Лев Овалов - Двадцатые годы

- Садись.

- А то лучше пошли бы ко мне? - опять предложила Даша.

- Садись, - настойчиво повторил Слава. - Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

Даша в нерешительности стояла среди комнаты.

- Это правда? - строго спросил он.

- Что - правда?

- Что собираешься венчаться в церкви?

- Правда.

- И ты так спокойно об этом говоришь?

Даша поняла, разговор будет долгий, спустила с головы платок, расстегнула плисовый жакет, взяла стул и села перед Ознобишиным, как на допросе.

- Давайте, Вячеслав Николаевич, поговорим. Я на комсомольскую работу не рвалась, помните, предупреждала: а если выйду замуж?

- А я сказал, что замужество работе не помешает, - подтвердил Слава. Повторю и сейчас, выходи себе на здоровье, - помешает, если обвенчаешься в церкви.

- А без церкви - замужество не замужество.

- Кстати, а что за парень, за которого ты выходишь?

- Наш, местный, дросковский, ничем из других не выделяется.

- А кто тебе дороже - парень или комсомол?

В общем-то это был спекулятивный вопрос, хотя до Славы не доходил низкий смысл такого вопроса, в те годы подобные вопросы задавались сплошь да рядом, и Ознобишин действовал в духе своего времени, зато Даша вознеслась на почти недоступную для того времени высоту, она отказалась ответить на вопрос Ознобишина.

- А я вам не отвечу, Вячеслав Николаевич, не путайте божий дар с яичницей.

Слава задумался - кто же ей божий дар и кто яичница.

- А ты не можешь не идти замуж?

- Не могу, - просто сказала Даша. - Я люблю его, хоть он и самый обыкновенный, но я хочу детей и именно от него, хотя вы меня, может, и не поймете.

Тогда Слава начал действовать с другого конца:

- Ты-то сама в бога веришь?

Даша со смешком качнула головой.

- Нет.

- А парень твой верит?

- А я его не спрашивала, - медленно произнесла Даша. - Думаю, тоже не верит.

- Так на что же вам церковь? - Он помешал Даше ответить и принялся рассуждать. - Религия - средство, с помощью которого богатые держали народ в темноте, попы и в эту войну помогали богачам и белогвардейцам, каждый церковный обряд укрепляет религию, и ты, комсомолка, передовая девушка, подаешь такой пример молодежи? Нет, такого удара ты нам не нанесешь!

Даша слушала, но сосредоточилась она явно не на обращенных к ней словах, а на своих мыслях, на каких-то собственных ощущениях.

- Что ж ты молчишь? - спросил Слава, озадаченный тем, что Даша не пытается возражать. - Своим поступком ты оскорбишь память своего отца, он был коммунистом и, значит, атеистом, погиб за дело коммунизма, и вот представь себе, что твоего отца, убитого кулаками, понесли хоронить в церковь? Ты бы это допустила? А сама идешь...

Даша зябко повела плечами, поправила платок, обеими руками притронулась к волосам, будто проверила - не растрепались ли.

- Что ж ты молчишь?

- Я же вижу, - скорее себе, чем Ознобишину, ответила Даша, - не хотите вы меня понять...

Славу не столько рассердил, сколько обидел ее ответ: он хотел, очень хотел понять Дашу и... не мог.

- Мы исключим тебя из комсомола, - сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее. - Война только кончилась, и Деникин шел против нас, держа в одной руке револьвер, а в другой крест. Кулаков, убивших твоего отца, благословил на убийство поп, а теперь ты пойдешь под благословение попа?

Славе казалось, что говорит он очень правильно и убедительно, но только он сам и слушал себя. Даша молчала, сказать Даше, по существу, нечего, и в его голосе нарастала все большая и большая неумолимость.

А Даша поднялась, привернула в лампе фитиль, на стекло оседала копоть, но уже не села на стул, а прислонилась к стене, и Слава впервые заметил, насколько она рослее, крупнее и старше его самого.

"И ведь верно, года на три старше меня, - подумал Слава. - Уже взрослая..."

- Послушайте и вы меня, - неторопливо, ничуть не смущаясь, сказала Даша. - Конечно, вы можете отнять у меня комсомольский билет, но в комсомоле-то я останусь? Я ведь пришла в комсомол не затем, чтобы стать секретарем волкомола, я в комсомол вступила, чтобы вместе со своим батей бороться... Я против богачей, но я тоже хочу хорошей жизни, хочу быть сытой и хочу, чтобы дети мои тоже были сытыми. Я нашла себе парня, я нашла, а не он меня, потому что первого попавшегося парня я бы до себя и не допустила, он совсем простой и даже вторую ступень не кончил, обыкновенный мужик, но он будет мне верным мужем и не побоится никакой работы. Даже не знаю, станет ли он коммунистом. Не машите, не машите руками...

А Слава и не махал... Или не заметил, как махал?

- Отберете билет? - продолжала Даша. - Ваша воля. Только я его получу обратно, потому что я тоже за Ленина. Я ведь в сторону не ухожу и буду бороться за нашу власть. - Она еще прикрутила фитиль, лампа опять начала коптить, должно быть, в ней было мало керосина. - А теперь послушайте насчет церкви. Я хочу, чтоб меня уважали на селе, потому что трудно бороться, не пользуясь уважением людей. А если я стану жить с мужем невенчанная, бабы начнут называть меня гулящей, в деревне не привыкли, чтоб мужик с бабой сходились просто так, без обряда. Вот потому-то и я... Моя бабка венчалась, мать венчалась, и я обвенчаюсь в церкви. Не потому, что верю, а чтоб люди видели, что я не для баловства иду замуж, а всерьез. Может, через двадцать лет я сама не пущу свою дочь в церковь, да она и не пойдет за ненадобностью, а сейчас это надо, потому что если какая-нибудь баба не окрестит сейчас ребенка в церкви, вся деревня будет дразнить его выблядком...

Грубое слово, оно не прозвучало в ее устах грубо, оно лишь выражало тревогу за себя, за будущих своих детей, за уважение людей, которое она не хотела терять.

Слава был не согласен с ней, и все-таки в чем-то она была права.

- Но ведь мы же должны, пойми ты это, должны строить новое общество, с отчаянием выкрикнул он.

- Должны-то должны, только я не знаю, какое оно еще будет, это новое общество, - сказала Даша. - Вот намедни была я в городе, зашла в женотдел, дали мне там штук десять книжонок - какая семья должна быть в коммунистическом обществе, велели раздать девчатам, а я прочла и ни одной не раздала - такой в ней стыд, разве что отдам ребятам на курево.

Обращенье к книжкам всегда укрепляло позиции Славы, он сразу ухватился за повод перевести спор на книжные рельсы.

- Что за книжка? - деловито осведомился он. - Раз дали, так не ошиблись, знали, что давать.

- Не запомнила названия, - сказала Даша. - Только там говорится, что семью надо разрушать, детей воспитывать в интернатах, а мужчинам и женщинам жить в свободной любви.

Слава так и не понял, о какой книжке толкует Даша, ему не верилось, что такая книжка существует, похоже, Даша чего-то напутала.

- А я с этим несогласная, - сказала Даша с внезапно прорвавшейся горячностью. - Я мужа менять не собираюсь и сама буду растить своих детей, хоть бы вы выгнали меня за это из комсомола.