Леонид Нетребо - Загорелая звезда

Вечером событие обмывали. Во дворе, под виноградником, стоял по-праздничному накрытый стол. Завели магнитофон. Новоиспеченных пяти-шестилетних христиан наскоро покормили и, запретив - только до конца сегодняшнего дня - снимать пластмассовые нательные крестики на шелковых нитках, выпустили играть на улицу.

Племяши периодически забегали во двор. Взрослые поправляли им крестики и они опять убегали. В один из забегов дети, слегка возбужденные, вынесли из мастерской молоток и с целеустремленным видом выскочили на улицу.

- Пойду посмотрю что они там с инструментом, - объяснил Андрей, выходя из-за стола. После выпитой очередной рюмки домашнего вина ему хотелось курить, при родителях делать это он еще стеснялся.

Он вышел за ворота, достал сигарету. Невдалеке именинники увлеченно, по очереди, стучали молотком. Интересно было смотреть на них. Они сидели на корточках с закушенными языками, сосредоточенные взгляды были устремлены под собственные ноги, куда направлялись удары, крестики покачивались на нитках в такт движениям. У одного, от усердия, крестик заскочил за плечо, упал за воротник.

Ранний вечер был уютным, светлым и теплым, играла музыка... Внезапно из соседских ворот, тревожной кометой, вспарывающей идиллию, выскочила девчонка в огненном атласном платье и в шароварах с желто-красными продольными лучами, с развевающимися кистями волос, подбежала к детям. Андрей не сразу понял, что это была Гулька. Она вскрикнула, быстро присела около малышей, выгнув назад спину как кошка, сунула руки прямо под взлетевший вверх молоток, выхватила оттуда какой-то предмет, похожий на камень, на секунду задержала его в ладонях перед лицом, затем прижала к груди и убежала домой. Дети заплакали: как никак именинники - и на тебе...

Андрей удивился Гульке. Конечно, девчонка еще, но не до такой же степени - с малышами связываться. Все таки студентка...

"Христиане", волоча молоток и обиженно хныча, побрели домой. Андрей успел потрепать одного по свежеостриженной головке. Покуривая, подошел к Гулькиному дому, присел на скамейку. Он и не думал разбираться что к чему. Просто, со взрослыми за столом было уже неинтересно, а здесь, если Гулька надумает еще выйти на улицу, можно будет спросить у нее, просто так, как там в Ташкенте, в университете, в общаге.

В Гулькином дворе слышалось движение, звучала непонятная речь, затем вроде все стихло. Андрей уже собрался уходить, когда услышал, что за стеной во дворе кто-то плачет. Прислушался, это была Гулька. Наверное по пальцу молотком получила, подумал Андрей и чуть не засмеялся. Да, дела. Думать нечего, придется зайти, извинится за племянников.

На их дружной улице было допустимо войти к соседям без стука с последующим громким оповещением о своем приходе: эй, соседи, есть кто дома, салям алейкум! Андрей, напустив на лицо беспечное выражение, открыл калитку. Увидел у топчана Гульку. Она стояла на коленях спиной к гостю и плакала. Что-то было такое в ее позе, в негромком плаче... Во всем этом была не просто обида. Странно... Палец не судьба, заживет, - примерно так говорила в подобных случаях мать Андрея. Но... от того, что рядом страдал человек пусть несоразмерно страдал тому, что произошло, - Андрей не мог оставаться в безмятежном состоянии. Не смея издать звука, нерешительно приблизился. Он заметил, что волосы на голове соседки были заплетены в косички только наполовину - видно, сидела у окна, наводила марафет, а потом как была выскочила на улицу. Волосы у нее были не гладкие смоляные, как у большинства узбечек, а словно напитанные густым солнцем: объемные, темно-коричневые, точнее, цвета крепко заваренного черного чая, и - Андрей, кажется, так впервые в жизни возвышенно подумал - будто взбитые знойным феном... Несомненно, это была штучная работа (он продолжал оценивать то, что видел перед собой, в том же хмельном, и потому высоком слоге) - бога, аллаха или иного небесного парикмахера: каждый волосок закручен в тончайшую упругую спираль, а затем насильно вытянут до состояния золотой нитки от спелого кукурузного початка... Андрей подумал, что если к этим волосам сейчас прикоснуться, они окажутся колкими, но мягкими, податливыми, покорно прижмутся к телу, а когда отпустишь - опять примут первоначальную форму. Гуля резко обернулась, забросив каштановый сноп за плечи, подняла лицо. Оно было мокрое, черные глаза гневно горели. Андрей непроизвольно втянул голову в плечи. На какое-то мгновение Гуля прикрыла веки, страдальчески сомкнула губы, на щеках сыграли ямочки, смуглый точеный подбородок качнулся вверх, как будто проглотила что-то горькое. Ее состояние передалось Андрею: кадык непроизвольно метнулся вверх, горло обожгла колючая сухость. Он стал искать глазами ее руки, ушибленный палец, как будто надеялся, увидев причину уже их общего страдания, этим от него избавится. Подошел к Гуле близко и осторожно заглянул ей за плечо...

На коврике у топчана, куда упирались Гулины коленки, лежала средних размеров черепаха с расколотым на две половинки панцирем...

Наташа тормошила отца за руку, Андрей очнулся.

- Пап, смотри!...- шептала дочка, делая страшные глаза и исподтишка кивая в сторону от дороги.

Оказывается, они поравнялись с теми мужчинами и женщиной, которых уже видели по пути в церковь на этом же месте. Новое надгробье было уже установлено, место прибрано, могила приняла сияющий, торжественный, Андрею даже показалось - жизнеутверждающий вид. Мужчины только что начали трапезничать после удачно завершенной работы. Узелок, который еще недавно был в руках женщины, превратился в скатерку, бутылку водки, нарезанную колбасу, несколько яиц, зелень, край белого хлеба. Все это удобно разместилось на невероятно горизонтальной, матово отсвечивающей поверхности только что установленной плиты. Мужчины, ставшие вдруг похожими на пожилых братьев-двойняшек с седыми одуванчиковыми головами, сидя лицами к дороге, плечом к плечу, прямо на земле, так что подбородки почти лежали на испачканных землей коленках, разлили водку на двоих, чокнулись, уважительно качнули полными стаканами в сторону счастливо улыбающейся женщины, продолжавшей стоять рядом, не спеша выпили. Влажно моргая, откусили от луковиц, синхронно щелкнули вареными яйцами по мрамору...

- Пап, это ведь плохие дяди? - негромко спросила Наташа, когда люди остались позади.

- Нет, Наташа, с чего ты взяла! - Андрей едва не остановился от удивления.

- Ну, ты видел, какие они?

- Какие? - Андрей заметил, что молчаливая Гуля повернула голову в их с Наташей сторону.

- Небритые, зубов нет, одежда... Мне кажется, это бомжи!

- Ну, знаешь!... - Андрей пожал плечами. - А хотя бы и так?

- А разве не грех с их стороны - ругаться... - да-да, я слышала!... - и распивать спиртные напитки прямо на могиле? - торжественно выложила последний козырь Наташа и, прищурясь, значительно посмотрела сначала на отца, а потом на мать.