Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг (рассказы)

- Я тебе так скажу, Лексей... - Кстати, в том, что Саныч, горожанин до мозга костей, называет Лешку Лексеем, на деревенский лад, есть тоже определенная месть Лешкиной простоте: ведь все, в том числе и я, называем Президента полным именем - Николай Александрович или хотя бы, когда гайки крутим, для быстроты, коротко - Ник Саныч. (В свое время у меня из Ник Саныча получился Никсон - отсюда и тайная кличка: "Президент". Так что Президент он даже не простой, а американский.) Один Лешка упрямо обращается к нему по-своему: Саныч. Звучит вроде как уменьшительно. - Я так скажу, говорит Президент, - все глупости, которые происходят в мире, все войны, оттого, что кто-то хочет по-простому решить сложные вопросы. Рубанул по-македонски и все, нет гордиевого узла. А что все-то? Гордиев узел - миф, а простак и глупец, для твоего сведения, слова синонимы. По большому счету, простота, ограниченность - всегда агрессивны. Поэтому, в частности, нельзя простых людей пускать во власть.

- Вот я и говорю, - якобы поддерживает его Лешка почти с радостной интонацией, - все глупостями занимаемся, политическими играми, все сюсюкаемся. Взять хотя бы с этими, как их, чухонцами разными, на Кавказе. Жахнуть бы ракетно-бомбовым ударом, стереть с лица земли, распахать и засеять!... Жалко? А мы для жалостливых и историков там разных на этой пашне огро-о-омный памятник поставим. С надписью: жили здесь в таком-то веке такие-то скифы, от которых наши казаки форму переняли. Потому что главное память!..

- С чухонцами... - вздыхает Президент, - м-да, - он заглядывает мне (именно, мне) в лицо: география - два, история - два. Между прочим, политика это искусство возможного. - Президент делает характерную паузу, глубоко вдыхает и затем выпускает воздух толчками, открывая и закрывая рот, со звуками, похожими на междометия: "Э-ммм... Э-ммм..." - как будто внутренний инструмент настраивает. За этим обычно следует небольшой, но содержательный монолог. Точно: - А если более широко посмотреть, то жизнь - это сплошной компромисс. Ты вот на себя посмотри, какой ты ни крутой (я бы сказал безответственный, за слова не отвечаешь), какой ни категоричный, а все же, как с утра встал, так и пошел на компромисс. А именно. На работу не хочется - а топаешь. Завгара за вора считаешь - а руку тянешь. И так далее. До самого вечера. А ночью еще и с женой на какой-нибудь компромисс идешь... И по большому счету, знаешь, чем мы с тобой друг от друга отличаемся в своих рассуждениях?... Вот чем: то, что я говорю в этой твоей кабине, мне не стыдно сказать ни на собрании профсоюзном, ни на митинге, ни на... какой-нибудь генеральной сессии ООН. А тебя за приличный стол с твоими речами просто не пустят. А кушать захочешь - враз по-человечески заговоришь. Так-то.

Что хорошего в этих "полярных совах" - научились не перебивать друг друга. (Иначе, кстати сказать, мне гораздо труднее было б промеж них сидеть.) Поэтому Лешка только откровенно зевает. Одного зевка не хватает на весь монолог Президента, поэтому выдавливает из себя второй и третий научился. Лешка про "жизнь - компромисс" уже сто раз слышал, это для него сложновато, вникнуть из принципа не пытался, поэтому и на сей раз старательно пропускает философию мимо ушей. Были бы на этих ушах заслонки непременно задвинул бы. К тому же, тема жены для него болезненна в любых вариантах, если она начата не самим Лешкой. Поэтому он пытается несколько сменить тему:

- Саныч, ты мою систему знаешь. Я бы всю эту мусульманию - грузин там разных, армян...

- Кстати, для общего развития: грузины, между прочим, и армяне, так же, как и осетины, - христиане. Причем, к примеру, грузины христианами стали, за несколько веков до русских и хохлов. Привет бывшему тестю.

- Да ты че, Саныч, - Лешка искренне смеется, - говори, да не заговаривайся: они ж черные.

