Алексей Гастев - Как надо работать (сборник)

Нельзя сказать, что эта тенденция зависимости нормирования от производственных форм — дело исключительно наших дней; точно так же, как и работа нормировщиков в той или иной мере всегда строилась в зависимости от этих форм. Но если в прошлом переход одних производственных форм в другие совершался медленно, а следовательно, «обычай» имел решающее значение, то теперь перестройка производственных форм идет быстро,тем более что эта быстрота усиливается социалистически-плановым началом, а это ставит вопрос о крушении некоторых обычаев.

Общественно-регулирующая тенденция производства связана с самим способом производства, связана с определенной формой производства и именно с самой, как говорил Маркс, «природой» этой формы производства.

Чисто индивидуалистический подход в вопросах нормирования, собственно говоря, характерен исключительно для ремесленной формы производства; он уже не мирится, как мы это покажем ниже, ни с мануфактурой, ни с машинной индустрией, тем более крупной. Однако индивидуальный характер потребления,

индивидуальный характер заработной платы и ее градации, индивидуальный характер других видов рабочего снабжения, видимо, питает индивидуальный подход к нормировочной работе при всяких производственных формах.

Для того чтобы наши взгляды в вопросах нормирования были наиболее убедительны, мы предпошлем нашему изложению небольшую историческую справку.

История нормирования не знает специальных трудов, посвященных развитию взглядов в этой области. Нормирование в исторических обзорах все время сопрягается с историей и практикой заработных плат. Мы и сошлемся на такие труды, имеющие, на наш взгляд, определяющее значение для всех, кто хочет окунуться в историю вопроса. Книга Цвидинек-Зюденгорст «Теория и политика заработной платы» дает историю вопроса в масштабе многих столетий, начиная со средних веков, книга Д. Шлосс «Формы заработной платы» трактует практику в течение главным образом XIX столетия, как и книги Веббов о трэд-юнионизме; главы Маркса о заработной плате и о машинном производстве в I томе «Капитала» являются в то же время основным фундаментальным трудом, сопрягающим формы заработной платы с нормами.

Названные работы в достаточной мере ориентируют нас в той своеобразной диалектике,которая связана с нормами за периоды ремесла, мануфактуры и крупной машинной индустрии. Прежде всего становится ясным, что принцип максимума и минимума в области заработной платы предшествовал принципу минимума и максимума в области норм выработки. Не менее любопытно и то, что в средние века в период ремесленных форм законодатель по отношению к представителям труда — индивидуалам-ремесленникам — выкинул лозунг ограничения максимума. С социальной точки зрения это была защита «общества» от эксплуатации его со стороны ремесленного класса. Государство, защищавшее интересы работодателей — привилегированных классов, — страховало эти последние от «эксплуатации» ремесленников. Такие законодательные акты характерны для средних веков. И уже только тогда, когда ремесленники увеличились в числе, а вместе с тем создали сильнейшие ремесленные корпорации (из которых выросли трэд-юнионы), наступила эпоха гарантирования минимума зарплаты. Это было время сильнейшей эксплуатации ремесленников со стороны скупщиков-заказчиков, распределителей заказов, ростовщиков.

С минимумом зарплаты все время сопрягался известный минимум работы или минимум выработки.

С ремесленным типом производства связана была стабильность техники, ее устойчивость, а с ней связана была устойчивость нормировочных обычаев, а, главное, резко индивидуальное представление о норме. «По плате и работа» — вот лозунг, который пропитал всю деятельность английских профессиональных союзов, на которые ориентировались и союзы европейского континента.

Представители профсоюзов долгое время отстаивали нерушимость нормы,как они отстаивали и нерушимость ставок заработной платы.

Замкнутый характер работы ремесленника, работавшего в своей рабочей, забронированной от общества, келье, не располагал ни самого ремесленника, ни кого-либо другого к какой-либо дифференциации вопроса о норме. Домашний характер работы не разоблачался и потому, что общественный характер труда вскрывался главным образом в области обмена, но не в области самого производства как такового. Производство не имело своего открытого, публичного выражения, оно являлось так сказать «секретом» производителя. Этот «секрет» определял порой и жизненную роскошь ремесленника, а порой и его нищету.

Вот как Маркс характеризует этот индивидуалистический мир «посвященных» в ремесло людей:

«Характерно, что до XVIIIвека отдельные ремесла назывались mysteries (mystères), тайнами, в глубину которых мог проникнуть только эмпирически и профессионально посвященный.

В знаменитом „Livre des métiers“ Этьена Буало предписывается между прочим, чтобы подмастерье при приеме его в мастера давал присягу „братски любить своих братьев, оказывать им поддержку, — каждый в своем ремесле, — добровольно не выдавать тайн ремесла“».

К этим «тайнам» Маркс дает такое примечание:

«Он должен был даже давать присягу в том, что в интересах всего ремесла не станет обращать внимания покупателя на недостатки продуктов других, чтобы таким образом отрекомендовать свой собственный товар».

Конечно, эти строки в их колоритной формулировке имеют значение для времен, уже давно прошедших, но психология «тайны», индивидуального охранительства ремесленного секрета, личной профессиональной тайныи чопорности сохранилась вплоть до нашего времени. Черты этой психологии мы еще найдем у некоторых современных инструментальщиков и ремонтщиков, «ухарей»-кузнецов, калильщиков, рихтовальщиков; они еще в наши дни иногда носят в кармане «секретные порошки», кое-какие приспособления для работы. Они до сих пор еще утверждают (и не без основания), что обладают секретом и «искусством».

Вспомним, что ремесло шло рядом с искусством еще в XIX веке, когда, например, в Париже был создан «Музей искусств и ремесел». «Искусство» профессионального умения и знания, «искусство» работы собственно только в наши дни становится наукой. Не мудрено, что, наряду с этими живучими и косными ремесленными традициями, широкими рабочими массами поддерживалось не только значение «секрета» в области профессионального «знания», но вместе с тем сохранялась наивная вера в особое значение сроков обученияданному ремеслу. Большой срок обучения это — тоже гордость, лелеющая профессиональное самолюбие. И надо отдать справедливость, что длинные сроки обучения отстаивались и даже уважались больше рабочими, чем предпринимателями.