Аркадий Аверченко - Том 5. Чудеса в решете

— Слушаюсь! Будет. А вот и наш Леон Дрей. По гудку узнаю его автомобиль.

В кабинет вошёл, молодцевато подёргивая обтянутым в коричневый френч плечами, Лев Давидыч Троцкий. На крепких бритых щеках остался ещё налёт тающего инея, жёлтые щегольские гетры до колен весело поскрипывал при каждом шаге.

— Драгоценная Мария Фёдоровна! Ручку. Здорово, панове! А я, простите, задержался — на пожаре был.

— Где пожар? — На Глазовой. Эти канальи от холода готовы даже дома жечь, чтобы согреться. Я двух всё-таки приказал арестовать — типичные поджигатели.

— Ну, не будем терять золотого времени, — хлопотливо пробормотал Луначарский, посматривая на золотые часы.

— Кстати, Лёвушка, об аресте… Помнишь, я тебя просил за того старика профессора, что сдуру голодный бунт на Петроградской стороне устроил? Выпустили вы его?

— Ах, да! К сожалению, поздно ты за него попросил. Звоню я в чрезвычайку на другой день, а его только что израсходовали. Ещё тёпленький.

— А, чёрт бы нас разодрал! И куда вы так вечно спешите. Ведь совершенно безобидный старик. Три дочери от голодного тифа скапустились. Он и того… Кому сдавать? Вам, Алексей Максимыч. Так-с. Я не покупаю. Ну, зайдём с валетика, что ли. А это как вам понравится? А это? Хе-хе… Все пять — мои; пишите ремизы.

Вошла горничная. — Домна спрашивает — телятину подогреть?

— Наоборот, — поднял голову от карт Алексей Масимыч. — Красное вино подогрей, а телятина пусть холодная. С огурчиком.

— Господа, пожалуйте закусить. Вам телятинки сначала, рыбки или макарон? Рюмочку лимонной! Сам настаивал, хе-хе.

Так они и живут, эти приятели, так дорого обошедшиеся России.

…Получив соответствующее разрешение, компания американских миллионеров-предпринимателей выпустила на купленный за чертой города участок земли целую тучу архитекторов, инженеров и, главное — специалистов по всем отраслям предполагаемаго предприятия — самым мельчайшим.

Весь участок был обнесён высочайшим забором и только на южной стороне ограды были проделаны монументальные ворота с огромной вывеской, на которой горела и сверкала всеми цветами радуги огненная надпись:

— «Город Чудес».

А ниже:

— «День пребывания в Городе Чудес и осмотра его стоит 5 миллионов руб. Спешите! Лучшая аттракция мира! Важно для русской „взыскующей града“ души!!»

Беспрерывная адская работа кипела 3 месяца.

Наконец, последняя гайка была привинчена, последний гвоздик вбит куда следует, — и предприятие было объявлено открытым для широкой публики.

Беря у входной кассы билеты и платя за них жирную пачку керенок в пятьдесят тысяч, Иван Николаевич Трошкин говорил своему другу Филимону Петровичу Грымзину:

— То есть, знаешь, — если бы не так дорого драли — ни за что бы не пошёл!

— Ещё бы, — рассудительно поддакивал Грымзин, — этакия деньжища не жалко и заплатить.

— Чего это они нам покажут?

— Говорят тебе — Город Чудес. Значит, чудеса будут — ясно!

— Пожалуйста сначала в контору, ваше сиятельство, — сказал швейцар, снимая фуражку и изгибаясь в три погибели.

— Слышь ты, — толкнул локтем приятеля Грымзин. — Чудеса, брат, уже начались. «Сиятельством» назвал.

В конторе щеголевато одетый клерк почтительно вручил им какую-то проштемпелеванную бумажку и указал на кассовое окошечко:

— Там получите деньги на расходы.

И когда кассир пододвинул им столбик золотых монет, рублей на двести, на столько же романовских и целую кучу серебряных рублей и мелочи — оба друга только промычали что то и, боясь громко ступать по выхолощенному паркету, направились к выходу.

Вдруг Трошкин застыл перед огромным, висящим на стене отрывным календарём и, не могши вымолвить слова, только головой дернул:

— Смотри!

— На календаре было: «1908 год. 18 августа».

— Виноват, робко обратился к клерку Трошкин. — Какое у нас сегодня число?

— 18 Августа.

— А… год?

— Неужели не знаете? 1908-й. Тут же написано.

— Ну ну, — покрутили головой друзья.

Вышли. Ошарашенные, зашагали по городу.

По улице — мчался мальчишка, оглашая воздух неистовыми воплями:

— Ин-те-рресные газеты: «Новое время» [10] ежедневная петербургская политическая и литературная газета (1868–1917). С 1876 г. издателем был А. С. Суворин, определивший патриотическую направленность газеты , «Русское Слово» [11] литературная и политическая газета либерального направления. Выходила в Москве с 1894 по 1917 г. С 1897 г. издатель И. Д. Сытин. , «Речь» [12] политическая и литературная газета (1906–1917). Печатный орган кадетов !! «Биржёвка» [13] «Биржевые ведомости» (1886–1917) — петербургская газета по вопросам политики, литературы и искусства. Основана С. М. Проппером, биржевым маклером !!

— Постой, постой! За какое число «Новое Время»?

— Ясно — за сегодняшнее.

— Сколько тебе?

— Две за «Биржёвку», пятак за «Новое Время»!

— Ф-фу!! Зайдём-ка в кафе, почитаем. Барышня! Два кофе по-варшавски, полдесятка пирожных. Ну ка, что они там пишут?.. Гм!.. Статья Меньшикова [14] Меньшиков Михаил Осипович (1859–1918) — русский публицист, постоянный сотрудник либеральной газеты «Неделя», консервативного «Нового Времени». Выступал против деятельности Государственной думы, инородцев :

«Сколько раз мы уже твердили о том, что Финляндия готова предать Россию в первый же удобный момент. Еврейская левая пресса, которая спит и видит — поднять в Россию революцию»…

— А посмотри хронику.

— Изволь. «Его Величеству Государю Императору имели высокую честь представляться представители тамбовского дворянства. Выслушав речь предводителя дворянства, Его Величество соизволил ответить: „Рад слышать, что тамбовские дворянские традиции остались неизменны“». — «Увольняется в полугодовой отпуск д.с.с. Криворучко» — «Орденом Станислава 3-й ст. Награждается старший советник градоначаль…»

— Буренинский фельетон есть?

— Всё на своём месте.

— Кого ругает-то?

— Валерия Брюсова.

— А, брат Ваня? Каково! Времена-то какия!..

— Барышня, получите. Сколько? 75 копеечек? Дороговато. Хи-хи!

Вышли. На улице их внимание привлекла масса зелёных и розовых билетиков, наклеенных на парадных дверях.

— Чего это, Ваня?

— Квартиры все сдаются. Время осеннее скоро — сам понимаешь!.. А это что за вывеска… Во, брат! «Доминик». Зайдём… А? — У буфета по рюмочке… А? С пирожком, а?

У буфетного прилавка толпилось много делового народа.

— Я, — говорил один другому, — могу продать вам вагон сахару по четыре с полтиной за пуд.

— Ваня… Что-же это?

— Статисты, нешто не понимаешь. Для нас все эти разговоры. Для нас поставлены. Да-с — не зря деньги содрали. Буфетчик! Пирожки-то свежие?