Евгений Носов - Не имей десять рублей

- Что так?

- Да что? Дурак дураком был. Лыкин мне еще когда говорил: давай, Степан, вникай, скоро твоему дратвенному рукоделию конец будет. А я про себя посмеиваюсь, дескать, пугаешь, Аким Климыч. Как это, думаю, станок без ремней обойдется. Ну, пусть с мотором. Дак ведь и на моторе тоже ремень должен быть. Видишь, какой я Архимед был? Ан - все не по-моему обернулось. Вот тебе приходят в тридцать шестом на завод токарные "ДИПы".

- Догнать и перегнать,- расшифровал Федор Андреевич.

- Ага. Догнать и перегнать страны капитала. "ДИП-200". Мать честная! Скоростные, с коро-бками передач и - никаких ремней. Одни ручки да кнопки. Выбросили из цеха старые драндуле-ты, сняли с потолка трансмиссии, ремни ребята на подметки растащили. В цеху посветлело без ремней, попросторнело, никакого тебе грохота. Ребята-токаря радуются, а я затылок чешу... Осталась у меня одна конюшня с парой лошадей. А потом и конюшню разломали, кирпичный гараж на ее месте начали строить. Ну, думаю, надо, пока не поздно, на шофера поучиться. А тут хоп, Лыкина, стало быть, Аким Климыча, неожиданно убрали. Вчера еще был, по цехам ходил, смеялся, все такое, а на другой день нету... Ну, поставили заместо Аким Климыча какого-то присланного. А тот со мной цацкаться не стал, раз-два, приказ на меня и - до свидания! Как не соответствующего профилю производства. Ну - куда? Побегал, побегал, нигде моя специаль-ность не требуется. Да вгорячах аж в санобоз залетел, к золотарям. Шорной работы хватало, да и только! Сбруя и та этим самым духом пропиталась... Пошел я по всяким сапожным артелям набойки приколачивать, и тоже душа никак не лежит: всякий шахер-махер, старье чинят, на барахолке продают. Против завода не та публика. Помыкался я, Федя, как бездомный какой. Сто раз помянул Лыкина. Думал уже махнуть куда по вербовке, Да тут война вот она. Ну, ясное дело, мне в тот же день и повестка на все четыре года. Это уж после войны, в сорок шестом, открыли кожгалантерейную фабрику, тут-то я и определился накрепко. Ну дак чего: кожа! Материал знакомый. Я тебе с закрытыми глазами скажу, где баран, а где козел. Сначала подручным на раскрой поставили, а потом потихоньку-помаленьку всю премудрость прошел: тиснение, колеров-ку, всякую там рисунчатость под крокодила, под змею. Да так и по сей день. Ну да что там, про меня сказ короткий. Давай-ка, Федя, лучше допьем. Вот как славно посидели! Сколь с тобой вспомнили, друг ты мой рассердечный, всю нашу молодость, откуда пошли.

Фомич хотел было разделить остачу, но какая-то мысль настигла его за этим движением, и он живо спросил:

- Кто ж теперь заместо тебя? Кому передал руль-то?

- А-а...- Федор Андреевич, даже не удостоив назвать своего преемника, досадливо помор-щился, потянулся к бутылке, сам налил и разом выплеснул стаканчик в запрокинутый рот.- На готовое и дурак сядет,- сказал он, переведя дух.

Он уже давно подобрал все, что еще оставалось на их общем столе - сыр, пирожки, вторую Фомичову котлету, и теперь принялся за уцелевший кусок хлеба, подмоченный огуречным рассо-лом.

- Пусть как хотят,- добавил он сумрачно.

- Ну дак ясное дело,- понимающе кивнул Фомич.- Не до веку тебе сидеть. Ну, побудем...

Он все с той же церемонностью допил свою долю, запечатал пустую бутылку и бережно определил ее рядом под кустик, заметив, что, может, кому сгодится.

