вспомнила про Джемса, что, когда ее арестуют, его сдадут в детский дом.

Она представила себе чужие стены, железные кровати, серое белье с лиловыми размытыми печатями "Детдом ..." (номер неразборчиво), запах хлорки, очередь в столовую, алюминиевые миски, стриженые головки, чужие люди, косые взгляды...

- Эрик, жизнь моя, смерть моя, - думала тетка Анна. - Только не это.

Теперь перед ее мысленным взором возникла такая картина: она, тетка Анна, пишет донос, что ее муж иностранный шпион, проникший в сердце Кремля и тем самым нанесший Стране Советов невосполнимый ущерб. Его законная жена свидетельствует это, а посему их брак отныне просит считать недействительным. И вот на допросе Гергарду Наполеоновичу этот донос показывают. И он видит, что жена, единственная, навеки любимая Аннушка, предала его!..