Раиса Орлова - Мы жили в Москве

Многие люди, приходившие в тот день, видели друг друга впервые, по углам возникали группы собеседников.

Р. сновала между кухней и комнатами. Никакой общей трапезы не получалось, кто-то бегал в гастроном, благо он был в том же доме, за хлебом, за сосисками. Одного кормили на кухне, другого - в одной из комнат на краешке стола.

Немногие удостаивались чести - зайти в детскую, где тетя Паня укладывала полугодовалого внука Лёньку. Тетя Паня - колхозница из дальнего Подмосковья - по нескольку месяцев жила у нас в городе, отдыхая от пьющих зятьев и непосильной работы. Она возникала внезапно, несколько месяцев спустя так же внезапно исчезала. Курносого смешливого Леньку, которого называла "хомяком", она очень любила, постоянно возилась с ним, страшно баловала; и одновременно успевала много сделать по дому. Когда Р. говорила к вечеру: "Надо отдохнуть, тетя Панечка, хватит уже", - она только отмахивалась: "От чего отдыхать? Разве это работа? Отъедаюсь я тут и отсыпаюсь".

Для нас этот необычный день должен был оставаться обычным рабочим днем. Об этом напоминал телефон. Р. звонил редактор издательства "Молодая гвардия", она писала предисловие к роману Харпер Ли "Убить пересмешника".

Л. иногда удавалось посидеть у письменного стола, где громоздились книги и тетради. Ему предстоял очередной доклад по главе плановой работы "Гёте и театр" в Институте истории искусств.

Писать дома нам бывало трудно и в более спокойные дни. И мы уезжали в дома творчества в Переделкино, в Ялту, в Малеевку, в Дубулты, в Голицыне, подальше от суеты, от телефона, от гостей.

...Впрочем, примерно так же мы живем и сейчас. И эти страницы мы писали в 1984 году в Бильштайне, в гостинице крохотного поселка, вблизи деревни Лангенбрух, где дом Генриха Бёлля. Сюда мы удрали из Кельна.

Видимо, так уж до конца жизни останется неразрешимым это противоречие, недостижимым равновесие между суматошной, прилюдной жизнью, без которой мы не можем обойтись, потому что не можем обойтись без общения с друзьями, приятелями, коллегами, - и тем уединением, тем затишьем, без которого нельзя ничего написать.

* * *

В тот майский день в нашем старом жилище на мгновение встретились, скрестились или надолго сплелись нити разных судеб.

Иосиф Бродский был в сентябре 1965 года досрочно освобожден, в 1972 году ему пришлось уехать за границу.

Константин Азадовский был арестован осенью 1980 года, провел два года в Магадане. В 1984 году вернулся в Ленинград, к работе филолога.

Александр Бабенышев в марте 1981 года приехал в Горький и забрался через окно к сосланному Андрею Сахарову. В мае 81 года он выпустил в Москве рукописный самиздатский сборник к 60-летию А. Д. Сахарова - научные работы, эссе, воспоминания. После этого ему пришлось эмигрировать. Сейчас мы встречаемся то в Кельне, то в Бостоне, то в Мюнхене.

С Натальей Столяровой мы гуляли в 81 году по Парижу. В 1984 году она умерла в Москве.

Любимовский театр на Таганке стал одним из очагов духовной жизни Москвы. Мы не пропустили там ни одной постановки. Л. бывал на репетициях, когда ставили брехтовского "Галилея" в его переводе и на закрытых просмотрах инсценировки повести Бориса Можаева "Приключения Федора Кузькина", которая так и не стала спектаклем "Живой", снова и снова запрещалась (до 1989 года).

Мы приходили в этот театр как в дом добрых знакомых, друзей.

Эмиграция Любимова в 1984 году - так же, как отставка Твардовского (1970), - это не только несчастье одного художника и одного творческого содружества, но разрушение той живой почвы культуры, которая складывалась в годы оттепели.

И все же духовное наследство Твардовского живет не только в его книгах, но и в сознании, в душах бывших авторов и бывших читателей "Нового мира". Так и наследие Любимова - живет не только в опыте воспитанных им актеров и режиссеров и на сценах десятков театров Москвы и Ленинграда, и официальных, и "подвальных", живет и на сценах многих других городов, и в мироощущении зрителей.

Владимир Высоцкий, воистину народный поэт нашего времени, был актером Таганки и строптивым воспитанником Любимова.

* * *

Из нашего старого дома последней уезжала весной 1976 года дочь Светлана. Вечером в опустевшей квартире, где оставались столы и несколько скамеек, собрались наши друзья и друзья наших дочерей. Мы прощались с кровом, под которым прожило пять поколений нашей семьи.

В этой квартире праздновали дни рождения, свадьбы, защиты диссертаций, выход книг и ее обитатели, и многие друзья.

В прощальный вечер нам было грустно и торжественно. Однако то и дело вспоминались веселые происшествия, розыгрыши, старые шутки - смеялись и говорили: "А ведь и на поминках смеются".

* * *

В майский день 1964 года в нашем доме встретились самые разные надежды.

Мы все надеялись, что скоро освободят Бродского.

Молодые актеры надеялись на то, что их театр станет самым лучшим в Москве, в Союзе.

Наталья Долинина надеялась на успех своей пьесы и новых задуманных ею пьес и книг.

Р. собирала материалы для книги о Мартине Лютере Кинге. Л. написал первые главы книги о Брехте и продолжал работать над большой книгой о Гете. После февральской поездки 64-го года в ГДР мы надеялись, что поедем снова туда и дальше на Запад к Бёллю.

Некоторые надежды осуществлялись, и это рождало новые, все более беспочвенные надежды, укрепляло старые иллюзии.

В тот майский день у нас в доме впервые собирали передачу для ссыльного.

Тогда возник фонд, упоминаемый в записке Лидии Чуковской, который мы называли еще "наш Красный Крест". Одним из его создателей и постоянных, неутомимых деятелей была Сара Бабёнышева. Мы не можем назвать другие имена - тех, кто живет в России.

В 1966 году уже во многих домах собирали передачи для Синявского и Даниэля.

В 1974 году Александр Солженицын объявил о создании Общественного фонда, которому передал все гонорары от изданий "Архипелага ГУЛага"; и с тех пор действовали как распорядители К. Любарский, А. Гинзбург, С. Ходорович и другие.

В последующие годы в нашей новой квартире на Красноармейской улице одни приносили, другие уносили сумки, чемоданы, тюки для заключенных, их семей, для ссыльных.

В семидесятые годы становилось всё больше посылок от зарубежных друзей.

Когда в 1976 году "неизвестные злоумышленники" проломили голову Константину Богатыреву - другу Пастернака и Сахаровых, к нам приходили посылки с лекарствами от Генриха Бёлля и других немецких, австрийских, швейцарских писателей.

В 1979 году, в дни Международной книжной ярмарки, американские издатели притащили несколько больших мешков - витамины, лекарства, разнообразную одежду.

Все это потом распределяла Татьяна Великанова - она и Анатолий Марченко с самого начала были деятельными участниками Фонда помощи.