При мысли о преемнике Федору Андреевичу захотелось выпить всерьез.

Он уже жалел, что утром не разменял в магазине, черт бы ее побрал, эту свою десятку и не взял еще одну бутылку и чего-нибудь закусить.

Не любил он этого чиканья - через час по столовой ложке.

- Хочешь? - поболтал он фляжкой.

- А не торопим ли?

- Да чего там. Тут комару в нос закапать.

- Ну, брат, загулял, загулял я сегодня! - откинулся Фомич.- Лей, счезни оно! В жизни раз бывает... шестьдесят пять лет. Казаковать так казаковать.

Он дробно и смущенно засмеялся.

За разговором Фомич почти ничего не закусывал, съел одно только яйцо да время от времени чиркал ножиком все тот же огурчик, и после рома как-то вдруг неприятно захмелел.

Глаза его замокрели, шапка каким-то образом повернулась задом наперед. Он опять принялся восторгаться встречей, хлопал Федора Андреевича по коленке и даже называл его Федькой.

- Занятная посудинка! - с хмельным умилением разглядывал он фляжку.Как говорить: Костари... Костари-кан-ский? Не-е, не пивал, не пивал. Врать не стану. Ну, Федька, ядреный корень! Ну молодец! Смотри, куда залетел держи шапку!

Фомич засмеялся и, поглядывая Федору Андреевичу в лицо, приятельски шлепнул пятерней по колену.

- Ну ладно, ладно тебе... Какую там шапку...

- Чего ладно! Выходит, Лыкин тогда верно тебя уцелил! Как чуял, что из Федьки голова получится. Большо-ой человек! Не-е, не скажи, приметливый был мужик, Аким Климыч. Узрел, узрел! А баульчик у тебя, верно гворю, с замком был. Ей-бо, не вру! Зеле-ененький такой. И чего ты им запирал, не знаю...

Федор Андреевич досадливо посмотрел на часы.

- Нет, ты скажи, чего ты замыкал? Какие брильянты?

Он пустился еще вспоминать из тех давних лет, перебивая себя смехом, рассказывал, как они, заводские, ходили под пасху к всенощной, как возле церкви он, тогдашний Степка Жучок, играл на ливенке, а Федор Андреевич и еще несколько ребят пели про попов частушки, и как выскочил рассерженный дьякон и стал толкать их взашей, а Федор Андреевич будто бы наступил на подряс-ник, и тот полетел в крапиву.

- Ну дак все по закону,- хохотал Фомич.- Мы за ограду не заходили, мы на своей территории. Он первый напал...

- Давай-ка собираться,- сказал Федор Андреевич.- Без малого три.

- Ерунда! Нам теперь, друг ты мой стародавний, торопиться некуда. Все свое поделали. Ты - свое, я - свое. Верно я говорю? Посидим, поговорим... Я ж тебя, черта, сорок лет не видел! А помнишь...

- Ладно, хватит...- поморщился Федор Андреевич.

Несколько лет, проведенных когда-то вместе на одном заводе, были единственной точкой со-прикасания между ними, и теперь Фомич вытряхивал из себя все, что касалось того полузабытого времени, начиная уже раздражать этой своей памятливостью, которая теперь все больше смахива-ла на пьяную болтливость. В сущности, с этим шорником Степкой в остальной его жизни ничего особенного и не происходило. Ровно, похоже бежали дни и годы, пока вот не дотянул до пенсии. Вся его жизнь беспрепятственно проглядывалась насквозь, как длинный прямой коридор, в начале которого был вход, а в конце - выход. Никаких тебе поворотов, никаких лестниц и этажей. С шилом вошел в этот коридор, с шилом и вышел. Такие люди надолго удерживают в ничем не обремененной голове всякую ерунду. Какой-то замок вспомнил.

А может, и просто привирает...

Федор Андреевич поднял фляжку, брезгливо сбил щелчком прилипшее к ней огуречное семечко.