Юрий Никонычев - Грезы Скалигера

- Юленька! Ты не забудешь меня, когда станешь взрослым?

- Но это же так нескоро.

- Какой ты глупый. Ты будешь стареть не сам по себе. Твоя старость скрывается в твоих близких и знакомых.

- Что же мне делать?

- Тебе нельзя никого любить. Никого.

- Как же я без вас всех: без мамы, папы, брата, тебя, бабушки?

- Ты будешь умирать с каждым из нас. Твое детство уже умерло во мне. Держись, - сказала весело тетя Клава, - я буду тебя раздевать.

Она скинула с моих плеч рубашку, стянула брюки и все это комом бросила вниз. Затем сняла со своей шеи галстук и повязала его мне.

- Будь готов!

- Всегда готов, -ответил я и выставил кривым углом локоть.

Внизу мою одежду с любопытством рассматривал Стенькин и, изредка вскидывая свою стриженую голову в выси небесные, плевался в сторону двух летающих молодых людей.

- Клавка, - кричал он, - спускайся. Все, что я у тебя увидел отсюда, возбудило во мне желание творить.

- Держи карман шире!

Стенькин широко распахнул карман своего вельветового пиджака, и тетя Клава с метлы нырнула в него.

7

Когда я бежал легкой трусцой семидесятипятилетнего умершего моего отца по осеннему асфальту от умирающего учителя, я думал только об одном: как бы не опоздать уйти из-под власти смертного тлена знакомого мне человека. Бежал я долго, до тех пор, пока одеревеневшие ноги отца, несущие меня, не отказались двигаться дальше. Я сел на Гоголевском бульваре на заляпанную дождевыми каплями давно не крашенную скамью и жадно закурил.

Подул легкий сырой ветер, что-то невнятное прошуршала листва серых деревьев и сиреневая горстка пепла упала на мои колени. Я стряхнул ее левой рукой в лайковой перчатке.

- Папаша! Закурить не найдется?

Я посмотрел равнодушными бесцветными глазами на юное существо в черной курточке из искусственной кожи, поймал на себе ее лукавый взгляд кошачьих желтых глаз.

- У тебя что? Желтуха? - спросил я.

- Папаша, в твоем возрасте вредно заниматься медициной.

- Какой я тебе папаша, - возмутился я, - мне всего-то двадцать пять.

- Посмотри на себя, старый хер! - и существо протянуло мне маленькое измызганное зеркальце.

То, что я увидел, меня не удивило: бесцветные глаза, бледное лицо. Легких ключиц в маленьком зеркале увидеть не удалось. Правда, бледное лицо было испещрено множеством морщинок.

Я вернул зеркальце и протянул пачку сигарет нахальному смеющемуся существу с накрашенными желтыми глазами.

Черная курточка, как я назвал эту юную девицу, уселась рядом со мной, закурила и, закинув ногу на ногу, спросила:

- Выпить хочешь?

- У тебя что - все с собой?

- Нет. Но ты дашь денег и я быстренько сбегаю. Вон, видишь -ларек.

Черная курточка отсутствовала минут двадцать. Я успел за это время выкурить три сигареты, трижды выругаться и трижды проклясть свою доверчивость. Она появилась неожиданно, обхватила мою шею ладошками и пьяно протянула:

- А это-о я.

В руках у нее был набитый доверху продуктами и заморским питьем большой пакет из плотной бумаги.

- Ты что? Ларек ограбила?

- Нет. Просто там оказался мужчина не равнодушный к женской красоте. Ведь я красивая? - спросила Черная курточка.

- Твои глаза, как два лимона. . .

- То-то,- оборвала она мои комплименты. - Пошли ко мне домой. Там и выпьем.

Мое бледное лицо теперь уже со множеством мелких морщин выразило крайнее неудовольствие.

- Ты боишься?

- О, если бы это было возможно!

Пока я раздумывал, идти или не идти, Черная курточка, неожиданно взвизгнув, прыгнула ко мне на колени и спрятала лицо на моей груди, укутанной черным шелковым шарфом.

- Он идет! - с ужасом проговорила она, указывая рукой в сторону Арбата.

Я увидел быстро и решительно приближавшегося чернявого человечка, пламенно жестикулирующего и изрыгающего непонятные словосочетания. Черная курточка тихонько провыла:

- Я у него двести долларов украла в ларьке.

- Ты должна их вернуть!

- Мяу-мяу...

8

На моих коленях сидела великолепно-красивая сиамская кошка, впивающаяся лаковыми коричневыми коготками в мой шарф.

- Куда дэл суку?

- Товарищ, сука у меня на коленях.

- Ты у меня сейчас зад цэловать будэшь, - сказал решительный чернявый человек и принялся расстегивать собственные штаны.

Я снял с левой руки черную лайковую перчатку. Газообразная голубая ладонь трепетала на осеннем ветру, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Потом она постепенно принимала все более жесткую форму и, наконец, стала похожей на мощный выброс гудящего пламени из газовой горелки. Я прикоснулся им к торговцу из ларька и он лопнул, как мыльный пузырь. Никто из проходящих по бульвару людей ничего не заметил, только все с удовольствием принюхивались к запахам дымных углей и жареного шашлыка.

- Возвращайся, - сказал я кошке, столкнув ее с колен.

- Мяу!

- Тогда веди к себе.

Черная курточка жила недалеко. Когда мы с ней вошли в подъезд, на нее набросился огромный кот. Я стал пинать его ногами, но кот был не из трусливых и никакого внимания на мои слабые толчки стариковскими ногами не обращал.

- У, кобелина! - взвыла моя сиамская предводительница. Пока я безуспешно боролся с котом, она опять стала лукавой смеющейся Черной курточкой. Приподнявшись с четверенек, взяла первым делом пакет с питьем и закусками в свои руки.

- Нам на третий этаж, - как ни в чем не бывало, сказала она. Под огромным котом расплывалась темная лужа.

В детстве я учил себя общению с людьми. Прежде чем с кем - либо вступить в беседу, я думал о том, что могу сказать интересного своему собеседнику, как не заставить его краснеть, если я скажу то, о чем он никогда не слышал или о чем не имеет собственного понятия. Поэтому я старательно учил себя болтать ни о чем, но так, чтобы это было всем понятно.

Школьный учитель по литературе меня спрашивал:

- Скалигер! Ты очень способный молодой человек, но у тебя нет принципов, и поэтому вряд ли ты достигнешь высот в какой-либо сфере деятельности. Почему ты не хочешь обрести принципы?

- Омар Ограмович, я ищу свободы и покоя.

- Ссылки на классиков неуместны. Отвечай по существу: хочешь ты или не хочешь обрести принципы?

- Безусловно, Омар Ограмович.

- Тогда после уроков пойдем со мной и я тебе их дам.

Его козлоногая фигурка в ратиновом пальто, высоколобая темная голова с подкрашенной русой прядью вызывали во мне чувство брезгливости. Мы шли с ним по Гоголевскому бульвару, потом свернули в переулок и остановились перед тем подъездом, где нас с Черной курточкой встретил огромный кот.

- Нам на третий этаж, - сказал Омар Ограмович и прикоснулся к моей румяной щеке мягкой лягушачьей ладонью. Меня тут же стошнило.

9

Когда я и Черная курточка поднялись на третий этаж, пока она искала ключи от двери по карманам, резко раздвигая и сдвигая молнии, я говорил ей об Омаре Ограмовиче.