Лев Овалов - Двадцатые годы

Подходя к роще, Быстров насторожился, Выжлецов стоял на опушке, вид у него был неуверенный, сконфуженный, один Выжлецов не мог быть опасен для Быстрова.

Легким шагом Быстров приблизился к невзрачному человечку.

- Ну, что там у тебя, показывай.

- Добрый день, Степан Кузьмич, - вежливо поздоровался Выжлецов. - Чуть подальше. Идемте.

Незащищенно повернулся к Быстрову спиной, пошел в глубь рощи.

И вдруг из-за поросли молодых дубков показались Василий Созонтович Жильцов, Фролов, Купавин...

Быстров тут же понял, что его ждет, повернись он и побеги, он мог от них уйти, вряд ли они рискнули бы стрелять, стрельба днем в роще вызвала бы в деревне переполох.

Но гордости Быстрову было не занимать стать, именно классовой, революционной гордости.

Не промедли он, спас бы себе жизнь!

Но он продолжал идти за Выжлецовым, навстречу корсунским богатеям, для которых был олицетворением той самой бедноты, что порушила все хозяйственные устои и грозила самому их существованию.

А через минуту на прогалину выбежали те самые кулацкие сынки, которых тот же Быстров беспощадно преследовал за дезертирство.

Выжлецов повернулся, махнул им рукой, и они скопом навалились на Быстрова.

Как псы, что вцепляются в затравленного медведя, повисли эти парни на Быстрове, схватили за руки, за ноги, теперь уж им никак нельзя было его упустить.

- Приторачивайте, приторачивайте его! - Выжлецов указал на ближний дуб. - Веревками. Покрепче!

Веревки у них были припасены, все было рассчитано заранее. Быстрова привязали к стволу.

Подошли отцы этих парней, молча встали напротив Быстрова.

- Ну а дальше что? - хрипло спросил Быстров, сглатывая слюну.

- А дальше мы тебя судить будем, собака! - крикнул Выжлецов. - Ты нас, а мы тебя!

Степан Кузьмич всегда был не трусливого десятка, а кулаков этих не боялся совсем.

- Это вы-то судьи? - насмешливо произнес он.

- А кто ж мы, по-твоему? - заносчиво спросил Выжлецов.

- Гниды вы, вот вы кто. Я с вами и говорить-то считаю ниже своего достоинства.

Один из парней кинулся к Быстрову.

- Толька, прочь! - осадил Выжлецов. - Ты у меня не самоуправничай, не давай воли рукам, пусть все идет по закону... - Он оборотился к Жильцову. Судить будем, Василий Созонтович, или как?

Тот промолчал, и Выжлецов опять обратился к Быстрову.

- Так слушай же, предаем мы тебя нашему мужицкому суду.

Он и впрямь затеял игру в суд.

- Василий Созонтыч, выскажись, что у тебя отнял Быстров?

- Двух коней реквизировал, это еще до Деникина, а опосля хлеб.

- Сколько? - спросил Выжлецов.

- Одиножды сто пудов из амбара, а двести пудов в риге откопал.

- А у тебя, Парфен Иваныч?

- А у меня овец на мясо забрал, в город отправил.

Выжлецов понуждал высказаться каждого, кто находился в роще, и у каждого нашлось, что поставить Быстрову в вину.

Выступил и Выжлецов, припомнил Степану Кузьмичу и ружья, и пулемет, отобранные в одну из туманных ночей в Козловке, и муку, вывезенную на станцию в счет гарнцевого сбора...

Все эти люди были обижены на Советскую власть, и за все обиды отвечать сегодня приходилось Быстрову.

Выжлецов высказался и развел руками.

- Что можете сказать в свое оправдание, гражданин Быстров?

- А только то, что жалею сейчас, - сказал Быстров, - что не арестовал тебя в ту ночь, когда отбирал оружие, тебя судить надо было, а я пожалел тебя, прохвост ты эдакий!

