Александр Зиновьев - Смута

И Петр Степанович докладывал Митрофану Лукичу, что во вверенной ему области никаких диссидентов нет.

— Так держать! — слышалось в ответ.

Но вот наступил черный день, когда на привычный вопрос товарища Сусликова «Ну как?» его верный помощник Корытов не произнес бодрое «Чисто!», а сам Сусликов не отрапортовал в Москву о полном порядке во вверенной ему области и не услышал в ответ поощрительное «Так держать». Голосом, полным скорби, Сусликов лепетал невнятно о том, что они тут дали промашку, не доглядели, недооценили и проявили либерализм.

— Я, товарищ Сусликов, — услышал Сусликов в ответ леденящий голос Митрофана Лукича, — человек простой и сердечный. Но когда возникает угроза завоеваниям Октября, пощады от меня не жди. Не выправишь положение положишь партийный билет. Понял?!

В ату ночь в зданиях ответственных учреждений Партграда до утра не потухал свет. Войска военного округа были приведены в предвоенную готовность. Военные и милицейские патрули заполонили город. Но что, собственно говоря, произошло? Оказалось, четыре гражданина Партградской области прорвались в Москву и сделали попытку вступить в связь с западными журналистами с намерением изобличать язвы советского общества.

Появление в Партграде своих, доморощенных диссидентов было полной неожиданностью, но особого рода. О существовании чудаков, которых теперь стали называть мудреным заграничным словом «диссиденты», жители города знали давно. Такие чудаки тут водились всегда. Но они до сих пор служили лишь объектом насмешек, Знали о них и в КГБ. Но тоже не очень-то тревожились, так как там тоже знали им цену.

Положение, короче говоря, сложилось такое: явление существует, все знают о нем, но делают вид, будто его нет, так как нет формального признания факта его существования. И потому оно как бы и не существует совсем. Хотя оно существует эмпирически, оно не существует как социально значимое явление, — оно существует ниже того социального порога, который разделяет существующие явления на как бы существующие и существующие без «как бы».

Что произошло теперь? Из Москвы поступило распоряжение считать партградских диссидентов существующими без «как бы», поскольку они заявили о себе на уровне мировой прессы. Лишь после этого Сусликов доложил Портянкину о их появлении в области. Порог социальной значимости был перейден. Новый социальный феномен с иностранным названием «диссиденты» получил право на официально признанное бытие.

Партградцы, причисленные к диссидентам, были: настоящий коммунист, потомственный пролетарий, Трижды Иван и студент, организовавший нелегальный журнал «Гласность». Их подлинные имена не имеют значения, — западные журналисты, упомянув о них в своих газетах, не назвали их имен. Они мельком упомянули о них просто как о «диссидентах из провинции». Запад не захотел признать историческое бытие Партграда даже в такой негативной форме.

Есть два вида коммунистов — натуральный и выморочный. Натуральный коммунист есть советский человек, приученный жить в советском обществе и как-то выкручиваться в нем. Он готов ко всему и готов на все. Для него коммунизм есть не отдаленный земной рай, в который он не верит, а сегодняшняя неумолимая реальность, в которой следует урвать для себя максимально доступный кусок. Выморочный коммунист мало чем отличается от натурального в своей обычной жизни. Но ой избирает для себя роль человека, лучше и больше других преданного идеалам коммунизма, и превращается в мелкого педанта по поводу необдуманных замечаний классиков марксизма. Сболтнул какой-то классик, например, о заработной плате служащих не выше рабочих, Педант-коммунист требует ввести партийный максимум зарплаты. Причем, ему невдомек, что большинство советских служащих имеет зарплату ниже зарплаты квалифицированных рабочих. Сболтнул другой классик о том, что при коммунизме кухарки будут управлять государством. Педант-коммунист носится с этой идеей по партийным инстанциям, хотя от кухарок в старом смысле не осталось и следа. Сболтнул какой-то классик о том, что рабочие будут сами управлять заводами. Педант-коммунист ратует за заводское самоуправление, хотя рабочих теперь силой не заставишь пойти на эту глупость. Одним словом, выморочный коммунист считает, что коммунизм в Советском Союзе строится неправильно, что не выполняются указания классиков марксизма. Вот если бы Ленин был жив, все было бы иначе. Большая часть выморочных коммунистов остается на уровне чудаков, которых терпят в коллективах и даже порою поощряют. Но отдельные экземпляры заходят настолько далеко, что становятся бичом в своих коллективах и для учреждений, которые они атакуют с параноической настойчивостью. С ними обычно расправляются самым беспощадным образом, сажая их в сумасшедшие дома или высылая в отдаленные районы. В их защиту никто не вступается: вот еще забота — коммунистов защищать! Туда им и дорога!

Один из таких коммунистов уже давно раздражал органы власти Партграда. Его исключили из партии и уволили с работы. Но в психиатрическую больницу сажать не торопились, считая его полоумным. Это было явно ошибочно: он на все сто процентов был сумасшедшим. Воспользовавшись оплошностью КГБ, настоящий коммунист сбежал в Москву с намерением сообщить западным журналистам, что коммунизм в Партградской области строится неправильно, и попросить руководителей западных стран повлиять на советское руководство, чтобы оно исправило советский коммунизм и восстановило его, подлинного коммуниста, в партии.

Более опасным врагом советского строя в области оказался слесарь-водопроводчик, называвший себя потомственным пролетарием. Он занимался установкой и ремонтом заграничного оборудования ванн и туалетов в квартирах партградского начальства. Он ухитрился записать на кассету звуки, издаваемые руководителями области в туалете. Сотни копий записей распространились в городе и имели успех, особенно — «анальные речи» Маоцзедуньки и самого Сусликова. Причем, слушатели безошибочно идентифицировали звуки. В руководстве области началась паника. Одна Маоцзедунька отнеслась к истории спокойно. — Пусть приходят ко мне после обеда, — говорила она, похлопывая себя по необъятному заду, — я им такую музыку выдам, что ихние Бетховены и Пикассы сразу заткнутся.

Маоцзедуньке сказали, что Пикассо — художник, а не музыкант. Она на это невозмутимо ответила, что ей и на художников тоже на…ть. Сусликов же усмотрел в событии угрозу своей карьере. Начальник областного управления КГБ Горбань заявил, что если бы туалетные звуки высших руководителей предали широкой гласности, то советская власть не продержалась бы и года. Между прочим, западным советологам, ищущим самые уязвимые места в советской социальной системе, не мешало бы принять во внимание мнение начальника Партградского Управления КГБ.