Раиса Орлова - Мы жили в Москве

Впрочем, об их твердокаменных догматиках-сектантах мы еще раньше немало узнали. Отто Готше, старый коммунист, просидевший десять лет в гитлеровском лагере, бездарный писатель, литературный советник Ульбрихта, приехав в Москву на заседание ИМЛИ, сердито жаловался: "Мои книги у вас не читают, не популяризуют, а неофашисты Ремарк и Бёлль стали у вас бестселлерами. Где же ваше идеологическое воспитание?"

Над Готше смеялись даже его товарищи, но при этом жалели: "много страдал, лично очень честный человек" и побаивались: "фанатик, родного отца не пощадит"...

Из дневника Р.

29 февраля. ...Пьем кофе в клубе с редактором журнала "Зинн унд форм" Гирнусом. Он семь лет при Гитлере провел в тюрьме, два года в камере смертников. Там перечитывал собрание сочинений Гёте, несколько тысяч строк выучил наизусть. Гладкий, самоуверенный, спрашивает, но ответов не слушает. Сейчас недоволен реабилитацией Кафки, зло говорит об Эрнсте Фишере: "А ведь это Фишер, сегодняшний "либерал", написал пьесу о предателе Тито..."

Гирнус учился в Сорбонне. Хочет в своем журнале публиковать только серьезные статьи. Доверительно об их трудностях: "В Западном Берлине живут рабочие, те же немцы, в том же городе, после той же войны, а живут гораздо лучше, чем наши. Мне говорил там тридцатилетний шофер: "Может быть, у вас потом когда-нибудь тоже станет лучше, ко ведь у меня только одна жизнь". Как такого убедить?"

Заговорили о Хемингуэе. "Я высоко ценю роман "По ком звонит колокол". И расправа с фалангистами написана прекрасно. Месть бывает и историческим возмездием. Если бы немецким антифашистам позволили в сорок пятом году расправиться с гитлеровцами, история Германии пошла бы по-другому. Чтобы расправились сами немцы, а не американцы с англичанами, не французы и - вы уж извините -не русские. У нас не было национальной революции. Все перемены принесли ваши штыки".

Л. Еще до поездки в ГДР я начал писать книгу о Брехте для издательства "Молодая гвардия". В Берлине мы посмотрели все брехтовские спектакли, я ходил и на репетиции: начали готовить "Кориолана"; днем каждый свободный час работал в архиве. Елена Вайгель разрешила мне читать все и делать любые выписки с одним условием: публикуй, но чтоб никаких ссылок на архив.

Расспрашиваем о Брехте Елену Вайгель, его друзей, подруг и сотрудников.

Пожалуй, больше всех помог Эрвин Штриттматер. Помог и понять и представить себе Брехта - художника и человека.

Впервые я услышал о Штриттматере на следующий день после того, как вернулся из тюрьмы. Один из друзей принес его роман "Тинко" для внутренней рецензии. Это был мой первый заработок на воле.

Потом я читал все, что публиковал Штриттматер, переводил его роман "Чудодей", пьесу "Невеста голландца", написал о нем статью. Она была напечатана и по-немецки, понравилась ему, и мы стали переписываться. А когда он в 1961 году приехал в Москву, мы сразу же подружились.

Из дневника Л.

...Большелобый, с пронзительно синими лукавыми и грустно-веселыми глазами. Рыжая щеточка коротких усов, застенчиво-добрая улыбка. Чуть сутуловатый, плечистый, уверенные изящные движения сильного тела, - сразу видно, что много работал руками. Отличный, остроумный рассказчик.

Познакомились мы и с его красивой, умной женой Евой, которая позже стала очень популярной поэтессой.

У Эрвина в Веймаре - встреча с читателями, и он захватил нас из Берлина.

Р. говорила, что мы ехали не втроем, а вчетвером: с нами ехал и Брехт. Эрвин рассказывал, показывал, пел, подражая Брехту, а я расспрашивал и не уставал слушать.

Эрвин привез нас в гостиницу "Слон", о которой мы читали у Томаса Манна, - в ней останавливалась Лотта.

По комнатам дома Гёте мы проходили, как по страницам давно знакомых книг. Сколько раз мы в лекциях и беседах приводили слова Фауста: "В начале было Дело". Здесь они звучали по-новому. Мы были в доме гения, чье слово и вся жизнь были Делом, в доме великого сына того народа, который издревле, почти религиозно чтит труд. Это почитание во всем - и в общественном бытии, и в частном быту, в книгах, песнях и в сословной гордости потомственных ремесленников, крестьян, рабочих. С детства впитывается уважение к любой работе и презрение к безделью, недобросовестности. С этим сталкиваешься, едва ступишь на немецкую землю, и тогда по-новому понимаешь и чувствуешь мысль и поэзию Гёте - "В начале было Дело".

Вечером в "Клубе интеллигенции" - обсуждение романа Щтритгматера "Оле Бинкоп". Докладчиком был профессор Хольцхауэр, директор Веймарского комплекса мемориалов немецкой классики, старый коммунист, в прошлом крупный функционер ЦК СЕПГ.

Он прямолинейно-наивен, едва ли не с гордостью сказал: "Мне Брехт прямо в глаза говорил: "Вы записной дурак". А я тогда был председатель Идеологической комиссии ЦК. Никто, кроме Брехта, не мог позволить себе такой дерзости. Но он хитрюга, знал, как мы его ценили".

В речи, которой он открывал вечер, было много стандартных фраз о партийности, народности, соцреализме, но он азартно защищал роман - книгу о деревенском чудаке, создателе одного из первых сельскохозяйственных кооперативов, которого партийные чиновники затравили, довели до смерти. Вокруг романа бушуют страсти по всей ГДР. Многие осуждают книгу и автора за пессимизм и даже за "клевету".

После доклада Эрвин прочитал несколько страниц из романа, а потом ему задавали вопросы. Кто-то спросил:

- Почему твой герой умирает? Эрвин:

- По-вашему, умирать - это нетипично?

...В последующие годы мы несколько раз встречались, подолгу бывали вместе с Евой и Эрвином в Москве, в Тбилиси, в Сухуми, в Ялте. Мы рассказывали им тогда обо всем, чем мы тогда жили, что писали. Случалось, и спорили, но не ссорились.

В 70-е годы наша судьба уводила нас все дальше от них. Однако доброе прошлое нашей дружбы для нас не прошло и никогда не пройдет...

* * *

5 марта. Встречались в Лейпциге с Генрихом Бёллем.

В Берлине мы пытались продолжать то посредничество, которое как-то само собой возникло в Москве, когда нашим гостям с Запада я рассказывал о литературной жизни ГДР, а гедеэровским друзьям и приятелям говорил о Бёлле, Рихтере, Шаллюке и доказывал, что все они принадлежат к одной немецкой литературе. Нередко приходилось встречаться с предвзятостью с обеих сторон.

Вине рассказал нам, что ведутся переговоры о встрече с представителями "Группы 47", с руководителем группы Гансом Вернером Рихтером, который живет в Западном Берлине. "Но приходится быть очень осторожными, потому что и Рихтер, и его младший приятель Клаус Реллер - несомненно агенты, служат западным политическим силам, скорее всего, Вилли Брандту. Брандт умен, образован, был в Сопротивлении, но он - наш противник. И с ним нужно считаться. Рихтер и Реллер предлагают совместное выступление по радио. Это окончательно решат у нас наверху".