Николай Никитин - Это было в Коканде

Каганская группа войск готовилась к штурму Старой Бухары. Группа эта делилась на две колонны. Левая колонна (западная), в составе 1-го Восточномусульманского стрелкового полка, стрелкового и кавалерийского полков, отряда особого назначения, при двух легких орудиях, высадившись в четырнадцати километрах западнее станции Каган, шла на юго-западные, Каракульские ворота города. А правая (восточная), состоявшая из партизанских отрядов, 10-го и 12-го стрелковых татарских полков, 1-го кавалерийского полка, четырех орудий 53-го автоброневого отряда и бронепоезда No 28, была направлена на юго-восток. Она должна была выступить со станции Каган по шоссе и железнодорожной ветке на юго-восточную часть городской стены, где находились Каршинские ворота.

Авиация и особая артиллерийская группа из 122-миллиметровых и крепостных орудий, погруженных на платформы, предназначались для поддержки правой колонны.

6

На площади, неподалеку от станции Каган, строились национальные батальоны. Около складов и воинских эшелонов, у цистерн с горючим, несли караул часовые в цветных выгоревших халатах, опоясанные пулеметными лентами. Артиллеристы, взявшись за канат, стягивали орудия своей батареи по доскам с товарных открытых платформ. Орудия были закутаны в брезентовые чехлы.

Когда Федотка выскочил из теплушки и увидал на станции и на путях огромное количество народа, партизан и красноармейцев, он испугался. Ему показалось, что толпы эти стоят точно косяки больших рыб, застрявшие в устье реки. "Как бы не затеряться мне в этой толчее!" - подумал он.

Всюду станционные огни были потушены, костры затоптаны. Только маневровый паровоз, шмыгавший с главного пути на запасные, окруженный розоватыми облаками пара, вдруг выбрасывал из своей топки целый сноп искр. Сноп этот на мгновение освещал рельсы, платформу и людей.

- Дяденька Капля, будьте добренькие, пройдемся вместе! - крикнул Федотка.

Капля спрыгнул вслед за Федоткой и, обняв его за плечи, пошел с ним вдоль состава.

- Гудит народ, - сказал Капля, оглядываясь. - Будто рой домок ищет.

- Это вот и есть Бухара? - спросил Федотка разочарованным и дрожащим голосом. Ему казалось, что Бухара должна быть сверкающей и яркой, что она, как в сказке, вся сделана из бриллиантов и золота. А тут мрак окружает все, не видно города, и люди, и лошади, и пушки тонут в ночной мгле.

- Нет, это еще не Бухара, - ответил Капля. - Бухара - эмирская столица - будет подале. А это называется Каган, что значит по-татарски "князь". Понятно?

- Понятно, - равнодушно сказал Федотка, даже не вдумываясь в то, что говорит ему Капля.

- Новая Бухара - это фальшивая Бухара. Это - что опенок супротив боровика. А Старую Бухару мы сегодня заберем. Вот та Бухара так Бухара! Та, друг мой ситный, - корень здешний! Одно слово: Бу-ха-ра! - сказал Капля со вкусом, будто откалывая каждый слог, как сахар, и рассмеялся.

Эти объяснения мало успокаивали Федотку. "Кто их знает, может, и Старая Бухара не лучше этой", - подумалось ему.

- Врешь, поди? Такая же жарища да пылища, - сказал Федотка.

Капля обиделся:

- Как это такая же? Там сам эмир живет.

- Бухар! - серьезно поправил его Федотка.

- Не бухар, а эмир.

- А мы его поймаем? - спросил Федотка.

- Конечно, - сказал Капля. - Сегодня ему будет точка.

Они проходили мимо штабелей старых шпал. На них кучками расположились джигиты партизанского хамдамовского полка. Возле одной из кучек столпилось много народа, узбеков и русских. Капля с Федоткой решили протолкаться в самую середину этой толпы. Капля увидал Юсупа.

