Георгий Осипов - Dracula A D 1972

ГЕОРГИЙ ОСИПОВ

DRACULA A.D.1972

You talk the books away.

Why don't you write one.

Вечерний двор был похож на шлюз, из которого ушла вся вода. Высокие, посаженные сразу после войны тополя не отбрасывали теней. Свет давали только узкие, готического вида оконца, задуманные пленными немцами, в плену построившими этот пятиэтажный дом, мрачный и длинный, с давно заколоченными сквозными подъездами. Луна в прямоугольнике, точно темно-синим бархатом обшитого неба больше напоминала своей окружностью люк в подземелье, или обложку альбома "E pluribus funk", нежели небесное тело. На агитплощадке виднелись скамейки, железный стол для кинопроектора в десяти шагах от белой стены трансформаторной будки, где лемуры прежних лет развешивали гирлянды подбитых воробьев, а случалось и кошку. Рогатка и ловля помойных крыс были украшением охотничьих сезонов. Там же торчал вкопанный прямо в землю лекторский пюпитр. С улиц, что тянутся по ту сторону дома ветер доносил временами запах осенних костров из мертвой листвы - липовой и тополиной.

На крохотном столике чуть поодаль от агитплощадки, за которым никто не играл ни в карты, ни в домино, сидели два восьмиклассника; третий - по фамилии Кунц стоял одной ногой на лавочке и прикуривал, освещая быстро гаснущими спичками свои бакенбарды. Он был старше их на год и уже поступил в бакланство, потому, что не захотел идти в девятый класс. Баки, да еще кепка из отдела головных уборов, делали его похожим на сыщика Томина из телесериала "Следствие ведут знатоки". Длинные волосы в этом дворе по-настоящему никто никогда не носил. Точно смолоду опасались прослыть не теми, кем им хотелось бы. Одни вокально-инструментальные ансамбли, посещающие Мотор-сити с гастролями, настойчиво давали понять, что "все относительно, а значит все дозволено", когда отлабав концерт с залитованным репертуаром, и с зачесанными за уши патлами, появлялись из служебного входа в джинсовых плащах и очках "капля", как у Элвиса, которому электрический свет причинял боль.

"Прокатилась дурная слава, что похабник я... и вафлист", - последнее модное слово Азизян произносил скорбно, как Евтушенко произносит "насилует лабазник мать мою" в своей поэме "Бабий Яр". Только вряд ли композитор-солидол типа Шостаковича пожелает написать музыку для мелодекламации Азизяна. Лемуры этого двора, стар и млад, болезненно опасались дурной славы. Боялись показаться гомоэротами, или прослыть тунеядцами. И это, как и все, чем бывают нарочито увлечены несовершеннолетние, выглядело подозрительно.

Единственная собака - доберман начальника Белозерова, купленная следом за издохшим от чумки и закопанным прямо под балконом Мальчиком не бегала в этот час по двору. Было "слишком поздно", или "слишком рано", как рассуждает циничная и властная, но не надо всем на свете, антигероиня актрисы детективной истории "Круг". В комнате, где она это делает вслух, на стене висят семь жокейских хлыстов, на столе стоит графин с крысиным ядом, а в темном ящике комода тоже стоит - он всегда стоит, малютка Микки-Маус с большим бриллиантом в полом животе. Дама (она немного похожа на Джоан Кроуфорд) получила бриллиант от Масюлиса (который тоже иногда напоминает Азизяна) в обмен на краденый морфий. И когда ящик будет выдвинут, Микки Маус не зажмурит своих мышиных глаз. Смотреть не моргая могут одни орлы и куклы.

Ряд гаражей, что высились над землей приблизительно на одинаковом уровне, но обладали различной глубины подземельями, также был полностью погружен в сумрак. Никто не ездил. Никто не колупался внутри. Было "слишком поздно", или "слишком рано". Даже скрюченные, необновляемые ворота, были полусдвинуты, точно ноги восьмиклассницы, присевшей, чтобы съесть, покуда не растаял, свой пломбир, напротив вечного огня. Через эти ворота, случается въезжают сигналя нечастые свадьбы, и выруливают по пути к Первомайскому кладбищу менее редкие катафалки. И если в кабаках играют для живых, то известный жмуровик Гиря напутствует новоорлеанским джазом покойников. На деньги скорбящих родственников.

В летнем кинотеатре завязали показывать фильмы. Последним прошел "Сезон любви". Уже нафталин. Когда-то тема оттуда была номер один; японский поп "Каникулы любви", "Золотой ключик" в исполнении Миансаровой приятно разнообразил меню пляжных транзисторов. С этой недели висит уже только одна афиша - та, где "сегодня", а на месте той, где "скоро" зияет квадрат кирпичной стены. Железные двери входа и выходов теперь будут задраены до весны; до самого апрельского колдовства, открывающего двери летних кинотеатров, пока жива Империя, и не проржавел от тлетворного дыхания Запада Железный Занавес. А до той поры - смотрите по телевизору "Тайну железной двери", за которой хранятся волшебные спички. На каменном заборе, попасть за который стоит двадцать копеек больше не сидят экономные лемуры, любители посмотреть кино бесплатно.

В это хмурое время лемуры, вероятно, экономят на чем-то ином. Кроме, конечно, сигарет и "муляки". Возможно, записывают себе музыку не с "пластов", не с "первой иглы", а может даже и не с бобин, а просто с телика. Оттуда можно перебросить, допустим, Сопотский фестиваль, или конкурс "Золотой Орфей", "Арт-лото", или Песню-74. Но поворот головы и тревожный взгляд Геннадия Белова на дирижера Силантьева, при исполнении "Дроздов" - не запишешь. Его можно только запомнить. Чтобы вспоминать потом все реже и реже, но уже до гробовой доски.

Пишут с радиоточки "Музыкальный глобус", "На всех широтах". У кого есть "VEF" или "Океан" - тот катает с "Голоса" передачи Юрия Осмоловского и Маши Сухановой. На школьную пленку. Потому что она в два раза дешевле нормальной. Наиболее наивные жмакают микрофон-мыльницу в первых рядах кинозалов, где привычно воняют носками, скинув коры и вытянув ноги бухарики. А с экрана льется голос Ободзы, поющий "Стервятника" в "Золоте Маккены". Пишут и другое; почти все, в чем есть "Ионика" и ритм можно слушать больше одного раза. Бесплатно не записывают только похоронные оркестры да смотры самодеятельности. Лемуры - очень экономные люди. Любая поверхность, способная отражать звук, буквально промаслена поп-музыкой.

Азизян вымутил за порнографию (редкий случай, когда агент 220 что-то получил, а не пожертвовал за порно) у Миши-Казачка "Nazareth" без конверта видимо нокаут был так глубок, что пальцы жертвы не удалось разжать, и конверт пришлось оставить - Мишины мальчики, как обычно, хотели только "посмотреть состояние". Шульц забормотал: "Надо перебросить." Азизян потребовал две бутылки "Надднiпрянського", Шульц согласился, он был туповат и не разглядел коварства. Последняя вещь - монотонная и нудная заела и писалась почти двадцать минут. Шульц понял это только в следующую субботу. Пьеса имела название "Please don't judas me!" Азизян не без содействия Акцента, перевел это, как "Пожалуйста, не делай из меня жида!" Шульц поверил, ему, как выражается Нападающий, "мерзко стало", и стер оскорбительный шепот, и без того несмолкающий за левым плечом каждого jude в нерповой фуражке.