- На ваши оскорбления отвечать не нахожу нужным, - с достоинством ответил Выжлецов. - Мы здесь не какие-нибудь бандиты...

Выжлецов повернулся к соучастникам.

- Что ж, мужики, какое будет ваше постановление? - И сам ответил: - А постановление будет такое: за разорение крестьянства предать Быстрова Степана Кузьмича смертной казни через повешение. - Он посмотрел в глаза каждому из судей. - Как, мужики, возражениев нет? - И опять сам ответил: Нет. - Поманил рукой двух парней. - Толька и ты, Ваня, заберитесь вон на тот дуб, завяжите петлю и перекиньте через тот сук.

- Гражданин Быстров, последнее желание у вас будет?

- Будет, - сказал Быстров. - Дай напоследок закурить.

- Это мы можем, - согласился Выжлецов. - Подайте-ка мне кисет...

Ему подали кисет, он аккуратно свернул козью ножку, послюнил, насыпал махорки и поднес цигарку к губам Быстрова.

Но Быстров вдруг отрицательно мотнул головой.

- Нет, не хочу, - сказал он. - Не хочу табаку из твоих поганых рук...

Он бешеными глазами посмотрел на своего палача.

- Вешай! - закричал он. - Вешай, мать твою, все равно не уйти тебе от наших пролетарских рук!

- Мужики, мужики, сюда, - скомандовал Выжлецов и всех до одного заставил подойти и взяться за конец веревки - страховался на всякий случай. - Ну, Степан Кузьмич, извини...

Никто не знал, кто тянул веревку, получалось, тянули все.

Постояли с полчаса возле Быстрова.

- Теперь расходись, - приказал Выжлецов. - А кто проговорится вздернем на том же суку.

Ураган шел ровной иноходью, солнышко холодно сияло над головой, слепило белизной снежное поле, а рядом сидел убийца Быстрова, и Слава ничего не мог с ним сделать.

- Вы палач.

- Водиться с палачами - не торговать калачами, - загадочно отозвался Выжлецов. - Кому негодный, а кому годный, все люди живут по одному закону, и кому-то надо воздавать им по заслугам.

- Как же вы не боитесь? - спросил Слава. - Вернусь, сразу сообщу о вашем преступлении.

- А ничего у вас не получится, - уверенно сказал Выжлецов.

- Почему?

- Никто не поверит, а и поверит, так ничего не доказать. Лови ветер в поле, ничего я вам не говорил, мало ли что придумали вы по злобе. А впрочем, могу себя еще верней обезопасить.

- Это как же? - насмешливо спросил Слава.

- Да по тебе веревка тоже давно плачет, - зло сказал Выжлецов. Крысенок обязательно крысой вырастет, отправлю тебя туда же, куда учителя твоего отправили, и вся недолга.

Слава попытался придать своему лицу беспечное выражение, но в сердце у него затрепетал мерзкий холодный комок.

- В Малоархангельске знают, куда я поехал, будут искать, придется висеть еще кому-нибудь, кроме меня, - сказал он как можно равнодушнее. - Так что бросьте свои штучки.

- А ну, вылезай! - истерически взвизгнул Выжлецов. - Какие там штучки! Будешь до весны в сугробе валяться, покуда собаки не найдут!

- Иди к черту, - сказал Слава, чувствуя себя совершенно беспомощным.

- А ты вроде своего Быстрова, не из трусливых, - с уважением сказал Выжлецов. - Даю тебе еще полчаса жизни, проедем Черногрязку, тогда...

Но в деревне Выжлецов соскочил с ползунков.

- Так я ж шутю! - выкрикнул он с напускным весельем. - Езжай себе с богом, спасибо за компанию, мне отседова домой...

Слава дернул вожжами, Ураган перешел на рысь, оглядываться не хотелось, у Славы не было уверенности, что Выжлецов не выстрелит ему в спину.