Виктор Нель - Звезда и шар

-- Так ты что же, Ляксандр, хочешь всю тяжесть на женские плечи взвалить? -- Ложакин выпрямился и сделал благородное лицо, обмаравшись при этом в шоколаде. -- Фуэте временно отставить, командировку оформить стремительно! И допуск! Tакси заказан!

-- Допуск то зачем?

-- Затем, что объект сверхсекретный. Шевелись!

-- Допуск я оформить не могу.

-- Обоснуй!

-- Допуск я, Геннадий Алексеевич, оформить не могу, поскольку секретности не имею.

-- Как не имеешь?! Даже третьей формы?

-- Даже третьей... Придется вам самому как нибудь справляться.

Ложакин обмяк. Он сел, скребя затылок:

-- Чего же делать то, на форму, даже на третью, месяц уйдет, не меньше, Митрий в "Дубке", у меня корова вот-вот родит, отлучение исключается... А! хрен с ним с допуском! Тебе туда входить не обязательно. Сдашь сырье, получишь изделие и назад. Генеральный велел изделие привезти, запакованным.

21.

Монтировка звизгнула краем о последний гвозь, доска отвисла в сторону. Под ней ровными рядами плотно жались один к другому полиэтиленовые пузыри.

-- Что это, -- забеспокоился начальник цеха, -- новый вид упаковки?

-- Совершенно верно, -- ответил старший переводчик отдела международных связей Анатолий Максаков, посоветовавшись с голландцем,

-- bubble wrap, точного перевода пока не имеет.

Жестом капельдинера он сдвинул в сторону пузырчатую занавесь, обнажив загрузочную воронку с надписью "Dupont".

-- Будем довскрывать западногерманскую технику? -- деловито осведомился Палыч, поднимая фомку.

-- Оставь пока, -- сказал референт министра, -- пока внутрь не установите.

22.

Чего мы, братцы, повидали

Не снилось Сальватору Дали.

За окном вагона двигалась назад природа средне-русской полосы. Местный дизельный поезд подходил к станции Щигры Курской области. Саша сидел на приподнятом сидении в первом купе. Занять его пришлось потому что с этими мешками ни в какое другое втиснуться не удалось, народ возражал. Мешки лежали теперь в проходе, набитые плотно, до тугой цилиндричности, и при каждом ускорении поезда наезжали на ноги, неотвратимо как прибой. Убрать их было некуда, оба багажных ящика под сидениями были

засыпаны каменным углем.

На удивленный вопрос -- Зачем здесь уголь, ведь локомотив далеко, и вообще использует солярку, -- проводник лаконично отрезал: -- Для титану.

Титан этот увидеть не довелось, но размеров он должен был быть титанических: ящики были засыпаны с верхом, крышки не закрывались, стояли под тридцать градусов, уголь высыпался в унисон с эволюциями мешков. Подумалось: знать бы Исааку Ньютону о социалистическом реализме, может он бы свой закон инерции обратно закрыл.

Проводник заметил: -- на обратном пути легче будет, уголь уйдет, крышки закроются, сидеть и лежать станет удобнее.

Счастливы возвращающиеся!

Главная инерционная неприятность была, впрочем, впереди. Пройдя в туалет, Саша сразу заметил подозрительную влажность пола и стен. Тут бы и остановиться, оставить намерения и вернуться в купе. Но нет, мелькнула мысль - зассано, как обычно - и роковой шаг внутрь был сделан. Вселенная среагировала мгновенно. Поезд резко тормознул и из переполненного бачка под потолком хлынула ниагара ледяной воды. За шиворот, на меховую шапку, по лицу. Эх, Исаак!

Он вернулся на место, сел на накрененную полку и раскрыл дерматиновую тетрадь...

Из дневника Каменского

Все окружающее - суть мои ощущения. Это не философия, с философской точки зрения я скорее наивный материалист. Это - кредо. В соответствии с ним живет девяносто девять процентов людей. Во всяком случае, я ничего другого не встречал. Человек всегда ориентируется на собственные ощущения, и движется, по мере возможности, в сторону положительных эмоций, избегая отрицательных.

Мать делает для своего ребенка все, целиком отдает себя ему потому, что неисполнение материнского долга влечет за собой мощный комплекс отрицательных эмоций, запрограммированный где-то глубоко в подсознании.

Честный человек честен не из высших побуждений, а лишь из-за скрытой боязни наказания или даже мук совести. Вообще, совесть - это способность организма облекать антиобщественные действия в окраску отрицательных эмоций.

Цель любого движения - получение порции положительных эмоций, и вся разница между людьми заключается в том, что эмоции эти вызываются разными предпосылками. И похоже, что все это - врожденное. Если человек не способен ощутить чужую боль, как свою, этого ничем не исправить. Рожденный садистом сострадать не может.

Одно время мне очень нравился субъективный материализм. Нет ничего, кроме меня, значит нет ничьей боли, кроме моей и ничьего счастья. И все же, сколько я ни убеждал себя, что раздавленная кошка на асфальте не

существует в действительности, только в моем сознании, мне все равно становилось не по себе.

Философское различие мировоззрений мало что меняет. Человек все равно поступает в соответствии с внутренней моралью, а внешнюю, социально привитую, в лучшем случае лишь использует, или просто игнорирует.

23.

Щигры встретили прохладно, наружный градусник на вагоне задохся на минус тридцати семи по Цельсию. Цельсий с Ньютоном явно решили выступать дуэтом.

-- Куда ж ты такой мокрый намыливаешься, -- проявил вдруг участие проводник, -- мы ж на седьмом пути, до станции с километр будет, тут платформы даже нету.

-- Мне вообще-то в Щигровское ОКБ спецоборудования, -- робко начал Саша.

-- А, к монастырцам! -- обрадовался проводник -- ты везун, до них отсюда рукой подать!

Он неопределенно махнул рукой в сторону состава на соседнем пути,

-- Они же прям тут, за рельсами. От станции ты бы час пер с тюками своими.

Проводник был прав как десять заповедей, носить по два двадцатипятикилограммовых мешка одновременно мог только заведующий лабораторией многоосевой ориентации Геннадий Алексеевич Ложакин.

За составом виднелась луковица церкви с обломком креста. Двигаться пришлось по Владимиру Ильичу - шаг вперед, полшага назад. С одним мешком вперед, бросить, назад к другому, с ним вперед мимо первого, бросить, назад, вперед... Сумка с консервами и документацией тяжело била по бедру, мешая идти. При таком режиме даже зверский мороз, казалось, отступил на время, только сосульки на ушанке жизнеутверждающе позвякивали. Первый состав удалось преодолеть по переходной площадке. За ним оказался второй. Поднять мешок на четыре крутые ступени сил уже не было.

-- Сигай под низом! -- озорно сверкнула золотом резцов бабуля в конюхском тулупе -- берегись гудка тока, состав подать могут.

Тугая геометрия мешков на этот раз помогла, вялый мешок через рельс не пошел бы в жизни. С мешком под вагон, из-под вагона, назад под вагон за вторым, с ним из-под вагона, под, из-под, под... Гудок послышался после третьего состава, когда уже показался впереди покосившийся забор с проломом, в который уходила тропа, умятая десятками сошедших на станции Щигры Курской области.