Леонид Нетребо - Рассказы

...Парикмахер вздрогнул, поднял седую голову от книги и увидел ряд наблюдающих за ним разных, совершенно не похожих друг на друга людей: я, папа, Освальд Генрихович, Кучеравый и сын его Пашка, обманутый мальчик с флагом... Мне стало стыдно перед Парикмахером за всех и я открыл глаза.

Я пошел домой, сэкономив полтинник, который, как всегда в день праздника, сегодня дал мне папа.

В следующую субботу прогуливаясь с Колькой в районе хлопкового завода, я спросил:

"Коль, только честно, я не обижусь: как меня твой папа называет?"

Пашка хлюпнув носом и чуть подумав, видимо, вспоминая:

- Как, да считай никак... Кто ты? - мелочь! Ну, иногда, бывает вундеркиндом паршивым, а иногда - блаженным, ну, ненормальным. Не обижаешься?... Он ведь всегда правду говорит. Смотри: ты хоть и отличник, а дружить-то с тобой больно ни кто не разбежится, кроме меня...

Нет, я не обижался. Можно ли обижаться на того, кому не доверяешь - я имел ввиду Пашкиного отца. Я решил проверить себя внешним насилием на собственную непокорность (могу ли я быть "нормальным"?) и реакцией на все это Парикмахера - уже знакомым, собственно разработанным и испытанным методом.

...Пашка сел у входа, я взгромоздился на кожаный трон перед старым зеркалом, недоверчиво, но вместе с тем равнодушно отразившем мое притворство - мнимое согласие с грядущим.

"Как?" - спросил Парикмахер, коротко взглянув. Я пошевелил губами, но поняв, что ничего не сказал, качнул головой назад. Парикмахер посмотрел на Пашку: "Как друга? Хорошо".

Авансом - сжигая мосты: высунув руку из-под салфетки, похожей на белый саван, я аккуратно положил на стол сэкономленные накануне пятьдесят копеек одной монетой.

Словно завороженный я смотрел на свое отражение, видел, как машинка подбирается к чубчику. В один из моментов Парикмахер, не в характере предыдущих стрижек, внимательно посмотрел через зеркало на меня, прямо в глаза, как бы в последний раз спрашивая: "Точно?" Возможно, мне так показалось. Он медленно слизывал дорожку за дорожкой, оставляя от чубчика все меньше и меньше. Слезы сами выкатывались и тонкими серебряными стежками сбегали по обветренным щекам. Парикмахер: что, больно? Ах, машинка старая, дергает, ножи точить надо. Ну ничего, не стоит из-за этого плакать, неужели так больно?

Мы вышли из парикмахерской. Мир померк. Я представлял себя со стороны: нелепым, униженным, как будто голым, который не в силах скрыть свою наготу. Пашка как всегда улыбался, он был счастливым человеком, хоть и лысым. Он спросил: есть три копейки? Я кивнул. Он взял монетку, купил в киоске "Союзпечати" газету (какую-то "Правду": "Правду Востока", "Ташкентскую правду" или просто "Правду"), мы сделали из нее две пилотки, надели (я почувствовал себя несколько лучше: в конце концов, жизнь не заканчивается отрастут) и пошли домой. По дороге Пашка рассказывал о своих жизненных открытиях на заданную тему: оказывается, еще из небольших газет можно делать тюбетейки, а из больших - сомбреро.

Опубликовано в книге:

НЕТРЕБО Леонид Васильевич. "Черный доктор": рассказы. - Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 2000.

Леонид Нетребо. Ржавый кулик

Изд: журнал "Ямальский меридиан", 1999

Утром жена приводила в порядок мой любимый коричневый костюм, вынула из нагрудного кармана ресторанную салфетку.