- Какой, ты, Лешка, все-таки дремучий, - Президент закатывает глаза. Там ведь, среди "чухонцев", Лексей, к твоему сведению, кроме боевиков, большинство - мирные люди. Мирные, понимаешь, Лексей, люди, понимаешь? В том числе твои братья по крови... По вере, если ты во что-то веришь...

- Во-первых, Саныч, бога нет. А ради хорошего дела кому-то и пострадать не грех, - весело парирует Лешка. - Война-с! - грамматический изыск с частицей "с" звучит откровенным издевательством над собеседником-грамотеем. - А як же-ж!... - в довершение диалектического вывода восклицает он с глумливой подвывающей интонацией, радостно клацая крупными ровными зубами и причмокивая.

- Категоричность - не от души, сиречь не от бога, а бескомпромиссность не от ума, - тоже быстро реагирует Президент. Демонстративно выглядывает из-за меня, хотя Лешку ему видно и так, многозначительно проговаривает: - Но что поделаешь, глупость и душа - понятия несовместимые, я только недавно это понял. Ну да ладно, - он светло улыбается, - что это я все про недосягаемое... Хорошо, Лексей, допустим. Бомбим! Но. Ты летал когда-нибудь над горами? А ну-ка, прикинь - прости, господи! - сколько нужно бомб - в горах, в горах! - чтобы уничтожить одного врага? То-то, лоб наморщил - нету столько бомб. - Он опять обратился к "диэлектрику", то есть ко мне, пренебрежительно кивая на Лешку: - Артиллерист, а?

Я "вдруг" замечаю, что у меня развязался шнурок на ботинке, торопливо наклоняюсь и сосредоточенно отдаюсь возникшей проблеме.

Но Лешку иронией не прошибешь. Он успокаивает Президента:

- Вот я и говорю, Саныч, не нужно усложнять. Нужно попроще, попроще. Ядерную боеголовочку - и нет проблемы. Одной достаточно. Дешево и сердито.

Саныч трясется в истерическом смехе:

- А мы-то, мы-то?! Сами-то, сами?!... Ядерное облако, радиация. Это же самоубийство! - он опять обращается ко мне: - Лексей как хочет, а мы с тобой - пас. Воистину... - смех его просто душит, - воистину, не бойся умного врага, а бойся друга-дурака!...

- Ничего, - Лешка тоже демонстративно обращается ко мне и даже трогает за плечо, мол, не дрейфь: - мы дождемся ветра соответствующего направления, чтоб на нас не дуло, и жахнем! Ховайся, кто может!...

- Да-а-а... - обреченно тянет Президент, - невероятно низкие частоты. Воистину, "вбыв бы", прости господи!... - И опять обращается ко мне: - Такой у нас, понимаешь, народ: не всякий политик шофер, но каждый шофер - политик!

На этом разговор прерывается. Остаток пути преодолеваем молча. Я пытаюсь фальшиво дремать, делая вид, что ничего не произошло. Исподтишка наблюдаю за обоими. Президент вместе с сигаретой дрожащими руками достает таблетку валидола, тайком сует ее под язык. Закуривает. Лешка беспечно жует резинку, периодически посматривает в зеркальце под потолком кабины, поправляет кудрявый чубчик.

Как я отношусь к каждому из них, к Лешке и Президенту? Вроде бы, как оцениваю, так и отношусь. Лешка - рубаха-парень, рубаху же последнюю и отдаст. Незлопамятный, нежадный. Что еще коллективу надо? Правда, иногда бывает пошл и груб, в смысле, неадекватно ситуации пошл и неадекватно груб. Но при "языковой" решительности, даже жестокости - жесткости в нем ноль, мухи не обидит. Президент - сам себе на уме, независимый. Много знает. Иногда по лицу гуляет тень гордыни и презрения - без конкретики, но все равно неприятно. Словом, у меня нашлись бы претензии к тому и другому, но обоих, в принципе, жалко. Наверное, потому, что во мне есть и от того и от другого. Мне не хочется, чтобы они ругались. Я хочу их навечно примирить худой мир лучше доброй ссоры. Но с кого из этих "полярных сов" и "рогоносцев", "барана" или "президента", начать?