Юсуп сидел на корточках и напевал песню. Его окружали джигиты. Он пел, то опуская голову вниз, к желтой земле, то закидывая ее вверх, к небу. Джигиты, и старик Артыкматов, и русские красноармейцы слушали его с напряженным вниманием.

Милая моя, из-за тебя я молчу!

Я всегда буду любить одну тебя.

Я для тебя пойду далеко, за горы,

Я для тебя готов пожертвовать душу,

Твоя китайская косичка будет всем для меня.

Я хочу тебя видеть свободной.

Если б ты захотела сесть на коня рядом со мной,

Мы не были бы так бесприютны,

Наш дом был бы за нашей спиной,

Милая, милая! Мир создан для борьбы, а не для

покоя.

Я жажду видеть тебя. Где ты? Где ты?

Никто из русских не понимал смысла этой заунывной песни. Федотка упорно наблюдал за горлом Юсупа. Ему казалось странным, что оттуда вылетают звуки, похожие на пение нежной трубы.

- Диво! - прошептал он, прижавшись к своему спутнику, пулеметчику Капле.

Капля тоже разбирался во всем этом не больше Федотки, но делал вид, что ему известно в этой песне все до последнего слова. Юсуп прикрывал глаза, замирал - замирал и Капля. Иной раз Капля одобрительно покачивал головой или приподымался на цыпочках, отвечая улыбкой на улыбку Юсупа.

Кончив песню, Юсуп неожиданно вскрикнул. Капля растерялся, раскрыл рот и стукнул Федотку по затылку.

- Чего ты, леший? - заныл Федотка.

- Не смейся! - сказал Капля, показывая глазами на узбеков.

Узбеки переглянулись спокойно и гордо. Тогда из толпы закричали русские:

- Товарища Лихолетова просить! Командира, командира!

Красноармейцы захотели ответить песней на песню. Кто-то бросился, расталкивая толпу, к теплушкам. Через несколько минут вместе с двумя бойцами появился возле насыпи Сашка.

Ему расчистили место. Юсуп махнул ему рукой. Сашка поправил на голове кожаную фуражку, откашлялся и, подцепив патронный ящик, сел на него.

- Ребята, - сказал он, почесав затылок, - гармошки нету?

- Как нету? Есть. Спирька, Спирька! Гармошку! - закричали бойцы.

Мигом из толпы пошла по рукам вятская потертая гармошка. Сашка подхватил ее; взяв несколько торжественных и сильных аккордов, он молча обвел всех взглядом и тихо запел:

Она взошла, моя звезда,

Моя подруга боевая.

Прощай, невеста молодая,

Меня зовет моя судьба...

Толпа придвинулась ближе к певцу.

Узбеки стояли серьезные, сосредоточенные: ни улыбки, ни движения. Многие из них почти не говорили по-русски, они не понимали, о чем поет русский командир, но напев этой песни коснулся их души. Они взволновались. Кто-то прощелкал себе под нос: "Це-це!" Другой подтолкнул локтем соседа, будто подбадривая его. Юсуп, впившийся в Лихолетова восторженным взглядом, вдруг вытянул на два вершка шашку из ножен и с треском вдвинул ее обратно.

Тут пулеметчик Капля не выдержал и наставительно сказал Федотке:

- Смотри, какой понятливый и вежливый народ!

Никто не хотел расходиться. Кто-то в толпе вздохнул:

- Ночь-то, братцы, какая! Какая теплынь!

Ночь действительно была мягкой и нежной.

- Благодать, - сказал Капля. - Пойдем, Федотка, поищем кипяточку!

Внезапно мимо толпы, со свистом, рассыпая на лету искры, промчался паровоз. Застонали буфера. Замахал издали стрелочник красным фонарем. Лязгнули в темноте колеса и заскрежетали вагоны, и кто-то прокричал хриплым, простуженным голосом: "Собирай бригаду!"