-- Хорош ты был вчера, Куликов, фирменный салфет со стола увел. -- Она развернула жесткий накрахмаленный квадрат. -- Так, попробуем разобрать письмена на кабацких скрижалях. "Сияние Севера", ну, это точно не ты вышивал, я бы заметила. А вот - чернилами... Слушай и вспоминай. Кажется, начало трактата:

"Пангоды -- ржавый кулик на болоте.

Звездный штандарт над языческой речью..."

-- Кулик! Я всегда тебе говорю: не запивай коньяк шампанским. Учти, завтра будет только чай с тортом. Ты успеешь?

-- Успею...

-- Смотри. Мы с Вовкой спать не ляжем, будем ждать. Он ведь даже друзей не пригласил, так и сказал: только семья. Как отрезал. Совсем взрослый стал "куличок" наш... Не опаздывай.

-- Ну что, берем? -- спросил Борька, дизельная душа, смеясь и тормозя, когда неизвестно откуда -- то ли из зарослей багульника, то ли из редкого чахлого березняка -- на обочине дороги появилась девичья фигура, одетая в джинсы и штормовку, обутая в низкие резиновые сапожки.

До Пангод оставалось совсем немного. Августовский день заканчивался отсутствием теней и оттенков. Наверное поэтому девушка сливалась с кустами поблекшего иван-чая, с серыми стволами лиственниц, с белесой песчаной дорогой. Две поджарые собаки, стальная и рыжая, проводили ее до кабины и, не оглядываясь, неторопливо потрусили в сторону от трассы, быстро исчезая в ягельном мареве.

-- Твои собачки, что ль? -- фамильярно спросил Борька, хохляцкая морда, мгновенно оценив социальный статус незнакомки.

-- Нет, -- не принимая тона, ровно ответила девушка, -- из тундры пришли. -- Она откинула капюшон выгоревшей штормовки, аккуратно убрала за плечи рассыпчатые пряди песочных волос.

-- Ого!... -- не удержался Борька и долго посмотрел на девушку. Не обнаружив обратной связи, продолжил, оправдывая восклицание: -- Так это ж одичавшие собаки, хуже волка бывают. И много ты с ними прошла?

-- Километров пять, -- так же бесстрастно сказала девушка.

-- Смотри, а? -- Борька хохотнул, глядя на меня и кивая на мою соседку по сиденью: -- Природа-мать! Ты, вообще, откуда?

-- Родом? Из Лабытнаног. Работаю в Пангодах.

Отвечая, она лишь слегка поворачивала голову в сторону собеседника, добирая до вежливости ресничным движение продолговатых глаз.

-- В РСУ, наверное, работаешь, маляром?

Девушка кивнула.

-- Много там ваших работают, целыми выводками. А переведи-ка ты мне, пожалуйста, что будет по-вашему, по-ненецки, что ли, само это слово -Лабытнанги? -- Привыкший к словоохотливым студенткам стройотрядовкам, которых множество повозил в это лето, Борис уже почти потерял интерес к попутчице. -- Ну что, искупаемся? -- Он свернул с дороги в небольшой карьер, заполненный водой. -- Посиди, красавица, мы сейчас. Всегда здесь останавливаемся. Пять минут, нырнем-вынырнем, дальше поедем. Духота...

-- Семь лиственниц, -- почти прошептала, прошелестела перевод девушка, ни к кому не обращаясь.

Борька лихо подъехал близко к воде, и передние колеса машины прочно увязли в мокром песке.

Борька вдоволь наматерился и ушел в сторону трассы -- нужна была другая техника, чтобы вытащить нашего бедолагу.

Он долго не возвращался, быстро смеркалось, и мы с Анной -- так звали девушку -- развели небольшой костер.

Она рассказала, что каждую субботу ходит из Пангод к родственникам в стойбище, что здесь недалеко, километров восемь от трассы. Часть пути, если повезет, проделывает на попутках. Утром надо быть на работе, и если Борис еще долго не найдет машину, она пойдет пешком, по короткой дороге, прямо через вон тот перелесок.