Лев Овалов - Двадцатые годы

Мужикам отвечать не хочется, бабы не решаются.

Молчание становится напряженным.

- Известно, - сиплым дискантом произносит какой-то мужичок в задних рядах, чтобы не раздражать начальство.

Быстров картинно отступает на шаг назад.

- Так вам что - не нравятся декреты?

Заверить Быстрова в том, что нравятся, никто не спешит.

- А вот мы сейчас выявим, кого куда клонит, - угрожающе заявляет Быстров. - Голосую: кто против декретов Советской власти, прошу поднять руку!

Собрание успенских земледельцев проявляет редкое единодушие.

- Значит, никого? - Быстров оборачивается к Филиппу Макаровичу. Товарищ Устинов, запротоколируйте: никого! - Быстров слегка вздыхает, вырвав у мужиков эту победу. - Своим голосованием вы сами приговорили, что все женщины получат землю на равных основаниях с мужчинами. - Он поглядывает на мужиков, как петух на свое куриное стадо. - Товарищ Сафонова! - зовет он. Прошу... Прошу сюда!

Матрена конфузится, поправляет платок.

Бабы подталкивают ее:

- Иди, иди! Чего уж там... Кличут же!

Матрена выбирается к столу. Дергает платок за концы, затягивает потуже узел. Щеки ее разрумянились, спроси кто сейчас, рада ли, что добилась своего, она тут же откажется от земли.

Но Быстров ни о чем не спрашивает.

- Поздравляю, - строго говорит он, протягивает руку.

Матрена подает ему кончики пальцев, и они обмениваются рукопожатием.

- Падла, - негромко говорит кто-то сзади.

- Чего? - переспрашивает Быстров и разъясняет: - Чтоб по этому вопросу никаких больше недоразумений. Сколько Устинову, столько и Сафоновой и всем... Понятно, товарищи женщины?

Чего уж понятнее!

- Извиняйте, гражданин председатель, возможно задать вопрос?

Отец Валерий опять по-ученически поднимает руку.

- А вы здесь зачем?

- Я, гражданин председатель, здесь не столько как священнослужитель, а на предмет земли...

- Какой еще там земли?! - вопит все тот же старик, у которого нос треугольником. - У церквы свой участок.

- Это какой участок? - интересуется Быстров.

Филипп Макарович наклоняется к уху Быстрова. Объясняет. Участок между церковью и почтой издавна закреплен за причтом.

- Это по какому такому закону? - спрашивает Быстров. - Не дарена, не куплена, а своя?

Отцу Валерию удивителен вопрос.

- Уж так повелось...

Быстров задумывается.

- А вам за требы чем платят - зерном?

- Чем придется. Случается, и зерном.

- А вот намедни хлеб на селе для городского пролетариата собирали, вы сколько, батюшка, дали?

Вон он куда гнет!

- С меня не требовали, потому как мой хлеб не взращенный, а трудовой.

- Это как понимать?

- Даденный за службу, а не с земля.

- Так, может, вам и не надо земли, прихожане и так отсыплют?

- Мне бы и не надо, прокормлюсь, за дочек беспокоюсь, за их будущее.

Мужики внимательно следят за переговорами: кто кого уговорит: Быстров упрям, отец Валерий настойчив.

- А вы верите в будущее?

- Извините, в какое?

- В наше, советское? На будущее надо поработать!

Отец Валерий косит глаза в сторону.

- Извините, не понял...

Отец Валерий вправду не понимает, куда клонит Быстров, он хоть и в подряснике, но мало чем отличается от успенских мужиков - такой же озадаченный вид, та же тревога за землю. Зато Быстров все самоувереннее и самоувереннее, сейчас он особенно строг.

- Например, в мировую революцию?

Отец Валерий смущенно молчит.

- Верите во всемирный коммунизм?.. Установим на Земле, потом на Луне, на Марсе...

Отец Валерий набирается мужества:

- Сие невозможно.

- В таком случае отобрать землю, - приказывает Быстров Устинову. Землю давать только тем, кто согласен на мировую революцию.

- Товарищ Быстров...

Отец Валерий сейчас заплачет.

- Вам с нами не по пути. А с дочками вашими особый разговор, я им укажу выход...

Не может отец Валерий сказать, что верит в коммунизм, да еще на Луне, покриви он душой, мужики все равно ему не поверят, все их уважение потеряешь.

Славушка жалеет батюшку, но ничего не поделаешь: рожденный ползать летать не может, сам Славушка не сомневается в возможности полета на Луну, помнит Уэллса. "Первые люди на Луне" он прочел года три назад, уверенность Быстрова лишь приближает неизбежное.

- Решим по справедливости, - говорит Быстров. - Землю делим по числу душ, а кому какую, определим по жребию. - Указывает на список и обращается к Устинову: - Все участки переписаны?

Филипп Макарович разводит руками - может ли быть иначе?

Земля, принадлежащая успенскому обществу, поделена на равные участки, они разнятся лишь качеством земли и отдаленностью от села.

Быстров рассматривает списки.

- Эк нашинковали! Чтоб коммуной, а то вон какая чересполосица...

Еще никто не догадывается, что придумал Быстров; он что-то соображает и обращается к Евгению Денисовичу:

- Тетрадка найдется?

Тот лезет в шкаф, подает тетрадку. Быстров поворачивается к мальчикам, оказывается, он вовсе о них не забыл, подзывает к себе.

- Режьте бумагу и пишите номера.

Потом заставляет Егорушкина перенумеровать по списку все участки.

- А теперь так: я называю домохозяина, ребята достают номер и участок, номер которого выпал, закрепляется за этим хозяином.

Филипп Макарович бледнеет, справедливее не может быть дележа, только нет надежды, что земля за Кривым Логом достанется ему...

Все идет как по маслу: Быстров называет фамилии, Колька и Славушка поочередно вытаскивают бумажки, и Егорушкин отмечает кому какой достался участок.

Кто ругается, кто смеется, кто плачет; кто-то в выигрыше, кто-то в проигрыше; но ничего не скажешь - что честно, то честно.

Жеребьевка тянется долго, участки должны соответствовать количеству душ в хозяйстве, иногда приходится тащить жребий и по второму и по третьему разу...

Мужики нервничают, устали от ожидания и зависти, не будь Быстрова, давно бы передрались. Довольны игрой мальчики, они преисполнены важности, в их руках судьба успенских мужиков. Быстров зорко наблюдает за порядком.

Справедливость - оружие слабых, за справедливость ратуют бедные и слабые, Мотька всех может перекричать, но до последней минуты не верит, что ей дадут землю на равных правах с Устиновым, но вот доходит очередь до нее, и ей дают не только на покойника-мужа, но и на двух сыновей, и даже на девку, на которую она уж никак не рассчитывала получить, и земля достается не так чтобы очень уж плохая, не хуже, чем другим, и недалеко от дома, и Быстров становится для нее олицетворением справедливости...

И для Устинова происходит чудо: Славушка опускает руку в шапку и вытаскивает сороковой номер, под этим номером значится земля за Кривым Логом, по второму разу номер вытаскивает Колька, и второй участок выпадает Устинову опять же за Кривым Логом; правильно говорится, богатому деньги черти куют, на такую удачу Филипп Макарович никак уж не мог надеяться.