Павел Нилин - Из африканского дневника

"А выглядит на семьдесят", - подумал я.

Он снял с головы свою крошечную шапочку с длинным козырьком и все мял и мял ее в руках. Потом вынул из заднего кармана шорт пачку сигарет в серебристо-голубоватой целлофановой обертке.

- Не желаете закурить наших, здешних, африканских?

- Спасибо. А вы моих попробуйте.

Он взял у меня пачку и долго разглядывал ее. Затем вытряхнул из пачки одну сигарету и заложил за ухо.

- После закурю.

- Да возьмите всю пачку.

- Московские. "Золотое руно". Табачная фабрика "Ява". Подумать только, - вдруг вздохнул он. И глаза его, карие, колючие, еще потемнели. Все-таки родина, господин хороший, это, как ни говорите, ни закручивайте, это есть что-то очень особое. Непростое, выше нас. Одним словом, родина это все-таки...

- Почему все-таки?

- Потому что не всем она, к сожалению, доступна, бывший дорогой товарищ. Не всем и не каждому. К великому моему сожалению. Вот так...

К нам подошли и остановились подле нас два очень черных мальчика, похожих друг на друга, и девочка, не очень черная, похожая на моего собеседника.

Он увидел их и, словно сконфузившись или испугавшись, замахал рукой на них и на местном языке, с почти мелодичным прищелкиванием приказал им, наверное, уйти.

Девочка, также мило прищелкивая, попыталась, должно быть, возразить ему. Но он еще более строго повторил приказание. И она, вежливо поклонившись мне, взяла мальчиков за руки и покорно отошла с ними.

- Ваши?

- Мои.

- А по-русски не знают?

- Знают, но мало, плохо. И учить их некому. Некому учить. Мне другой раз совсем не до них, а жена у меня была местная, как говорится, чернокожая. И дети, вот видишь, получились черненькие. Да я и сам уже черный, - сильно потер он растопыренной ладонью лицо, не загорелое, а как бы прокаленное солнцем. - Жена-то у меня хорошая была, замечательная, Офа, Офелия значит. Детей хорошо, серьезно направляла. Не Ваней, как полагалось бы, а Вуани она меня звала. Это по-ихнему, по-здешнему - сильный, крепкий, который, словом, никогда не сдается. А я, вот видишь, не такой оказался. Все уговаривала она меня: поедем да поедем в Россию. Хотелось ей очень на наши края поглядеть... Да что это я вдруг разговорился? - будто вздрогнул он. - Вы ведь что-то про доктора спрашивали... Или это вас Жозеф закружил? Он немножко мой теперешний родственник. Мы с ним женаты были на сестрах. Он похож, вы, наверно, подумали, на жулика, но он не жулик. Автомобиль у него, правда, не шибко важный. Даже слабый, смешной. За полцены купленный. Но если его автомобиль сломается в пути, Жозеф своих пассажиров хоть на себе дотащит. Изначально трудовой, безотказный мужик, здешний, африканский... Забежал, понимаешь, сию минуту ко мне, тормошит, торопит. Вызывает, мол, тебя, Вуани, большой господин. Я, говорит, специально его привез... Значит, бедолага, выходит, все перепутал?.. Ух ты, тварь такая, - закричал он вдруг на обезьяну, низко свесившуюся на длинной ветке над нашими головами.

Окрик, однако, нисколько не испугал ее. Напротив, она поудобнее устроилась между двух сучков. Почесала за ухом и слегка оттопырила ухо, будто сугубо сосредоточилась, как старушка, прислушиваясь к нашему разговору.

- В России столько собак нету, сколько тут этих тварей, - вздохнул мой собеседник. - Сейчас, правда, поменьше их стало. И вы знаете, какие они злые, если выходят чуть что не по-ихнему. Одна мне вон как бровь прокусила. Могла и глаза лишить... Пошла отсюда, бизюга грязная, скотина худородная!..

Обезьяна, показалось мне, брезгливо взглянула на нас и, повернувшись к нам ярко-красным выпуклым задом, стала подыматься на макушку дерева.

- Сейчас что-нибудь такое оттуда кинет на нас, - предположил мой собеседник. - Давайте-ка лучше отойдем в сторонку... А вы какого доктора, я не понял, ищете? Тоже русского? То есть советского? Или вообще? Тут был раньше доктор, Тушков фамилия. Тоже русский, но теперь уже не советский. Вроде меня. Уехал. И неизвестно куда, то есть в каком направлении...

- А вы давно не советский? - спросил я, несколько насторожившись.

- С войны. То есть с самого ее окончания.

- В полиции, что ли, у немцев служили?

- Нет, что вы, - он как бы отшатнулся. - Я через четыре немецких лагеря за войну прошел. И этих капо, холуев-предателей, полицаев сам бы вешал вот моими руками...

Мы снова закурили. Подошел Жозеф. Он уже отвел беременную женщину к ее мужу. Залил в картер масло, в радиатор - воды. Жозеф спросил, не нужны ли мне еще какие услуги. И вот записка с его адресом здесь на случай, если он мне потребуется. Я сказал, что хотел бы все-таки разыскать московского доктора по фамилии, я посмотрел в свой блокнот, по фамилии Иуирмяко. Базиль Иуирмяко. Говорили, что он где-то здесь обитает в бывшем госпитале святого Эммануила.

Мой собеседник засмеялся. Впервые засмеялся за время нашего разговора.

- Да вон этот госпиталь, - показал он в сторону холма. - Как раз именно Эммануила госпиталь. А доктор, - он опять засмеялся, - вовсе не как вы сказали. Уярмяка, что ли? Ничего подобного и близко не было... Они, понимаешь, здешние жители, всех начисто переиначивают, как хотят, как им, словом, понравится. Вот представьте, например, хоть бы меня. Мое фамилие от рождения - Борвенков. Ведь проще как будто и не может быть. Но тут никто такое фамилие за большие деньги не выговорит. А полностью имя-отчество мое сказать - Иван Алексеевич - и вовсе никто не возьмется выговаривать. Ни за что. Меня тут называют и пишут даже в документах Борк. Вот и угадай, кто я есть такой и какой настоящей национальности. Правда, Борком меня начали писать еще в Бельгии, когда я там на шахтах работал. И сюда я приехал уже как Борк. Борк так Борк. Мне деваться все равно было некуда. А доктора фамилие совсем и отнюдь не как вы сказали, а точно и истинно - Ермаков. Василий Митрофанович Ермаков. Он мне лично делал операцию, когда я уже было совсем загибался. И от моей Офелии его супруга Катерина Николаевна девочку, вот что вы видели, мою дочку принимала. Я вас провожу, если хотите, к доктору, сию минуту. Мне же нисколько не трудно. Вот сюда, пожалуйста...

И мы стали подниматься по узенькой тропинке меж камней на пологий холм, обсаженный, скорее всего, эвкалиптами.

- Ну да, это эвкалипты, - подтвердил мой спутник. - От них вообще-то большая польза. И от пальм тоже, если с умом это дело вести...

- А в Россию обратно не собираетесь? - спросил я, желая вернуться к разговору, прервавшемуся с приходом Жозефа. - Не хотите вернуться в Советский Союз?

Мой спутник остановился. И опять засмеялся, но уже с заметно печальным отзвуком.

- Да разве это от меня зависит? Да я бы... Да я хоть завтра с милой душой собрался бы. И ребят бы моих захватил. Да кто меня, обмаранного, пустит.

- Вы так считаете?

- А как же? - посмотрел он на меня с надеждой, может быть, что я начну с ним спорить.