Вячеслав Иванов - Повесть о Светомире царевиче

И нетерпелося ему все узнать не только про самого Светомира, но и про Пресвитера, и про Параскеву, и про устройство царства их, и про смерть Радивоя, и про исцеление дочери его.

А, когда сказал Светомир, что с ним вернулася и Радислава, вскричал царь радостно: «Поезд особый снарядим, дабы с почетом должным дочь Радивоя к нам во дворец привести.»

Возразил Светомир: «Не гневайся, отец, за ослушание: не хочет игуменья Меланья отпускать Радиславу из монастыря доколь со мною здесь все не прояснится».

— «И то правда», сразу согласился Владарь. «Не спокойно у нас тут будет. Разобидятся греки, узнав о твоем возвращении». Замолк на мгновение царь; потом сказал хмуро: «Может ты слыхал уж от людей, что я царицу Зою за себя взял. Сыну нашему пятый год пошел. Тебя не было, и не было разумной надежды, что с того света ты можешь воротиться. Царство оставалось без наследника».

Голос Владаря звучал покаянно. И смутился Светомир, что отец перед ним будто винится. «Ты прав во всем», поспешил он ответить. Владарь тихо продолжал: (422)

«Женился я через год после смерти матери твоей. Святой жизни была Отрада. Поспел я в монастырь, когда она еще дышала. Говорит не могла. Она меня благословила, умирая».

О чем только за часы ночной беседы не переговорили меж собою Влодарь со Светомиром, а про главное что на душе у обоих болело, никто из них первым не решался сказать. Но теперь, когда Владарь решился, Светомир, едва умолк отец, сразу стал рассказывать про все, что помять ему сохранила о последнем свидании с матерью: как приходила она в пустыньку Парфения, и как она песни ему пела, и как он под те песни уснул.

И вдруг Владаря молотом по сердцу ударила мысль: «Отрада все знала». Он склонил голову так, что Светомир не мог видеть его лица. Он долго молчал.

«Ныне вся забота моя будет тебя без промедления законным наследником поставить», сказал он, наконец, не отвечая об Отраде. «Все возмущения и споры с корнем вырвем. Промыслим о том с патриархом и Жихорем».

— «О сем уже старец Парфений давно промыслил», вступился Светомир. «Поручено мне открыть тебе то, что до сей поры в царстве твоем после ухода старца знали лишь мать моя и игуменья Меланья». И Светомир прилежно все поведал об разрешительной молитве и, кончив рассказ, достал из-под одежды своей и передал Владарю две малых скрыницы деревянных, меж собою схожих совершенно.

Открыл Владарь скрыницы, вынул отрывки листа, приложил их друг к другу и увидел, что составляют они единое письмо и образуют середину и конец отпускной молитвы.

«Начало ее в гробу моем лежит», повторил Светомир.

«Не мерою дает Бог благо,» воскликнул Владарь. «Ты во спасение и утешение мне возвращен, дабы дело мое завершить. О чуде такого дара я и просить Господа не дерзал бы. Епифания патриарха поспешно призовем. Могилу торжественно раскопаем при народе многом, и гроб отворим. А назавтра, раз Радислава пожаловать к нам не может, отправлюся я сам взглянуть на нее. И то уж давно я к старице Меланье в монастырь собираюсь».

Как настал день, сели царь с царевичем на коней и поехали без провожатых в далекую обитель.

Когда вышла Радислава и взглянула на Владаря очами темными, большими, Гореславиными — захолонуло в нем сердце. И предстала пред ним будто живая, в красе своей юной, нежной и грозной его сужено-несуженая, и оторопел он как тогда. Владарь тяжело опустился на скамью, чтоб не упасть. Но сразу-же оправился, встал; был спокоен и весел; никто ничего не приметил.

А после общей трапезы Владарь всех отпустил опричь одной игуменьи Меланьи; и долго распрашивал ее про Отраду. (423)

Торопил Влодарь открытие гроба Светомирова. В назначенный день все званные собралися у криницы: царская семья, пресвитеры и черноризцы, посланные Иоанном, князья, бояре, воеводы и люди сановитые.

По правую руку патриарха стали Владарь и Светомир, по левую царица Зоя и княжна Радислава. Зоя величавая в одеянии из золотой парчи под царской багряницей, окаймленной яркими самоцветными каменьями, с сияющим алмазным венцом на червонных кудрях была поистинне прекрасна. И все-же ее соблазнительная прелесть не могла затмить чистую, девственную красоту юной Радиславы. На ней была белая, мягко охватывающая ее отроковический стан, ферязь, обшитая вдоль разреза и вокруг подола крупным жемчугом, голову ее обвивала лента с жемчужными поднизями, жемчужные нити переплетали ее тяжелую, темно-русую косу.

В отдалении от святителей и вельмож толпился народ. Слух о чудесном спасении Светомира пронесся по стране, и простой люд прибрел со всех концов державы в надежде увидеть своего царевича.

Стоя подле криницы, Светомир зоркими глазами читал надписи на недалеких могилах: «Княгиня Горислава Управда, дочь князя Боривоя Горынского»; «Царица Евфросиния, дочь князя Семеона Управды»; «Отрок, царевич Серафим, сын Владаря царя».

Светомир видел как раскапывали его могилу, как гробовщики вынесли на свет детский дубовый гроб, поставили его на свежий холмик вырытой земли, сняли крышку домовины и отошли в сторону.

Гроб открыт. Он полый. В нем лежит сложенное роскошное покрывало из белой парчи, бережно распростертый саван, и на саване венчик малый и отрывок пергамента с какими-то письменами.

Патриарх склонился над гробом, вынул из него этот пергаментный отрывок и поднял руку, его державшую, так, чтобы близь и даже не близь стоящие смогли бы лист увидеть.

Потом обратился к Владарю; царь подал ему скрыницу; патриарх открыл ее, вынул из нее другой пергаментный отрывок и поднял его как и первый над головами свидетелей сего невиданого опознанья.

Ступил вперед миловидный юноша и протянул патриарху скрыницу подобную Владаревой. Патриарх вынул из нее третий отрывок пергамента и, как и первые два высоко поднял его, показывая народу.

Затем он приложил три пергаментных отрывка друг к другу. Они образовали единый лист со сплошными начертаниями, буква к букве, ни единого пропущенного знака. И патриарх сказал: «Мы закрепим (424) части целого листа, как сами они друг ко другу пристали, и выставим лист сей так, чтобы всякий кто пожелает, мог бы подойти и увериться. А теперь внимайте!» И он медленно, во всеуслышанье прочел все, на листе написанное. Кончив чтение, он перекрестился и торжественно молвил:

«Сии пергаментные начертания не впервые оглашаю я над этим гробом. Вот три отрывка перед нами. Они вкупе составляют ту самую разрешительную молитву, которую я десять лет допреждь сего дня положил в десную царевича, во гробу сем тогда лежавшего.

«Покойный старец Парфений, один сподобившийся видеть пробуждение отрока Серафима, разделил лист тот на три части; одну из частиц оставил он в полом гробу, другие две частицы он унес с собою; потом старец разлучил меж собою и эти частицы, зная, что в положенный час они все трое воссоединятся. Господу угодно было, чтобы сие случилося ныне при вас, у криницы собравшихся».